Клокотала Украина (с иллюстрациями)

Когда старшая дружка надевала ей на шею красные кораллы, во дворе послышался топот конских копыт, и на пороге светлицы показался Максим Кривонос. За ним шел чем-то встревоженный Верига. Вошли также хорунжий и его жена. Их круглые и красные лица были озабоченно торжественны. Жена хорунжего с сердцем сказала:

— Надумали — в пост такое делать: ни тебе музыкантов позвать, ни потанцевать. Вот когда мы венчались, хлопцы игрища устроили. Ведь как интересно! Сначала наперегонки бегали, потом из седел друг друга выбивали, на всем скаку из пистолей снопы поджигали, на саблях дрались, в цель стреляли. Смотрите, чтоб и у вас так было на свадьбе, а то и вспомнить нечем будет.

— Сестра, времени у нас мало, — сказал Верига.

Дружки торопливо запели:

Отдаешь меня, отец родной, и сам знаешь,

Что не раз, не два по мне еще заплачешь...

Верига замигал ресницами.

— Бросьте, девки, еще в слезу вгоните казака.

Максим стоял на пороге и любовался невестой. Его лицо и теперь оставалось строгим, только в зеленых глазах горели теплые огоньки.

— Пусть враги наши плачут, а мы будем смеяться, — сказал он, входя в светёлку. — Не передумала ли невеста?

Ярина подняла на него серо-голубые, как васильки, глаза, заблестевшие чистой слезой, и, стыдливо улыбаясь, отрицательно повела головой.

— Тогда благословите нас к венцу! — и он взял Ярину за руку.

Жена хорунжего подала Вериге икону в золотом окладе.

— Пошли же вам бог. — Торжественно произнес Верига, — чтобы жили в согласии, чтобы приворот не коснулся вашего сердца и чтобы приумножился род казацкий на погибель врагам!

Х

Юзек, подговорив еще двух челядинцев из замка, пришел в кривой переулок, когда венчание уже заканчивалось. Пешие гурьбой спешили за возком, на котором рядом с украшенной цветами невестой сидел в красном жупане, в шапке-кабардинке казак с длинными усами. Юзек увидел только их спины и в замешательстве почесал затылок.

— Вот холера!

— Ничего теперь не выйдет, — сказал челядинец, — она обвенчана.

— Не все ли равно пану стражнику! Девку надо доставить к пану, что бы там ни было, если мы не хотим плетей отведать.

— Если бы это была простая девка, а то ведь там пан сотенный хорунжий живет.

— Хорунжий? Что нашему пану схизматы, если он даже у уроджоных сколько жен отбил. Лишь бы по вкусу ему пришлась.

— Где же он тут с ней спрячется?

— Э, то уж пан сам знает. Может, в Стеблев прикажет отвезти, а может, и в Макаров.

— Так как же мы приведем ее? Смотри, сколько возле нее схизматов, а ты говорил, чтобы все обошлось без шума. Давай лучше бросим эту затею, а то и без головы можно остаться.

— Мне их не впервой таскать.

Они спустились в овраг, подходивший к дому хорунжего Лавы.

Во время обеда, когда хорунжий был уже навеселе, прискакал гонец с письмом из сотницкой управы. Лава было отложил письмо, не читая, но гонец сказал:

— Пан писарь приказал, чтобы вы сами немедля шли к нему.

— А что случилось?

— Каких-то лазутчиков схватили.

— Ну, знаю. Их задержали три дня назад.

— Так сегодня их должны казнить.

— Эге, мой любезный, — обратился Лава к Кривоносу, который прислушивался к разговору, — надо идти. Эти низовики всегда нам какую-нибудь свинью подложат.

— Кого схватили?

— Дончаков. К запорожцам с челобитной пробирались.

Кривонос поднял брови, но тут же скрыл свое любопытство: за столом, кроме горожан и казацкой старшины, сидело еще несколько официалистов [Официалист – должностное лицо]. Когда Лава встал из-за стола, Кривонос вышел за ним.

— Так, говоришь, с Дона? Где они? Сколько?

— Двое. Сидят в подвале. Их присудили к казни. Наверно, потому и зовет сейчас писарь.

— А ты грамоты читал?

— Э, не такие они дураки, чтобы выдать грамоты. На дыбе рассказали.

— Что именно?

— Снова дончаки собираются на тридцати стругах идти турка воевать. Просят запорожцев на подмогу. Это опять атаман их, Ломов...

— И вы этих хлопцев в колодки забили? — начал уже возмущаться Кривонос. — Вам что, турка жаль?

— Мы, может, и отступили бы, да чертова шляхта узнала...

— Ну, так слушай, пан Лава. Человек десять конных можешь мне собрать? Сейчас...

— Хоть и пятнадцать. А зачем тебе? Хозяйку мою послушал — игрища будешь устраивать?

— Посмотришь, какие веселые игрища получатся!

Тот, кто был несколько позже на Замковой горе, наверно, видел, как разными переулками реестровые казаки по двое, по трое выехали в степь и куда-то исчезли. В то же время оба джуры Кривоноса поехали в сотннцкую управу. Кривонос продолжал сидеть за столом рядом с невестой, а Остап ушел спать под стог соломы, на диво быстро опьянев.

— Что с ним случилось? — обеспокоенно сказал Кривонос. — Хоть бы не заболел!

— А ты веришь, что он и вправду пьяный? — спросила Ярина.

Кривонос удивленно посмотрел на нее.

— А то как же? Выпил казак — и на ногах устоять не может...

— Отпусти его, Максим, пусть скорее в Корсунь едет.

— Чем он тебе не по сердцу пришелся?

— Прошу тебя! Его там невеста ждет. О ней беспокоюсь... И о нашем счастье...

В это время на улице послышались крики: «Татары, татары!» Гости вскочили из-за стола, сбрасывая и топча посуду, казаки уже звенели саблями. Горожанам разрешалось носить только ножи, но более храбрые хватали что сподручнее и выскакивали на улицу, иные забирались под лавки, под столы... Хмель тотчас улетучился, и всех охватил испуг; только Максим Кривонос спокойно оголил кривую саблю, взял за руку невесту и прикрыл ее плечом. Ярина на какое-то мгновение прижалась к мужу. За этот сладкий миг она готова была претерпеть любые муки. Но уже через минуту порывисто отстранилась и крикнула:

— Остап! Где он? Спасай его!

— Тот не казак, кто сонным дастся в руки татарину, — ответил Кривонос, даже не оглянувшись. — Не тревожься, голубка, вон он идет.

Во дворе у Лавы и у соседей крик нарастал: видно было, как с юга туча пыли, поднятая татарами, быстро приближалась к городу. В замке развели мост через ров; забили в колотушки; казаки поспешно сбегались на майдан. Потом из города послышалось подряд два выстрела и следом еще один. Кривонос почему-то улыбнулся и крепко сжал руку невесты.

— Смотри, а туча уменьшается.

И правда, облако пыли над татарами постепенно исчезало, хотя они еще не доскакали до города и наконец вовсе растаяло. Не стало видно и всадников, словно все это только померещилось людям. Удивленные тишиной, которая внезапно установилась на подворье, из-под столов и лавок начали высовывать головы гости, а кое-кто уже прикидывался сильно пьяным, которому, мол, только и место под столом.

Немного погодя по улице проехали два запыленных всадника.

— Ну, а татары где? — перебивая друг друга, спрашивали их чигиринцы.