Клятва трикстера

Хотя я видел, как в их руках медленно умирал мой отец. Как страшно и мучительно вытягивали из него жизнь.

Трое в темной униформе. Вооружены автоматами. Но главное их оружие – вовсе не это.

Растворились в воздухе! И вдруг возникли в нескольких шагах от меня.

Тот, что со шрамом на щеке, с вечной ухмылкой, затаившейся в уголке рта, подмигивает:

– Ты ведь не оставишь своего отца, мальчик?

Не оставлю. И в миг, когда, ускоряясь, превратившись в почти неуловимые тени, они бросаются на меня с трех сторон, я тоже превращаюсь в тень.

Мелькают рядом ножи. Мелькают искаженные лица высших.

Будто дикий танец, будто соревнование, награда в котором – смерть.

Я чувствую их расчетливую злость.

Но разве сравнится она с моей? И что их хищный голод против моего?

Я уворачиваюсь и бью. Прыгаю и снова уворачиваюсь. А тело обрастает чешуей с острыми краями – словно сотни ножей, способные вспарывать их регенерирующую плоть.

Один за другим упыри валятся на землю. Но на смену тут же появляются новые.

Неужто надеются меня остановить?

Неужели думают, что я не возьму свое?

Воздух пронзают пули. Тускло сверкают ножи. И распахиваются клыкастые пасти.

Упыри, бандиты, хищные мутанты…

Они накатываются волнами – со всех сторон. Но, перешагнув через трупы врагов, я продолжаю идти вперед. А великая животворящая ненависть продолжает менять мой облик.

Чем меньше человеческого – тем лучше.

Там, где властвует зверье, я сам буду сильнейшим зверем.

Я забуду про жалость, про любовь, про все, что так долго делало меня слабым. И поднимусь туда, где на горе сияет прекраснейший цветок.

Единственный приз для единственного победителя. Власть, сила и слава, скрытые в алом бутоне.

Невидимка…

Взбираться по склону. И не смотреть назад.

Прошлого нет. Есть лишь будущее, рожденное в цветке.

Те, кто владели тобой прежде, просто не умели тобой пользоваться.

Слабаки… Ничтожные людишки…

Но ведь я-то больше не человек. И потому я сумею. Надо лишь задавить в себе голос проклятой памяти. «Когда будешь делать выбор – слушай свое сердце…»

Какая глупость! Ведь у меня больше нет сердца.

Умерло вместе с Ромкой и Кидом. Или еще раньше, когда отца пытали и убивали у меня на глазах…

«Ты уверен, что не сбился с пути?»

Замолчи!

Не время сомневаться, когда до цели осталось так мало. Когда сердца давно нет. И в груди вместо него – приятная холодная пустота.

Все выше и выше – к сиянию в высоте. К огромному алому бутону, озаренному изнутри огнем. И не надо больше искать смысла. Не надо спрашивать – ради чего?

Единственный смысл там – вверху, за полупрозрачными лепестками.

И так легко идти на этот свет…

В чем дело?

Обо что я споткнулся?

Наклонив голову, смотрю под ноги и понимаю, что гора, на которую я восхожу, состоит из бетонных обломков, из мелких кусков разрушенных домов. И все это перемешано с внутренностями тех самых домов: кое-где торчат остатки мебели – именно о деревянную спинку кровати я зацепился. Тут и там выглядывает тряпье, какие-то провода, клочья одеял, одежды…

А вон торчит кукла. Заурядное пластиковое изделие с акриловыми волосами. Но почему она так привлекает внимание?

Я подхожу, выдергиваю искалеченное, оплавленное кукольное тельце. Всматриваюсь в пластиковые глаза на уцелевшей головке. И вдруг вспоминаю.

Отчетливо, как наяву.

Микулино… За сожженной школой – тела с рваными ранами на шее. А среди них светловолосая девочка, даже мертвой рукой сжимающая свое богатство – точно такую же куклу.

Я озираюсь.

Этого не может быть. Случайное совпадение…

Но будто пелена спадает с глаз. И я наконец различаю то, что казалось мелкими камнями.

Осколки костей – там и тут среди мусора, среди бетонной крошки и останков убитого города. До самой вершины, до самого сияющего алого цветка куски бетона перемешаны с человеческими костями.

И сжав в руке куклу, я сажусь на склон. Будто силы кончились, словно ноги вдруг перестали держать.

Наверное, я сижу долго – целую минуту.

«Ты уверен, что не сбился с пути?»

Я не знаю.

Голоса… Правду сказала старая знахарка – иногда они обжигают больнее пламени. Темная завеса, которая закрывала мое прошлое, растворяется, уносится с потоком памяти.

Вот что-то шевельнулось в груди. И горячее катится по щеке.

Кто я? Зачем я здесь?

Всматриваюсь в лицо куклы, будто надеюсь прочесть ответ в акриловых зрачках, надеюсь вдохнуть жизнь в изломанную фигурку… Но пластик в моих руках кажется холодным, как лед.

«Тень, помоги…»

Я вздрагиваю.

Нет, это не из памяти. Кто-то из живых – совсем рядом зовет и умоляет: «Помоги!»

Выронив куклу, я встаю. Откуда голос?

В ушах звенит, меня шатает. И опять неудержимо тянет вверх – к полупрозрачным сияющим изнутри лепесткам. Но я закрываю глаза и все-таки улавливаю направление. Медленно двигаюсь вниз по склону.

И с каждым шагом смертоносная чешуя, покрывающая мое тело, осыпается, как сухая листва.

Гулкие удары отдаются в груди и висках.

Почему так тяжело? Словно я не под гору иду, а выбираюсь из воронки. Она глубокая – глубже, чем пасть живоглота, и темная, как сердце ночи.

Пот заливает глаза. Ноги подгибаются.

«Не оглядываться… Главное – не оглядываться!»

Хотя даже спиной я чувствую, что на дне этой жуткой воронки пылает такой манящий, такой смертельно прекрасный алый цветок…

…Мне тринадцать. Я потерял тропу в незнакомом лесу. Бродил целый день и уже вечером, усталый, опустился на поваленное дерево. Даже плакать не было сил. Острая, как боль, тоска сжимала сердце. Я – один. И не только в лесу. Один – на всем свете, перед лицом наступающей черноты.