Клэй из Виргинии

На их банковском счету оставалось всего девяносто долларов, а отец Скотта отказал Санни в помощи.

Она кое-как наскребла небольшую сумму у друзей, а когда и эти деньги кончились, пошла по ломбардам. С голоду они не умерли, но в эту черную годину Санни отчетливо поняла две вещи. Во-первых, она любит своих детей: именно эта любовь помогала ей сохранить рассудок. Во-вторых, она не любит мужа, превратившего ее жизнь в ад.

Когда Скотт вернулся из Танзании с пустыми руками, Санни потребовала развода. Скотт отказал и заявил, что если Санни уйдет, то уйдет без детей. Учитывая влиятельность его семьи, эта угроза представлялась вполне реальной. Скотт снова начал пить по утрам, и им пришлось продать большую часть его акций.

Как-то в субботу, за день до десятой годовщины их свадьбы, Скотт уехал на охоту с приятелями, и Санни пришлось отменить запланированное торжество. В праздничную ночь, когда она сидела в одиночестве с бокалом «Джека Дэниела» и смотрела по телевизору шоу Кэрол Бернетт, зазвонил телефон; незнакомый голос сообщил, что Скотт застрелился. Никто из его друзей в это не поверил, все решили, что речь идет о несчастном случае.

Пожалев внуков, родители Скотта согласились выделять Санни небольшую сумму, но лишь при том условии, что она не покинет Новый Орлеан. Санни сохранила за собой дом, драгоценности, точнее, то, что от них оставалось, и автомобиль; она получила деньги на повседневные расходы и избавилась от строптивого мужа-алкоголика, который частенько ее избивал. Постепенно за ней закрепился имидж очаровательной вдовы, славившейся своим открытым домом. Если в городе переставали замечать какую-нибудь знаменитость, каждый знал, что пропажу можно найти на вечерних посиделках у Санни Йейтс.

Одри и Бью привыкли жить без отца, тем более что Санни не обделяла их материнской заботой. Одри была хороша собой, ее все любили, и с ней не было ни малейших хлопот, однако у Санни были немалые основания тревожиться за Бью, который был очень похож на отца: энергичный, неугомонный, красивый, он, хотя и водился с компанией детей из состоятельных семей, по сути всегда оставался волком-одиночкой. Его до крайности возмущала необходимость подлизываться к деду и выпрашивать деньги, когда ему нужно было что-нибудь купить. Бью казалось, что его вечно оттирают, так как у него нет возможности свободно тратить деньги. В школе он блестяще успевал по физике и математике, зато заваливал все остальные предметы. Он был превосходным спортсменом, но не любил играть в команде. Увлекшись бегом на дальние дистанции, Бью стал получать на школьных состязаниях все первые места, однако внезапно забросил бег и переключился на стрельбу. Санни оставалось лишь успокаивать себя тем, что со временем сын возьмется за ум.

Так проходили годы, и устоявшееся благополучие наскучило Санни. Ее поклонники все до одного были похожи на Скотта; их объединяли сходное происхождение, полное отсутствие интереса к жизни за пределами круга новоорлеанского высшего общества и одни и те же увлечения – кутежи, пьянство, сплетни. Мужчины подобного склада не только не привлекали Санни, а, скорее, раздражали ее – у них были деньги, но им не хватало изысканности.

Постепенно Санни стала опускаться. Впервые это началось, когда Одри и Бью уехали с родителями Скотта в Европу. Вечера она проводила с друзьями на джазовых концертах во Французском квартале, где как-то раз перемигнулась с чернокожим саксофонистом. И после концерта, отделавшись от приятелей, они оказались вместе в постели. Эта ночь и еще многие другие подарили Санни наслаждения, о которых она не могла и помыслить. Потом было еще многое – и не только с музыкантами, и несколько лет Санни гордилась ловкостью, с которой она скрывала свою двойную жизнь.

Но в один прекрасный день все кончилось. Оказалось, что свекор Санни, Дж. К. Йейтс, следил за ней все время со дня смерти Скотта и собрал на нее гору компромата. Сопротивляться было бесполезно: старик отнял у Санни все до последнего пенни и выдворил ее из Нового Орлеана. Он также взял под свою опеку Одри и Бью; им позволялось навещать мать только во время школьных каникул.

Тем временем Бью окончательно отбился от рук. Его дед обвинил в этом Санни, но ей уже стало ясно, что родители Скотта слишком стары и не могут управляться с подростками. Все кончилось тем, что после выпуска из школы Бью исчез и след его долго не могли найти. Лишь несколько недель спустя выяснилось, что он завербовался в спецвойска и отправился во Вьетнам. Именно тогда Одри, сбежав к матери, отказалась возвращаться в Новый Орлеан. Как оказалось, истинная причина такого неординарного поступка была в том, что она забеременела, а ее парень отказался на ней жениться. Санни помогла дочери сделать аборт, а затем послала ее в мерилендскую школу-пансион Святого Тимоти, заставив Дж. К. Йейтса заплатить за образование внучки.

Еще год или около того они провели в Атланте, но Санни не нравилось жить в этом штате. Как-то по пути на выпускной вечер дочери она заехала в гости к своей старой школьной подруге Розмари Кларк, и та сказала ей, что в округе Альбемейл проживают богатейшие мужчины страны, среди которых всегда можно подыскать какого-нибудь разведенного, мечтающего найти себе новую жену.

Через три месяца Санни перебралась в Виргинию, и менее года спустя вышла замуж за Мака Фитцджеральда. Ее невзгодам, которыми она с лихвой оплатила каждую минуту своего будущего счастья, пришел конец, и Санни не собиралась позволить строптивой падчерице похоронить свои радужные надежды.

– Миз Фитцджеральд! Вы хотите, чтобы я принесла завтрак в библиотеку?

– Нет, Нона, накрой на веранде, а я сейчас приду…

Санни потягивала чай, прислушиваясь к пересвисту виргинских куропаток; где-то вдали жужжала газонокосилка. Стеклянные двери столовой распахнулись, и на веранду, сорвав по пути алую розу, росшую в горшке у стены дома, вышел Мак Фитцджеральд.

– Это в качестве извинения, – сказал он, подавая Санни цветок и целуя ее. – Я виделся с Клэй… Похоже, вы повздорили.

– Ничего серьезного, милый, обычные трудности переходного возраста.

– Она говорит, ты запретила ей общаться с чернокожими парнями.

– Я выразилась совсем не так категорично. Я лишь подсказала Клэй, что она уже слишком взрослая и ей не подобает такое поведение.

Мак поднял руки:

– Так и быть, не стану вмешиваться. Я уже говорил тебе, что не вижу в этом ничего дурного, но ты женщина и разбираешься в таких вещах куда лучше меня.

Санни протянула Маку клубнику.

– Давай на время оставим Клэй в покое. Скажи лучше, как наша поездка в Саратогу? Я упаковала все, что ты просил, и взяла пять бальных платьев. Может быть, захватить еще?

– Ты будешь там самой красивой женщиной, жду не дождусь возможности показаться с тобой на людях.

– Понимаю тебя, милый, а пока давай поднимемся в спальню. – Санни прикрыла глаза. – Мне так нравится быть наедине с тобой…

Мак нежно обнял жену. Санни волновала его больше других женщин, казалось, ее способностям доставлять ему удовольствие нет предела.

– Тогда придется поспешить, – сказал он. – Я обещал Клэй отправиться с ней на конную прогулку.

Санни улыбнулась. Она была почти уверена, что уже очень скоро в ее руках окажется лекарство против рабской привязанности Мака к своей дочери.

Глава 15

На аукционе жеребят в Саратоге ферма Уиллоуз выступила с большим успехом: потомок Граустарка принес хозяевам пятьсот тысяч долларов, а цена за отпрыска Нашуа перевалила за полмиллиона. Остальные четырнадцать были проданы в среднем за пятьдесят тысяч каждый. Под конец аукциона Мак Фитцджеральд скромно поведал окружающим, что своей удачей всецело обязан Санни.

В следующую субботу по возвращении домой была устроена вечеринка, на которой присутствовали друзья и деловые партнеры Мака. Еще за несколько лет до того, как началось расширение унаследованного от отца предприятия, Мак взял в дело двух инвесторов, а затем заручился поддержкой еще нескольких компаньонов: коневодство всегда было рискованным бизнесом, и прибыльные года сменялись неудачными, а расходы на транспорт и представительство были очень высоки, так же как и затраты на содержание Уиллоуз – пастбищ, конюшен, главной усадьбы и вспомогательных строений. Тем не менее в интересах дела Мак Фитцджеральд никогда не скупился на средства.

Санни расхаживала по заново отделанной гостиной в черном с блестками платье от Билла Бласса и изредка поглядывала на ошеломленную подругу.

– Ах, Санни. – Казалось, Розмари просто не знала, как выразить свое восхищение. – Я потрясена тем, что ты сотворила с этой комнатой.

– Нравится? Приятно слышать.

Одна Клэй была далека от восторга по поводу тех изменений, которые по воле Санни претерпели помещения первого этажа. Здесь не только переклеили обои и обновили мебель, но также задвинули подальше любимые безделушки ее матери якобы для того, чтобы освободить пространство: антикварные напольные часы 1832 года выпуска, ранее украшавшие верхнюю площадку лестницы, были перенесены в библиотеку, редкостные призматические светильники на китовьем жиру перебрались из столовой на столик эпохи королевы Анны, который прежде стоял в гостиной, а теперь сиротливо прозябал в вестибюле. У Санни даже хватило нахальства заменить в малой гостиной деревянные панели, которые висели там с момента постройки дома.