Ключ от миража

— А замочка на двери нет, — Мещерский указал на дверь ванной. — И там тоже нет, — он кивнул на дверь туалета. — А в гостиницах в номерах всегда замки. У нас однажды случай вышел — обхохочешься. В Тунисе, в Сусе, — курорт такой, там наша группа отдыхала. Отель ничего, сносный, четыре звезды. Ну и была там мать с дочкой. Номер занимали двухместный. И вот, представляешь, Катя, утром у нас экскурсия запланирована в оазис, автобус подали. Туда ехать три часа по пустыне, там уже ждут бедуины — ансамбль фольклорный, ряженые.

Ну, все наши собрались, только одной девицы нет, дочери. Я к ее матери, она мне — сейчас да сейчас дочь придет, подождите. Десять минут ждем, двадцать — нет. Мать за ней на лифте в номер, и тоже с концами. Ну, я к ним сам пошел. Стучу в дверь — слышу вопли какие-то, плач, истерика прямо. Захожу. Мать что есть сил на себя дверь туалета рвет, а дочка оттуда орет. Оказалось, защелкнулась она там как-то изнутри. Замок не открывается. Ну, мы с матерью и так, и этак пробовали — никак. Экскурсия наша давно уехала, а я все девчонку вызволяю. Побежал к администратору отеля. Но… Это же мусульманская страна — Тунис. Я ему объясняю, что случилось, а он глаза вот такие на меня. Я говорю, дорогой, слесаря приглашай, замок в туалете открывать. А он мне — как можно, постороннему мужчине, мусульманину, заходить к женщине в туалет… Короче, я сам дверь взломал. Потом триста баксов с нас за взлом содрали. Девица красная вся от стыда, плачет, еле ее успокоили. А чего стыдиться? Дело-то житейское, только вот в мусульманской стране это…

— Сережа, — Катя стояла у окна на кухне, смотрела на темный, заснеженный двор.

Мещерский оборвал свою туристическую байку.

— Что, Катя? — спросил он тихо, уже совершенно другим тоном.

— Ты думаешь, у нас что-то получится? — Катя обернулась. — Ты думаешь, все это реально?

— А ты сама как думаешь?

— Вот мы в лифте сейчас ехали с этими людьми. Эта женщина — Герасименко Светлана, этот парень… Узнать я их узнала по снимкам. У меня зрительная память хорошая, но…

— Что, Катя?

— Я даже не представляю себе, как все это будет, понимаешь? Что мне делать, чтобы… Никита говорит, осмотришься, войдешь в контакт с жильцами. О каком контакте он говорит, Сережа? Какой контакт может быть здесь? Ты же видишь — толстые стены, глухие запертые двери. Чужие люди. Мы же ехали в лифте — вроде даже поговорили, но… Я с самого начала, когда Никита и этот Свидерко мне предложили эту авантюру, я знала, Сережа, я предполагала: все так и будет. Именно так — глухо, тихо, — Катя вздохнула. — Вот ты мне честно скажи: ты в своем доме кого из соседей знаешь, с кем дружишь, общаешься?

— Ну, мы всегда здороваемся, — Мещерский пожал плечами. — По крайней мере в лицо я своих соседей всех знаю.

— В лицо, — усмехнулась Катя. — Я тоже там у себя на Фрунзенской в лицо всех узнаю.

— Катя, ты зря так волнуешься. В этом корпусе жильцов мало, — Мещерский говорил мягко, тихо. — Потом, почти все они новоселы, въезжали в одно время, а это всегда людей сближает, объединяет. И еще не забывай — это уже не простой дом. В этом доме произошло убийство. И это такая эмоциональная встряска для жильцов, что они этот случай не скоро забудут, если вообще забудут. Может и так статься, что у этого дома уже появилась своя собственная тайна, свой миф о «диком и ужасном преступлении».

Катя молчала.

— Ну, я не думаю, что уж так все совсем безнадежно, — Мещерский кашлянул. — В конце концов, если ничего не получится, так тому и быть. И Никита это тоже понимает. Но все-таки он хочет использовать этот шанс. Он у них пока единственный. Но я думаю, все будет хорошо. По крайней мере, от тебя в этой ситуации требуется немного — всего лишь…

— Всего лишь узнать, кто убийца, — усмехнулась Катя.

— Нет, насколько я понял со слов Никиты, задача гораздо проще — понять, кто из жильцов мог быть знаком с этим Бортниковым. Обратив при этом особое внимание на женщин этого дома — молодых и одиноких.

— Колосов и Свидерко считают, что сообщник Бортникова и убийца — одно и то же лицо.

Мещерский пожал плечами, а потом спросил:

— Они на сто процентов убеждены, что Бортникова убили из-за тех денег?

Катя кивнула. — А что ты сама думаешь?

— Я не в состоянии думать, Сережа. Это все как снег на голову на меня свалилось. Я.., я просто не знаю, что делать… Скажи, тебе Вадька не звонил сегодня утром? Нет?

Мещерский тяжко вздохнул: ах, вот в чем проблема, ясно. Кивнул: звонил, звонил. И только рукой махнул — ну, ты ж его знаешь.

— А тут даже телефона нет в этой дыре, — жалобно сказала Катя. — У меня только мобильный. Ведь он там с ума сойдет от злости, от ревности. И как мне потом с ним объясняться? Он же меня и слушать не захочет.

— Как это не захочет слушать? — рассердился Мещерский. — Пусть попробует. Я ему скажу… Я ему покажу… Подумаешь, Отелло какое! Я ему в морду дам, — он продемонстрировал Кате кулак. — Не беспокойся, я ему сам все объясню. А если моих доводов ему мало покажется, Никита сам… Хотя нет, этого, пожалуй, не стоит делать. Никита тут вообще лишний совершенно, — Мещерский запнулся. — Да, у Вадима, конечно, характер не сахар. Но должен же он понять в конце концов, что ты не на гулянку отправилась, ты занята серьезным делом, важным. И опасным. Ну, это я так, к слову, опасности тут никакой нет…

— А ты говоришь — все будет хорошо, — Катя покачала головой.

— Конечно! И сейчас самое время пить шампанское за новоселье и за успех всего предприятия. — Мещерский потянулся к коробке. Достал бутылку, бокалы.

— Там у меня сумка с продуктами. Принеси, пожалуйста. Я холодильник включу. Что-нибудь приготовлю. Давай поужинаем, что ли. — Катя с тоской оглядела белые кухонные шкафы. — Не знаю прямо, за что браться.

— Ничего, привыкнешь. Считай, что ты, как и Вадик, в командировке. А это просто номер в гостинице.

И все сразу встанет на свои места. В гостиницах мы не особенно требовательны, ну, в смысле уюта. — Мещерский разлил шампанское и поднял свой бокал. — За тебя, Катюша. Чтобы все было в порядке.

— За новоселье. — Катя выпила. Но даже шампанское не доставило ей никакого удовольствия.

— Ты пока тут на кухне оглядись, а я телевизор проверю, подключу тебе.

Мещерский ушел в комнату. Катя осталась на кухне. Распаковала сумку с продуктами, зажгла плиту, поставила чайник. Достала банку растворимого кофе. Обычно на ночь она никогда кофе не пила. Но сейчас всыпала себе в чашку две полные ложки.

Чайник, вскипев, запел-засвистел. И вместе с этим свистом в кухню просочились и какие-то другие звуки. Катя прислушалась: кто-то играл на фортепиано — громко, бравурно. Сбился, взял несколько аккордов, снова сбился. И вернулся к самому началу. Катя прислушалась: этажом ниже кто-то варварски громко, по-ученически неумело и неритмично исполнял «Времена года» Чайковского — «У камелька».

Глава 14 КОЛЛЕКТИВНАЯ ЖАЛОБА

Мещерский уехал в половине десятого. Медлил у вешалки, переминался с ноги на ногу. Катя вручила ему его куртку, шарф и шапку.