Классная дама

— Что с ней случилось? — перебила я, потому что меня очень мало заботило, что среди княжон и графинек затесалась — кошмар какой! — вчерашняя крепостная. Побольше бы в ваши холеные рядочки бывших крепостных, посбивать дворянскую спесь, показать ум и хватку. Люди, которые еще недавно были чьей-то бесправной вещью, теперь ворочали капиталами — снимаю шляпу! — Не с Синебрюховой, с Натальей Филипповной. Как она умерла?

Я изобразила неподдельный ужас. Моя собеседница мялась, и я артистично прибавила:

— Надеюсь, в ее комнате не произошло ничего… страшного?

— О нет, моя дорогая, она просто умерла в своей кровати!

Мило, теперь я буду в этой кровати спать. Но это такая, боже мой, мелочь.

— Но без крови, без крови… — успокоила меня дама. — Ну идем же!

Наталья Калинина умерла два дня назад, и это настораживало не на шутку. Когда глупышку Софью приволокли в каземат, догадывались, что она согласится на место классной дамы, и точно знали, что это место вакантно. Так-так, и какова вероятность, что смерть Калининой — чистая случайность?

В заговоре таких масштабов пешки не выживают. Игроки лишь делают вид, что охота идет на ферзя, на самом же деле они могут вести заковыристые многоходовочки. Но я не шахматист, хотя сравнение вышло хорошим… Письмо, мне нужно увидеть письмо, которое Ветлицкий разыграл как козырную карту. Как угодно, любыми средствами, мне нужно увидеть это письмо.

— Mes dames! — провозгласила моя спутница, открывая дверь шире, и все присутствующие обернулись к ней. Дамы, дамы разных лет, но все, пожалуй, постарше той, которая меня сопровождала. — Мы все помним Софью Ильиничну как одну из лучших наших воспитанниц, так поприветствуем же ее как одну из наших классных дам!

Курятник… О господи, ну а как его мне еще назвать? Пока курятник, завтра может обернуться стервятником. Меня заклевали в прямом смысле слова, только что не отщипнули не прикрытую платьем плоть, да и от платья не оторвали клочочек. Я улыбалась, кивала, притворялась изо всех сил, что помню, узнаю и рада видеть, но от обилия незнакомых лиц кругом шла голова. Я не запоминала ни одного имени и отвечала что-то совсем невпопад. Я протолкалась к столу, положила на него картонку, и дамы примолкли, наверное, прикидывая, как у меня хватило смелости. Потом кто-то робко заметил, как жаль покойную Наталью Филипповну, кто-то добавил, что она была на редкость достойной женщиной.

— А ты все так же чудна, дорогая Сенцова, все так же! — я увидела единственную молодую особу, бесцеремонно пролезшую под чьей-то рукой, полненькую, неприметную, с тугим пучком жидких волос на голове. — Ох, как ты была хороша на выпускном балу, пусть и стояла за нашими спинами! Никакие невзгоды тебя не испортят, куда там!

Я стара для того, чтобы принимать лесть за правду, а издевку за комплимент. Девица улыбалась, а в глазах горела такая дикая ненависть, что дали бы ей сейчас пистолет, и не топтать мне больше грешную землю. Что эта дрянь имеет в виду?

Слева от меня стоял книжный шкаф со стеклянными створками. И суетились дамы, закрывая обзор. А я думала — я ведь не знаю, как выгляжу, не удосужилась посмотреть, да и не казалось мне это важным. С лица воду не пить, когда умом Владыка обидел, имя запятнали дорогие родители, а последние деньги спустила на тряпки Софья сама.

Полная дама забрала из шкафа толстый журнал, тут же отошла и вторая женщина, и я оборвала свой ответ кому-то на полуслове, не веря тому, что увидела в идеально чистом стекле.

Господи, нет. Только не это.

Глава седьмая

Только не это, господи, нет.

Во всех мирах проще жить, когда ты ничем не отличаешься от людей. Шаг влево, шаг вправо — фактически приговор. Вранье, что красавицам легче, напротив, они объект слишком пристального внимания… которому не все и не всегда рады, которому не всегда возможно противостоять. Не во все времена. Не в каждой стране. Иногда лучше, чтобы от тебя отворачивались, с трудом скрывая отвращение.

Софья Сенцова была…

Она стояла за спинами одноклассниц — может, причиной тому было ее мутное прошлое. Ее не представляли императору и тем, кто мог положить на нее глаз. Невозможно пристроить ко двору дочку тех, кто планировал бунт, невозможно. Подобную особу предпочтительней никому из власть имущих вообще не показывать, заплатили за ее обучение — все довольны.

Я отвернулась от отражения, сообразив, что засмотрелась на себя как Нарцисс. Было на что смотреть, черт, как некстати!

Софья Сенцова была самым красивым человеком из всех, кого мне когда-либо доводилось видеть. В ее внешности нельзя было найти ни единый изъян — и, конечно, тогда справедливо, что умом ее мироздание обделило. Одному человеку не дают все и сразу, он воспользуется этим, того и гляди, захочет завоевать целый мир. И так как миру амбиции не понравятся, кончится все для умницы и красавицы скверно.

Я именно в такой сейчас ситуации, если исключить планы по захвату мира. Самой бы выжить с моей потрясающей внешностью, и, вероятно, для меня идеальное убежище — девичья унылая академия, тем более что меня явно не собираются демонстрировать венценосной семье. Мой паршивый бэкграунд никуда не делся, я даже прибавила к нему заговор и нищету.

На счастье, моим вниманием завладела новая особа — полная дама в очках, на вид и по обращению располагающая к себе больше других. Та самая, которая достала из шкафа журнал — это оказался журнал моего класса. Дама представилась Юлией Афанасьевной Окольной — я сделала вывод, что Софья ее не застала и Окольная человек в академии новый, — усадила меня за дубовый стол и принялась обстоятельно рассказывать про мои обязанности.

Подъем в пять утра, привести себя в порядок и в шесть быть уже в дортуаре девочек. Проследить, чтобы все вовремя встали и не нежились в кроватях, умылись, оделись, заплели косы, заправили постели. Проверить у всех чистоту платьев, воротничков, нарукавничков и передничков. Ногти и бантики — не пропустить. Проследить, чтобы все отправились на молитву и не вздумали досыпать во время бдения, а воздавали хвалу Владыке. Как, подумала я заполошно, я должна это делать, если вслух здесь не молятся? Но плевать.

После — завтрак, куда я обязана девочек сопроводить, потом — занятия. Следить за осанкой, походкой, за тем, как барышня ест или пишет. Все — и место, где воспитанница завтракает, и самая распоследняя тетрадь, должно быть стерильно как операционная. За неопрятность — наказание, и его тяжесть я сама могу определить. К примеру, Наталья Филипповна могла вывалить на свинюшку тарелку и оставить девочку в таком виде стоять голодной, пока завтрак не кончится — но это, Софья Ильинична, крайние меры, хотя подумайте, дисциплина у Натальи Филипповны была лучшая!