Клянусь, это любовь была...

Та с гримасой полного презрения вышла.

Он стоял, не зная, что говорить. Она сидела на кровати, опустив лицо, глаза у нее была опухшие и красные.

— Я не хочу с тобой прощаться вот так, как будто мы чужие люди, — сказал он, сам удивляясь, насколько четко он произнес эти слова.

— А мы разве не чужие? — спросила она подавленно и отвернулась к окну.

Он сделал то, чего она, должно быть, давно от него ждала, — подошел, сел рядом и крепко ее обнял.

— Прости, — сказал он, — ты считала, что я умный, сильный, что я все понимаю и все знаю. А я ничего не знаю. Ничего! Ты не представляешь, какой я глупый.

Она заплакала, и он почувствовал себя последней сволочью, жалким эгоистом, который так и не смог разгадать, что она, эта самая хорошая в мире девушка, так долго от него хотела, но так и не получила. Сейчас она выглядела взрослой, усталой и некрасивой. Она плакала, а он стоял, будто на собственных похоронах, и не знал, что сказать, что сделать и вообще — как дальше жить.

В дверь постучали, и вошла напарница:

— Нас уже зовут, пора уезжать.

— Ты действительно глупый, — сказала она сквозь слезы и освободилась от его объятий. — Все! Пора уезжать.

— Ты уже взяла билет на самолет? — спросил он, стараясь подавить чувство ярости, а может быть, отчаяния, которое внезапно охватило его из-за унижения перед той, которой он так хотел нравиться.

— Да. Через два дня уезжаю, — сказала она уже спокойным, ровным и чужим тоном.

— А сегодня… сегодня ты…

— Я еду к маме.

— Хочешь, я могу проводить тебя…

— Зачем? — Она посмотрела куда-то в сторону.

В тот день погода менялась каждые два часа. В большом городе их ждал жаркий солнечный день. Был выходной. На улицах было очень шумно. Снова все куда-то спешили, куда-то бежали… Он зашел в небольшой парк и сел на скамейку. Рядом бесконечным потоком шли люди. В душе было пусто, как после ядерной войны. Он знал, что в большом доме его ждут не дождутся отец и сын. Но он туда идти не хотел, не мог. Он вообще ничего не хотел. Он презирал себя, ее, весь этот шумный, странный, непонятный мир. Люди продолжали идти большими потоками, рядом с ним кипела и бурлила чужая жизнь. Но сегодня он был один в этом большом, сумасшедшем городе, в этой огромной, беспредельной вселенной.

Он сидел так несколько часов, потом допоздна бродил по городу. Снова начался дождь, переходящий в ливень. В большой дом он пришел уже поздней ночью. Дверь его комнаты, как обычно, была открыта. Он вошел и увидел, что отец и сын спят.

Он сел на стул и уставился на огни спящего города, мерцающего в большом окне комнаты. Так он сидел час, а может быть, больше, когда сильный холодный ночной ветер раскрыл окно и заполнил комнату. Он машинально повернулся к сыну и увидел, что тот спит совершенно раскрытый. Так же машинально он подошел и накрыл его одеялом. Малыш что-то пробормотал во сне и повернулся в кровати. Тогда, после больницы, он еще долго был слабым и часто болел. В том году зима стояла холодная, ветреная. Часто ночью он вскакивал и проверял, не съехало ли одеяло с малыша, не мерзнет ли он, не простудился ли.

Он машинально погладил мальчика по голове. В это мгновение его как будто ударило током. К нему внезапно вернулось ошеломляющее, неописуемое чувство беспредельной любви к этому маленькому, беззащитному человеку. И эта любовь окрылила его, он почувствовал, что горы может свернуть ради сына. Сила и уверенность в себе вновь вернулись к нему. Он сел рядом и вновь прикоснулся к волосам ребенка.

Почувствовав его присутствие, сын открыл глаза.

— Па, ты вернулся? — спросил он своим звонким детским голоском.

Он хотел ответить, но не смог, только снова погладил мальчика по волосам, что означало «Да». Несколько минут они молчали.

— Папа, я хочу спросить.

— Что, мой хороший? — откликнулся он, в темноте вытирая слезы.

— А правда, что все люди когда-то умирают?

— Да, — сказал он, — все умирают.

— И ты тоже умрешь?

— Да, — сказал он без какой-либо жалости в голосе, — умру.

— Я тоже?

Он обнял его крепко-крепко:

— Нет! Ты у меня будешь жить всегда.

Он закрыл окно, лег рядом с сыном и сказал:

— Давай спать.

— А завтра ты не уедешь?

— Нет, теперь уже никуда не уйду. Теперь уже все позади. Давай спать. Завтра начнется Новый День.

Он закрыл глаза, он знал, что уснуть ему в эту ночь не суждено. Он попытался вспомнить ее лицо, ее глаза. И вдруг отчетливо услышал ее низкий, грудной голос и песню, которую она пела в тот первый вечер.

Клянусь, что это

Любовь была.

Посмотри, ведь это -

Ее дела.

Но знаешь,

Хоть Бога к себе призови,

Разве можно понять что-нибудь

В любви?

СКАЗКА ДЛЯ ДЕВЯТИКЛАССНИЦЫ

— А чем ты, вообще, занимаешься? — спросила меня симпатичная, кареглазая Юлия, о которой я знал лишь то, что она ученица девятого класса.

— Пишу сказки, — соврал я.

— Расскажи мне свою сказку, — в ее голосе был тот неподдельный восторг, перед которым ни один взрослый не может устоять.

— Ладно, — сказал я, — слушай…

Жил-был маленький мальчик. Так получилось, что он оказался в большом и незнакомом городе один, если не считать бабушку. Все было для него необычным: огромные многоэтажные дома, колючий северный ветер, безлюдные дворы. Мальчик гулял по этим дворам и вспоминал свой, уже такой далекий, но еще такой родной город, где под лучами южного солнца ватага мальчишек с утра до позднего вечера носилась по двору, заглушая своим визгом все остальные звуки. Он вспоминал шумные мальчишеские игры, в которые они играли с таким восторгом, вспоминал лица своих друзей, которых было так много и которые так его любили. От этих воспоминаний и от холодного ветра мальчик становился еще грустнее и возвращался домой подавленный и печальный. На шестом этаже огромного и невзрачного дома его ждала бабушка, которая умела очень вкусно готовить, но не могла примирить мальчика с этим большим и чужим для него городом.

Так проходил день, а вечером (а вечер здесь наступал довольно рано) мальчик садился на кухне у большого окна и устремлял взгляд в темноту. Ближайший дом был не близко — на другой стороне школьного стадиона, и разглядеть в его окнах ничего было нельзя. Но это было совсем не обязательно. Светящиеся окна были разного цвета, и дом был похож на большой океанский лайнер, величаво плывущий куда-то далеко-далеко сквозь холодный ветер и мерзкий мелкий дождь.

Что интересного находил мальчик в этих светящихся картинках: следы веселой жизни, которую он искал в холодных пустынных дворах чужого города, или эти разноцветные огоньки заменяли ему звездное небо далекой родины, — трудно сказать. Но когда почти все огни уже гасли и строгий взгляд бабушки подсказывал, что пора спать, мальчик уходил в свою маленькую комнату, где его ждала холодная постель и то непонятное, необъяснимое, иногда страшное, что имеет одинаково сильное влияние и на детей, и на взрослых, что отнимает каждый вечер нашу жизнь и каждое утро возвращает ее обратно, и что люди называют сном. Он лежал долго с открытыми глазами, и ему было страшно одиноко. Но он не плакал, потому что знал, что он уже большой, а большие мальчики не плачут.

Но в один обычный, ничем не примечательный день произошло такое, из-за чего все круто изменилось. На безлюдном дворе огромного, невзрачного дома, рядом с песочницей мальчик нашел большую и очень красивую куклу. Он сразу понял, что это необыкновенная кукла. У нее были блестящие золотистые кудри и длинное изящное платье, маленькие и нежные, как у всех девчонок, ручки и синие, как море, глаза. Но самое главное — она умела улыбаться своими большими синими глазами. Это была такая необычная, такая захватывающая улыбка, что от нее сразу становилось тепло на душе, а окружающий мир казался уже не таким страшным, как секундой раньше.