Клоуны и Шекспир

– Не смею морочить. Не смею…. Когда утопилась? Да, совсем недавно. Я только занялся пойманной рыбой, а тут – она…. Ламме, подтверди, пожалуйста.

– Подтверждаю, – почтительно спрятав ладони за спину, промямлил Лёнька. – Разбежалась и, не вымолвив ни единого словечка, прыгнула в канал. Вон, – мотнул головой, – до сих пор круги расходятся во все стороны. Всю рыбу нам, мерзавка, распугала…

Собственно, руки за спину он спрятал не из-за лицемерного уважительного почтения, а ради элементарной предосторожности – дабы они, то есть, руки, не спрашивая у хозяина разрешения, не обрушились бы на головы незваных гостей. Уже случались аналогичные прецеденты. Пусть, и в другом Мире.

– Действительно, круги, – принялись переговариваться между собой монахи. – Бросилась в воду? Такая сумасбродка запросто могла…

– Бросилась, а дальше? – нахмурился третий, длинный и худющий премонстрант. – Что было дальше? Выныривала?

– Круги расходятся из одного места? – подчёркнуто-равнодушным голосом уточнил Макаров.

– Э-э-э…. Кажется, из одного.

– Вот, и я о том же. Если бы выныривала, то и круги расходились бы из разных мест. Верно, ведь? Ушла под воду, словно тяжеленный камень. Из серии: – «Святость святая и непорочная…». Так что, слуги Божьи, ошиблись вы на этот раз. Никакая это и не ведьма, а самая обыкновенная девчонка. В том плане, что была…. Ай-яй-яй! Загубили Душу безвинную…

– Дерзим? – подступая, рассердился черноволосый. – Тебя, пузан, давно дубиной не охаживали? Э-э…. Ты что это? Отдай!

– Хрык! – раздался громкий треск.

– Надо же, сломалась, – небрежно отбрасывая половинки сломанной палки в разные стороны, почти искренне удивился Леонид. – Я только ею слегка прикоснулся к коленке, а она и развалилась. Наверное, была трухлявой…. Ну, чего надо от меня, Божий человечек?

– Н-ничего, – черноволосый, громко сглотнув слюну, торопливо отступил от берега канала метров на десять, после чего обиженно заблажил: – А, вдруг, циркачи всё врут? Знаю я их, бродяг неприкаянных…. Вон стоит их драный фургон. Может, там ведьма и спряталась?

– Проверьте, уважаемые, – добросердечно улыбаясь, любезно предложил Тиль. – Не вопрос. То есть, Бог вам в помощь. Прошу.

– И проверим. На всякий случай…

Черноволосый и худющий направились к фургончику, а их рыжеватый предводитель остался на месте – стоял в сторонке, картинно опираясь на массивную дубину, и с ярко-выраженным недоверием посматривал на циркачей. То бишь, на всех, включая Иефа и Тита Шнуффия, старательно изображавших из себя молчаливые скульптуры.

– Р-ры! – донеслось от повозки. – Р-ры-ры-ры!

– А-а-а-а! Спасите!

«Фил, он слегка нервный и чуть-чуть пугливый», – мысленно усмехнулся Макаров. – «Терпеть не может, когда возле фургончика появляются – без сопровожденья своих, цирковых – всякие незнакомые личности. То бишь, пугается и, ведомый мудрым звериным инстинктом, незамедлительно переходит в наступление-нападение…. Сейчас, понятное дело, и Иеф подключится. Это у них номер такой цирковой, поставленный старым Яном ван Либеке. Хороший номер. Почтеннейшей публике, по крайней мере, неизменно нравится…».

– И-а-а-а! И-а-а-а! – истошно завопил на всю округу, как и ожидалось, ослик, после чего упал – как подкошенный – на спину, слегка подрыгал ногами-копытами, задранными вверх, и неподвижно замер, искусно притворяясь мёртвым.

– У-у-у! – жалобно завыл Тит Бибул, мол: – «На кого же ты меня оставил, безвременно-почивший друг?», – У-у-у!

Монахи, бежавшие сломя голову со стороны цирковой повозки, в ужасе отшатнулись от «мёртвого» ослиного тела и, издавая нечленораздельные вопли, устремились – через всё те же заросли чертополоха – в сторону Брюгге.

– Что п-происходит? – слегка заикаясь, поинтересовался рыженький премонстрант, не лишённый, очевидно, толики мужественности.

– С нами леопард путешествует, – напустив на физиономию тень вселенской печали, объяснил Даниленко.

– Л-леопард?

– Ага. Такой пятнистый африканский кот. Только очень большой и с острыми зубами…. Вообще-то, он мирный. Только не любит, когда его будят незнакомые люди. Звереет. Впадает в гнев праведный. Рычать начинает. Зубы скалить. Может и с поводка сорваться…. Вот, бедный осёл этого и испугался. Причём, до смерти.

– С-сорваться с поводка?

– Это точно. Сорваться и покусать всех, кто под руку подвернётся. То бишь, под лапы и зубы…

– Пойду я, – заскучал собеседник. – Всех благ, циркачи.

– Как это – пойду? – возмутился Леонид. – Кто разбудил леопарда? Вы и разбудили, богомольные продавцы индульгенций. Фил зарычал? Ещё как. Эхо разлетелось во все стороны. Бедный ослик испугался и помер? Вон лежит, бедняга, задрав вверх копыта…. Короче говоря, с тебя, слуга Божий, три флорина. Типа – плата за погибшее тягловое животное. Так, на мой взгляд, будет по-честному. Индульгенциями, предупреждаю сразу, не берём…. Итак?

– Ладно, уговорили. Вот, кладу монеты на камушек.

Монах развернулся и, отбросив в сторону бесполезную дубину, уныло заковылял вслед за убежавшими товарищами…

Когда рыжеватый премонстрант, расстроено размахивая руками, скрылся из виду, Тиль скомандовал:

– Всё, Иеф, можешь подниматься. Сегодня ты нас славно повеселил. Даже три флорина заработал. Бывает…. Ха-ха-ха!

– Гав-гав-гав! – поддержал хозяина никогда неунывающий Тит Шнуффий, мол: – «Действительно, очень смешно. У тебя, братец Иеф, талант – наконец-таки – прорезался…».

Иеф тут же вскочил на ноги и, радостно потряхивая длинными ушами, принялся увлечённо гоняться, нарезая широкие круги, за нахальным псом.

Из-за прибрежной коряжины раздалось задорное хихиканье.

Лёнька, почему-то засмущавшись, промолчал.

А Даниленко, многозначительно усмехнувшись, предложил:

– Вылезай, нежданная беглянка. Опасность миновала.

Светловолосая девица поднялась на ноги и, старательно отряхивая платье от прибрежного песка, вежливо поблагодарила:

– Спасибо за помощь. Вы, добрые и забавные господа, спасли меня от верной смерти.

– Забавные, говоришь? Нет-нет, милочка, никаких обид…. Действительно, забавные. Глупо, ей-ей, скрывать…. Что было бы, если сердитые монахи поймали бы тебя?

– Бросили бы в воду с обрывистого берега, проверяя мою истинную природную сущность. А я, стыдно признаться, плавать не умею. Потонула бы…. Могли, впрочем, и по-другому поступить. То есть, взяли бы – много-много раз – меня насильно, а потом придушили бы да и закопали в ближайшем овраге. Про премонстрантов рассказывают много гадкого, а вокруг, как назло, было безлюдно…