Клинические разборы в психиатрической практике

• Что Вы вкладываете в понятие «функционировать в обществе», и почему Вы должны функционировать? — Я вкладываю в понятие «функционировать в обществе» следующие моменты. Во-первых, общество — это очень жестоко организованная среда. Комьюнити, в котором, если человек будет участвовать, если он будет принимать правила игры, то он будет адекватен. Он может воздействовать на других. Он может как-то быть собой, выразить какие-то свои мнения. А если человек перестанет функционировать, то он, естественно, оторвется от этого сообщества, которое и дает ему повод почувствовать себя индивидуальностью. — А почему должен? — Вот мне так кажется, что должен. — Для кого? — Для себя.

ОБСУЖДЕНИЕ

Врач-докладчик. В начале, когда мы собирались представлять этого больного, мы имели в виду провести дифференциальный диагноз между шизоидной психопатией и вялотекущим эндогенным процессом. Но постепенно, в процессе обследования больного, у меня не осталось сомнения, что это вялотекущий эндогенный процесс, который начался в подростковом возрасте. Об этом говорит и вся его ситуация в детстве, и затем — в 15-летнем возрасте — очень ярко выраженные идеи дисморфофобии. После того как немного снялась наркотическая интоксикация, в статусе выявляется резонерство, вычурность, амбивалентность. Конечно, это давний больной. Мы его выписали немного раньше, и он 2 дня назад дома пытался убежать. Вырвался у матери, убежал и сделал инъекцию препарата. Потом под влиянием своей девушки препарат выбросил, и больше попыток пока не было. Убедить его, что он должен постоянно наблюдаться у врача в диспансере и проходить лечение, довольно сложно. Он верит только в иглотерапию. Это случай, часто встречающийся в практике, когда за маской наркомании скрывается душевнобольной человек.

Ведущий. Интерес состояния, которое было представлено, двоякий: прежде всего, это многократная смена вида наркотика с демонстрацией всех особенностей, которые свойственны интоксикации тем или другим наркотиком. Поэтому с самого начала следует говорить не столько о токсикомании, сколько о наркомании, сочетающейся с употреблением некоторых психоактивных веществ. Нельзя говорить просто о полинаркомании, хотя бы потому, что кетамин официально наркотиком не является. Это средство для наркоза, но не наркотик. Очень много препаратов, которые он принимал — это чистые наркотики: и гашиш, и кокаин, и ЛСД — однако это была смена наркотизма, проходившая не по тем закономерностям, по которым она происходит у чистых наркоманов. Там очень жесткая смена видов наркотизма. Например, начинается все с употребления гашиша, потому что это принято, потому что все знают, что это наименее тяжелый из наркотиков. Некоторые даже условно считают, что это и не наркотик. А потом, в связи с тем, что действие гашиша становится менее интенсивным или в компании гашишеманов появляется человек, обладающий кокаином, героином или другим опиатом, переходят на другой наркотик. Очень часто причина смены гашиша на морфий или героин, как это в последнее время происходит, — неудовлетворенность от того действия, которое вызывает первоначальный наркотик. Здесь смена и переход происходили по совершенно другим закономерностям. Он употреблял эти наркотики в необычном порядке. Обычно к кетамину не приходят после того, как употребляется героин, кокаин или ЛСД. Здесь такой хаос, что вывести это в какую-то систему развития наркомании или полинаркомании очень трудно. Второй момент, очень существенный и важный — это сама картина интоксикации. Несмотря на то что он очень своеобразный человек, вся картина интоксикации протекает так, как будто бы это абсолютно психически здоровый человек. Он не рассказал ничего такого, что нельзя было бы услышать от человека, который употребляет гашиш, ЛСД, кокаин, фенамин. Причем с такими деталями и тонкостями, которые может знать только человек, умеющий очень внимательно и хорошо оценивать свое состояние. Скажем, он дал очень тонкое и точное описание разницы стимулятора фенамина и кокаина. Точно также по поводу всего остального. Я не стал фиксировать его внимание на всех этих вещах, но он описывает то, что описывают наркоманы, которые банальны, примитивны, просты и начали употреблять наркотики потому, что нечем было заняться, в силу ограниченности интересов, в результате влияния окружающих. В этом смысле здесь ничего особенного и нового не появилось, за исключением единственного — это идеи отношения, которые появлялись во время курения гашиша. Это бывает редко, потому что своеобразие гашиша состоит в том, что идет повышение настроения. Он об этом и говорил. Смех — это повышение настроения. Но с другой стороны, возникали идеи отношения и мысли о недоброжелательном отношении, правда, на самых начальных этапах. В литературе есть ссылки, что когда привыкают к гашишу, возможен другой аффект, прежде чем, как говорят наркоманы, человек начинает «понимать» действие наркотика, возможно возникновение депрессивных и тревожных состояний. Видимо, в рамках тревожных состояний у него и возникали эти идеи отношения, кратковременные, которые за собой ничего не повлекли.

Теперь статус на сегодняшний день. С моей точки зрения, сегодня еще нельзя говорить о состоянии ремиссии. Для этого требуется длительное воздержание от употребления наркотиков. Статус говорит о том, что это достаточно измененный человек, который демонстрирует выраженные расстройства мышления, такую усложненность и такой набор формулировок, которые просто невозможно ни придумать, ни сделать в порядке украшательства своего «Я» для демонстрации своей необычности или для того, чтобы подыграть аудитории, представить себя в лучшем свете. Ответы на некоторые вопросы просто трудно понять, настолько все усложнено. Расстройства мышления очень хорошо зафиксированы и в патопсихологическом исследовании, где показано все своеобразие, с опорой на латентные признаки, с неумением элементарно классифицировать предметы. А ведь это человек с высшим образованием, журналист, и ни о какой недостаточности интеллекта речи быть не может. Еще — глубоко измененная эмоциональность и мотивация поведения. Понять мотивы некоторых его поступков в жизни очень сложно, особенно это касается тех периодов его жизни, когда он не общался или мало общался. Почему у него был только один-единственный друг? Трудно сказать. Очень необычные контакты, с очень необычными играми. Два мальчика, которые фантазировали так, что фантазии эти очень часто описываются, когда речь идет о детской шизофрении. Они, конечно, не были совсем нелепыми, но очень необычны для интересов детей в этом возрасте. Общение несколько облегчилось только после того, как прошел пубертат, когда он поступил в институт. Там контакты начали расширяться.

Теперь еще одно, что не было отмечено — это его мимика. На это всегда следует обращать внимание. Как больной говорит? Он говорит так, как говорит кибернетическое устройство, стремясь точно сформулировать понятие и ответить. Мимика при этом не меняется. И эта диссоциация между тем, что он говорит, и как при этом держится, обращает на себя внимание сразу. Это необычный человек, временами с диссоциированной мимикой, потому что «верхняя» мимика и «нижняя» мимика как-то не очень согласованы. А дальше уже содержание высказываний не находит адекватного отражения в мимике.

Как же все это оценивать в целом, в динамике? Я думаю, что это рано начавшийся шизофренический процесс, протекавший очень благоприятно в силу того, что аффективные расстройства, вероятно, были представлены гораздо больше, чем это кажется. Не случайно на протяжении всех лет то суицидальные мысли, то депрессивная самооценка, то, при поступлении сюда, бесперспективность будущего — все эти депрессивные проявления, вероятно, когда-то были представлены еще более развернутой формой. Всегда, когда шизофренический процесс протекает с аффективными расстройствами, пусть даже стертыми, это дает возможность человеку сохраниться. Все идеаторные расстройства, которые возникают, каким-то образом компенсируются, и нет такого глубокого дефекта, который бывает, когда течет параноидный процесс.

Какие перспективы, и что можно сделать? Он не в состоянии до конца оценить степень зависимости от наркотика, он очень осторожно и противоречиво рассказывает о мотивах употребления наркотика. Он говорит так: «Нет, тяги не было, было даже отвращение, но необходимо было сделать, по-видимому, было желание». Это очень своеобразный ответ, который ни один наркоман никогда не даст. Наркоман очень четко говорит о том, что была тяга, хотелось, трудно было, «вы сами не переживали этого, не знаете, как это мучительно, не знаете, что такое ломка, абстиненция, и вообще, как плохо без наркотика, какой мир серый». Здесь совсем другие мотивы и невыясненность этих мотивов, непонятность их, конечно, очень омрачает прогноз. Нет ничего удивительного, что как только он был выписан, он тут же обратился к употреблению наркотиков. Ему нужно было чем-то подкрепить свое состояние, как-то видоизменить его. Что он ввел себе дома неизвестно, но это отвечает внутренней потребности, которая, к сожалению, им самим сформулирована быть не может. Я все же думаю, что в основе лежит пониженное настроение. Не только, конечно. Тут есть и своеобразное восприятие мира, но прежде всего пониженное настроение. И если от него избавить, если больной будет периодически принимать такие препараты, как финлепсин, антидепрессанты и т. п., то кое-что удастся сделать. Финлепсин для того, чтобы не было грубых колебаний настроения, а антидепрессанты потому, что когда происходит становление ремиссии в отношении наркотиков, колебание настроения с его снижением — вещь закономерная. Так как он употреблял много стимуляторов и кетамин, то период становления ремиссии может затягиваться от 1,5 до 2–3 месяцев. Все это время необходим контроль за состоянием и назначение психофармакопрепаратов в зависимости от его изменения.

Почему прогноз такой неуверенный? Потому что больной изменен личностно, и мотивы употребления наркотиков не определены. Иногда при сочетании эндогенного заболевания (неважно циклотимии или шизофрении) с наркоманией мотивы крайне просты. Больные прямо говорят: «Принимаю наркотик, потому что тоска, а ваши препараты мне не помогают. Ни мелипрамин, ни амитриптилин. Единственное, что выравнивает состояние, это маковая соломка». Тогда ясно, что надо делать: менять антидепрессанты, пытаться ввести современные препараты с антидепрессивным действием и т. п. Здесь все гораздо сложнее. Однако, если будет достаточно длительный период воздержания и контакт с кем-то из психиатров, то удастся добиться достаточно длительной ремиссии. Какой диагноз? Это малопрогредиентная шизофрения, сочетающаяся с полинаркоманией. Писать «шизофрения со склонностью к злоупотреблению наркотиками» не точно. Здесь есть настоящая зависимость. В начале это был симптоматический прием, а потом это превратилось во второе заболевание.

ВОПРОСЫ ВРАЧЕЙ ВЕДУЩЕМУ

• Свойственно ли подобным больным, «микстам», выявление бредовых расстройств на фоне опьянения наркотиками, как это бывает у больных алкоголизмом, когда какие-то бредовые расстройства впервые выявляются в состоянии опьянения? — Нет, не свойственно. Это бывает чрезвычайно редко. Основной контингент эндогенных больных, которые употребляют наркотики, это больные с аффективными расстройствами. Они прибегают к наркотикам для того, чтобы избавиться от аффективных расстройств. Если бредовых расстройств не было раньше, то они и в интоксикации не появляются. А вообще, если представить себе аутичного больного, который ничего не высказывает в обычном состоянии, после приема хорошей дозы кокаина, когда возникает речевое растормаживание, происходит то же, что и с кататоником, получившим алкоголь. В процессе интоксикации человек начинает выдавать ту продукцию, которая вообще вам неизвестна. Но я не думаю, что это порождает идеи отношения. Это может облегчить их выявление, но я таких больных — эндогенных, где невозможно было выявить идеи отношения или бред, а в состоянии интоксикации они проявлялись, — встречал всего несколько раз. И всегда возникала мысль, что просто ранее никто хорошо не расспрашивал больного. Наркотикам не свойственно вызывать и обострять в состоянии интоксикации галлюцинаторную, бредовую и иную симптоматику. Кстати, больной, которого мы смотрели, об этом очень хорошо говорит. «Это иллюзии все». Иллюзии, так же как у здоровых людей, — ничего нового нет. Единственный момент — это кратковременные идеи отношения при приеме гашиша. А ведь он перепробовал практически все, что можно достать в Москве, включая стимуляторы, которые могут сами по себе приводить к возникновению психозов, причем не только галлюцинаторных (например, вербального галлюциноза), но могут вызывать и депрессивно-параноидный синдром. Ничего ни разу не возникало, хотя он не только нюхал кокаин, но и вводил себе наркотик в вену.

• В его рассказах о своих вычурных переживаниях есть что-то необычное? Это свойственно данному наркотику? — В речевом оформлении есть, а в содержании нет. При употреблении некоторых наркотиков описываются такие вещи, которые нормальный человек не может испытать, например, «стекает время по стене». Это говорит совершенно банальный человек. Начинается такое своеобразное восприятие времени, своей связи с космосом. Во время внутривенного введения некоторых наркотиков, которые готовятся из маковой соломки, возникает очень необычное ощущение своей принадлежности космосу, связи с ним, возникают даже неразвернутые идеи внешнего воздействия с положительной окраской. Кажется, что уже не ты сам испытываешь, а некая космическая сила заставляет тебя испытывать невероятно приятные ощущения, то есть возникает то, что называют «позитивный Кандинский», конечно в ограниченном объеме. И это у совершенно банальных людей. То же самое происходит на эфедроне, на стимуляторах. Возникают некоторые расстройства, которые почти не описывались. Единственная публикация, которая мне известна на русском языке, — публикация Михайлова, где описывался неразвернутый синдром Кандинского — Клерамбо, по существу, малый автоматизм, никакого отношения к эндогенному заболеванию не имеющий. Таким образом, больной не рассказал ничего необычного. Другое дело, что он использует такие формулировки, которые ни один наркоман придумать не сможет. Когда они описывают свои состояния, они пользуются обычным набором речевых штампов, свойственных не очень культурному, не очень грамотному человеку, как большинство наркоманов. Но описывают они очень сложные переживания.

• Я согласен, что надо назначать антидепрессанты. А антипсихотики? Ведь все-таки есть базисные расстройства и, кроме того, нужно же сделать так, чтобы он начал жить, а не функционировать. — Вопрос об этом будет решен в процессе того, как он будет жить и работать. Если он говорит, что читает сейчас даже лучше, чем раньше, не принимая наркотики, усваивает хорошо, если он сможет писать статьи — а это основное его занятие, — то что мы будем снимать? Своеобразие его мышления? Нейролептиками Вы это не снимете. Единственное, чего Вы достигнете, это то, что возникнут некоторые трудности в творчестве, поскольку нужно давать ту дозу, которая будет мешать, и прекратится всякий контакт с ним. Как только он почувствует, что нейролептические препараты ему мешают, он прекратит все принимать, так что сейчас я бы по этому пути не пошел. Если вдруг возникнут более грубые идеаторные расстройства, которые будут мешать ему работать, думать и жить, тогда конечно.