Клятва на стали
Шрифт:
Я начал смеяться, мир качнулся, и я велел себе прекратить. Позлорадствуешь после, Дрот: сейчас – живи.
Подобрав колени, я переключился на шум сражения.
Деган и Волк стояли чуть в стороне от площади, где узкая улочка выходила на забрызганный пятачок. Деган не сдавал позиций, используя выгодное положение и скорость рапиры против Волка, зажатого между домами, где негде было развернуться кривому клинку азаарийца. Что касалось Волка, тот прорывался вперед, ошеломляя Дегана градом ударов и боковых выпадов, чтобы отбить его клинок на сторону и вынудить отступить.
В обычном случае я бы поставил
С отвисшей челюстью я проследил, как Волк нанес рубящий удар сверху, вывел свой шамшир из-под отбоя Дегана, перемахнул клинком для атаки с другого фланга, которую в последний момент сделал выпадом, после чего шагнул вперед и обрушил на голову Дегана третий удар – все в один безукоризненный заход.
В свою очередь, Деган уклонился от стали Волка, но поневоле быстро отступил на два шага, затем еще на один и в итоге напрыгнул с единственной целью сорвать наступление.
Клинки сошлись, тела изогнулись, равновесие пошатнулось, и мечники отскочили друг от друга.
Теперь они окончательно вышли на площадь.
– Я вижу, ты все еще ценишь школу Вироччи, – усмехнулся Волк. – Мне казалось, что она для тебя прошедший этап.
Я начал подниматься, используя меч Слоновой Кости как третью ногу.
– Старые привычки, – отозвался Деган, меняя угол наклона клинка. – К тому же я вроде помню, что Пьеро Вироччи довольно успешно сразился с тобой.
– Пустое! – Волк отступил, наращивая дистанцию; потом шагнул вперед, вновь сокращая ее. – Показательные бои ничего не значат.
– Поражение есть поражение.
– А покойник есть покойник. – Волк презрительно качнул острием сабли. – Этот ибрийский кролик гниет в могиле уже полтораста лет. Догарцевался.
– Но не против тебя.
Я увидел, как Волк обошел Дегана, как Деган выставил ногу, одновременно повернувшись, чтобы не потерять азаарийца из виду. В левой руке он так и держал веер, хотя теперь отвел его назад и слегка наклонил.
– Я же сказал: без крови не имеет значения.
– Оправдываешься, – откликнулся Деган, выставляя свой меч. – Мне казалось, что это для тебя прошедший этап.
Волк открыл рот, словно хотел ответить, и превратился в летучий след самого себя. Шамшир отбросил клинок Дегана в сторону, тогда как азаариец рванулся вперед. Деган сделал шажок назад, опустил острие меча под саблей Волка, пригнулся и выставил меч навстречу натиску.
Красивый ход – экономный, ловкий, убийственный. И он сработал бы против кого угодно. Но Волк был не кто угодно.
Не успел Деган перенацелить острие, как сабля Волка уже пошла в ином направлении, поймала меч и отбросила в сторону. Металл скрежетнул о металл, и Волк, не прекращая пригибать к земле клинок противника, ушел с траектории удара Дегана и атаковал сам.
Деган подался в сторону и вскинул гарду, но даже мне было видно, что этого не хватит и Дегану не убраться вовремя при форе, полученной Волком, и кривизне его клинка. Ему пришел конец.
Поэтому мы с Волком, наверное, были удивлены одинаково, когда Деган шагнул вперед, притиснулся гардой к гарде сабли и оттолкнул последнюю вверх и прочь – вместе с рукой Волка. В итоге оба оказались
в пределах досягаемости кинжала – руки воздеты, клинки скрещены, взоры прикованы друг к другу.Другие бы помедлили: секунда на то, чтобы осознать удивление от провала атаки; она же – на облегчение после того, как захлебнулся смертельный удар. Но это были Деганы: гарды едва успели сшибиться, как Волк уже высвобождал саблю и выбирал, куда полоснуть противника. Что касалось Дегана, тот уже разворачивался во избежание удара, направляя гарду в голову Волка.
И все же ему не хватило проворства: в последний момент Дегану пришлось прихлопнуть противника веером Слоновой Кости. Сталь врезалась в пластинчатые спицы, и треснувшее эхо отлетело от соседних домов. Увы, ответного треска челюсти Волка не последовало. Азаариец успел пригнуться, когда Деган ударил мечом.
Похоже было, что звук напугал их, и оба поспешно отступили на шаг. Это никак не укладывалось в шахматную партию, которую они разыгрывали.
Деган взглянул на веер и выругался. Целая его треть неуклюже повисла.
Волк всмотрелся в древко. Он наклонил голову по образу и подобию своих тезок.
– Слоновой Кости вещица?
Деган не ответил. Он просто вернулся в стойку.
– Конечно. – Волк осклабился. – Законы. Мне следовало сообразить. Подлая старая сволочь.
Два Дегана возобновили кружение.
Я стоял неподалеку, пускай и нетвердо. Мир несколько накренился влево, но с этим было ничего не поделать, а потому я не жаловался.
Я посмотрел на правую руку. Запястье успело распухнуть после удара гардой, и мне было трудно сжать пальцы. Тем не менее я попытался взяться за рапиру. Пальцы дрожали, нервные волокна вопили благим матом, но я силком вставил кисть в гарду и обнажил оружие. Не скажу, что надолго, – моя хватка ослабела, едва я освободил ножны. Если бы не стальная оплетка гарды, рапира бы грохнулась о мостовую.
Безнадежно.
Я оглянулся на площадь.
Первоначальное буйство сошло на нет. Деганы больше не рвались убивать друг дружку и разошлись на пару шагов. Бой продолжался, сомнений не было, но они действовали более вдумчиво. Я не знал, сколько времени прошло с их последней схватки, но было ясно, что переоценка шла полным ходом.
Не менее понятно было то, что эта идиллия не затянется.
Я перекинул рапиру в левую руку; правой, как мог, подобрал длинный меч Слоновой Кости, поправил на спине клинок Дегана и двинулся через площадь.
Положиться на случай? Черта с два!
Я выступил на площадь, аккуратно выверяя маршрут и не сводя глаз с Деганов. Я был не настолько глуп, чтобы надеяться остаться незамеченным, но оба даже не посмотрели в мою сторону. Нам всем было ясно, кто представлял здесь подлинную угрозу.
Судить о преимуществах пока было трудно. Обоим хотя бы по разу досталось всерьез, и каждый сумел удивить противника. Однако они настолько превосходили меня, что не мне было судить. Правда, это не означало, что я не мог иметь своего мнения, а оно, как ни горько признать, склонялось на сторону Волка. Дело было не в том, что он намного превосходил Дегана в мастерстве, технике и жестокости, – я вряд ли обнаружил бы между ними хоть толику разницы. Нет, меня тревожило нечто более весомое.