Клятва на стали

На периферии зрения образовалось черное кольцо, которое ширилось. Я видел только траву передо мной и древесные корни, горбившиеся над земной поверхностью. Я моргнул, но круг лишь разросся. Вспыхнули искры. Казалось, что голова вот-вот отвалится. Легкие горели огнем, изнемогая.

Я не помню, как нашел клинок, хотя и ощутил его в руке – секундой раньше пусто, а в следующую моя быстро слабевшая кисть сжимала твердый и гладкий предмет. Он был тяжел настолько, что я усомнился в своих силах оторвать его от земли.

Я не полоснул. Даже в таком состоянии я был не дурак, чтобы лезть вперед, и понимал, что угол неудачен, что мне не хватит запала сделать что-либо осмысленное. Вместо этого я рубанул по земле – по кляксе кровавой тьмы, которой была наша общая тень в лунном свете, и взмолился, чтобы случившееся в подвале – то, что сделала с тенью волхва Ариба материнским клинком, – теперь повторилось с ее дедом. Чтобы Ангелы, Семейство, или кто там следил за нами, дозволили мне рассечь его тень. Чтобы я убил его, или себя, или нас обоих. Потому что будь я проклят, если умру так, как хотелось ему.

Клинок поразил цель. Ассасин издал вопль. Я тоже, если на то пошло.

– Вставай!

– Что… – Я отвлекся на кашель, потер шею. – Что такое?

Ариба с силой дернула меня за руку и заставила сесть.

– Ты должен уходить, – сказала она. – Мы должны уходить. Мы наделали слишком много шума. Кто-нибудь явится.

Ее голос охрип и огрубел, и я заметил, что она сглатывала после каждой фразы. Из раны около уха струилась кровь, а левая половина рта уже начала распухать. Тюрбан исчез, и под ним оказалось тугое гнездо волос, черных как смоль и заколотых латунными шпильками. Я прикинул, не оснащены ли те стальными наконечниками, но решил, что сейчас это не играет роли.

Она выглядела примерно такой же ослабленной, каким я ощущал себя. Но глаза были суровы, а хватка крепка, и я не стал спорить. Мне было отлично известно, как важно сохранять тишину, не говоря о памяти, которая оставалась, если это не выгорало.

Я шевельнулся, чтобы подобрать под себя ноги, и ощутил помеху. Взглянув, обнаружил, что ее дед навалился на мою правую ступню. Его заботы о сохранении тишины остались в прошлом.

– Да, – прошипел Ариба. – Он мертв. Идем же. Плоха же я буду, если уволоку его прочь и оставлю тебя лежать, пока не наткнется охрана. Поднимайся!

Я подчинился и скривился от боли, пронзившей правый бицепс. Взглянув, заметил аккуратный разрез, прошедший через материю и кожу.

Я поморщился. Только я мог умудриться порезать ножом ту самую руку, в которой его держал. Гребаные тени!

Затем я встал во весь рост и чуть не повалился опять, задохнувшись от взрывной боли в башке.

– Возьми. – Ариба вложила мне в руку пузырек и шагнула во тьму. – Выпей.

Я сделал, как было велено, едва не поперхнувшись от горечи, которая растеклась по языку и устремилась дальше мимо места, которое казалось мне бороздой, навеки впечатанной в горло.

– Ангелы, да что это такое? – выдохнул я, когда Ариба вернулась с моими рапирой, кинжалом и засапожным ножом.

– Травы, отвар ахрами, специи и немного каффы – мы пользуемся ею для бодрости и приглушения боли.

Отплевываясь, я обменял пустой пузырек на мое оружие. Привкус был неистребим. Однако буря в голове уже начинала ослабевать.

Ариба заключила мое лицо в ладони и осмотрела меня при свете луны, поворачивая голову так и сяк, – шлепнула раз-другой, потом запрокинула.

– Сколько ты видишь лун?

– Две? – предположил я. – Полторы?

– Сойдет. – Она отпустила меня и нагнулась. Когда выпрямилась, в руке у нее была дедова куфия, а на поясе – материнский нож. – Дойдешь, куда хотел? – спросила она, обернув и повязав голову тканью.

Я шагнул в сторону и прикинул расстояние до соседнего холма. Оно показалось больше, чем раньше, но оставалось безлюдным. До поры.

– Да, если не будет сюрпризов. – Поворотившись, я обнаружил, что от нее остался только шепот.

– Хорошо. Тогда действуй. – Я моргнул, опознав ее в тени перед собой. Ариба уже преклонила колени подле деда, спеленывая его одеждой и ее собственным тюрбаном. – Если потороплюсь, я сумею пронести дедушку мимо стражников.

– Уверена? – Я изучил сперва ее, потом труп.

– Другого выхода нет.

– Я мог бы…

– Нет, – возразила она голосом надтреснутым и одновременно резким. – Ты не можешь. Не в этом деле. Это моя ноша. Я должна быть одна.

Ее тон исключал пререкания, и я не настаивал, сочтя за лучшее прошагать к месту исходной беседы и поискать запястный нож. Когда я нашел его и оглянулся, Ариба уже усадила труп и пристраивала себе на плечи. Крякнув, она распрямилась, пошатнулась, затем обрела равновесие. Я различил в темноте только ее глаза.

– Я… сожалею, – проговорил я, не в силах с ходу подыскать другие слова.

– Не больше меня. – Повлажневшие глаза мигнули раз-другой. – Удачи с отысканием твоей правды, имперец.

И она пошла прочь. Я провожал ее взглядом, но мигом позже от нее остался только намек на движение. Еще два шага, и она исчезла.

Я постоял, созерцая тьму. Размышляя.

Глаза джинна?

Будь ты проклят! Будь ты дважды проклят за то, что мертв, Себастьян!

Я повернулся и начал спускаться по склону. Хочешь не хочешь, а дел еще хватало.

31

Во время визита к Хирону мне не представился случай исследовать его конуру, и сделать это сейчас тоже не было времени. Быстрый осмотр показал, что безопасность при постройке здания учитывалась не меньше, чем эстетика: окон было множество, но все доступные оказались узкими, похожими скорее на забранные стеклом бойницы для лучников, чем на прорези для света и воздуха. Окна пошире и балконные двери, располагавшиеся выше, были защищены узорными железными решетками поверх деревянных ставней с такой же искусной резьбой. Что касалось дверей на уровне земли, то все они отличались красотой и прочностью, будучи оборудованы замками, которые, судя по травленным кислотой покрытиям, казались упражнениями на хитроумность.

Я не пришел в восторг от перспективы осваивать в спешке новый замок, тем более что в голове продолжали стучать молоты, а дыхание вырывалось толчками. Отомкнуть можно любой замок, но это не означает, что каждый мастер работает по шаблону. Все илдрекканские замочники обладали индивидуальностью, и то же самое относилось к их изделиям; в Илдрекке я мог уверенно сказать, что механизм из лавки «Железной Руки» всегда проворачивался по часовой стрелке, тогда как в доринианском замке применена двухоборотная система, а Котлодел имел привычку вставлять штырек-обманку, который при неправильном ударе замыкал весь механизм. Но здесь, в Эль-Куаддисе, в имении падишаха? Я знать не знал, насколько прост или сложен бывал замок, не говоря о частных особенностях изделия или его создателя. Скорее всего, я рано или поздно простучу и обойду все препоны, за исключением худших, какие только найду, однако я не сильно возбуждался при мысли о представителе Опаловой Гвардии или кого похуже, кто мог застигнуть меня за этим занятием.