Книга мечей
Шрифт:
Следующим материалом, к которому применялось это слово, была «красная медь» (?), закись, красивые кристаллы которой формируются естественным образом. Поллюкс и Гесизиус Грамматик (380 г. до н. э.) определяют ее как медь, напоминающую золото; а Цицерон ставит вопрос: если человек предлагает на продажу кусок золота, считая, что он выставляет лишь кусок «orichalcum», честный человек должен его проинформировать о том, что это на самом деле золото, или может честно купить за копейку то, что стоит в тысячи раз больше? Баффон сравнивает его с томпаком, или китайской медью с содержанием золота [158] . Бекмэн отмечает «aurichalcum», или коринфскую латунь, в Плаутусе, «Auro contra carum». Фестус говорит о «orichalcum» (меди), «олове» (цинке или сплаве олова со свинцом), «cassiterum» (олове) и «aurichalcum» (латуни). Те же значения мы встречаем и у Амброза, епископа Миланского (IV век), у Примасиуса, епископа Африканского Адруметума (VI век), и у Изидора, епископа Севильского (VII век). Альберт Великий (XIII век), монах-доминиканец, в своем трактате «De Natura et Commixtione Aeris» описывает, как «cuprum» превратился в «aurichalcum».
158
Искусственный сплав меди (четыре пятых) и золота (одна пятая) именуют pyropus за его ярко-красный цвет. Его делают также и из золота и бронзы и называют «chrysochalcos», «царь металлов». «Aes Corinthiacum», или коринфская латунь; ее использовали в зеркалах, состояла она из меди, серебра (стали? цинка?) и золота и ценилась выше последнего. По данным Павсания, этот эластичный и гибкий металл закаливали в Пиренском фонтане. Народная легенда, полностью опровергнутая Плинием, который ее и пересказывает, выводит
Страбона не понять. В одном месте он пишет, что только кипрская медь производит кадмейский камень, купоросную воду и оксид меди. В другом же месте он говорит: «Есть камень неподалеку от Анд, который, будучи брошен в огонь, превращается в железо. Затем его помещают в печь, вместе с определенным видом земли [159] , и из него (камня? земли? обоих?) вытапливается (ложное серебро? цинк?), из которого, при добавлении меди, получается «смесь», некоторые называют ее еще oreichalcum». «Pseudargyros», который также находили в окрестностях Тмолуса, кажется, будет означать в данном случае цинк или Cadmia fossilis (природный каламин или карбонат цинка). Плиний создает путаницу с галмеем, печным каламином, и медной рудой, противопоставляемой карбонатной. Когда Диоскорид упоминает вроде бы искусственный, или «печной», каламин, грязный оксид пинка, то, возможно, он имеет в виду более современную «tutiya» (Авиценна), «toutia», «thouthia» [160] «cadmie des fourneaux», или «тутти». Растерев в порошок и смешав с равным количеством увлажненного угля путем добавления плавня, его плавят вместе с медью для создания латуни. Адвокат де Лони (1780) и епископ Уотсон соглашаются с тем, что «orichalcum» Страбона — это латунь.
159
Возможно, «армянская глина», которую на Востоке с незапамятных времен использовали в качестве плавня, отшлаковывающего добавки. «Вытапливание» или «выделение» (per descendum) означает, скорее всего, что имелся перегонный аппарат и что «ложное серебро» не может быть ртутью, свинцом или оловом.
160
Отсюда «tutaneg» и «tutanego», как иногда называют сплав свинца и висмута. М. Поло (I, 21) описывает «туцию» как вещество весьма полезное для глаз; вообще, его мнение о нем как и о «spodium» очень похоже, по мнению полковника Юла, на сжатый перевод описания «pompholyx» Галена, получаемой от каламина или карбоната цинка, и «spodos», шлака последнего, который остается в камине. Маттиоли сделал «pompholyx» известным в лабораториях под арабским названием «туция». «Туция», импортируемая в Бомбей из Залива, делается из глинистой руды цинка, отливаемой в трубообразные формы и обжигаемой до средней твердости.
В последнее время «aurichalcum» стал синонимом электрона [161] , естественного или искусственного. Слово Хгктрос; [162] принято считать происходящим от «Гелиос», как якобы соперничающий с Солнцем в сиянии. Если верить Лепсусу, то это «юсем» — металл Тутмоса III. Бругш считает, что «юсем» — это латунь, а «асмара» или «асмала» — эквивалент еврейского «хашмаль» — «электрон» [163] . У Бунсена «касабет» и «кахи» — это медь («aurichalcum»), а «хесбет» — металл, связанный с «kassiteros» — оловом. Этот сплав был известен Гесиоду. Софокл применял словосочетание «сардинский электрон» к золоту, а не к серебру. Геродот в историческую эру (480–430 гг. до н. э.) придает имя мифического металла «слезам Гелиад», которые латиняне называли «succinum», в «народной латыни» — «ambrum», арабы — «анбар», а мы зовем янтарем. Плиний, а за ним и Павсаний отмечают две его разновидности — естественную («в любой золотой руде содержится немного серебра» [164] ) и искусственную; в последней содержание серебра не должно было превышать одну пятую. Статиры лидийского Креза, которые греки считают самыми древними монетами, были сделаны, если верить Бекху, из электрона — три четверти золота и одна четверть серебра. Луциан называет этим термином стекло; а в конце концов им стали называть латунь и смешали с «aurichalcum».
161
Автор использует это слово не в привычном для нас значении, а в значении «сплав меди, цинка, никеля».
162
Муж. и жен.; средний род — это самая чистая форма. Доктор Шлиман, отмечая, что оно означает также и янтарь (Микены. С. 204), считает его происходящим от «elec», означавшего по-арабски (?), а возможно, и по-финикийски (?) смолу. Он находит сережки из электрона в так называемом «троянском слое», на глубине 30,5 фута под поверхностью земли (Троя. С. 164). «Гуанин» или «гианин» чирикви представлял собой аурурет (электрон), на 19,3 процента состоящий из чистого золота, с удельной плотностью 11,55. «Томпак» или «томбаг» Новой Гранады, который используют при изготовлении статуэток, тоже представлял собой низкопробное золото: 63 процента золота, 24 — серебра, 9 — меди. Обычно словом «томпак» обозначают сплав вроде золота Мангейма; изготовление его было открыто в Бирмингеме, до сих пор являющемся его центром, в 1740 г. семьей Тернер.
163
Однако «электрон», как правило, переводят как «янтарь». Янтарные бусы и рукояти оружия были среди находок доктора Шлимана. Россиньоль предположил, что электрон, бледно-желтого или янтарного цвета сплав золота и серебра, дал имя и смоле-янтарю.
164
Этот текст, верный в отношении самородного золота, вызвал у многих предположения, что древние владели технологией разделения металлов. Есть яростно оспариваемое предположение, что они могли минерализовать белый металл — то есть превратить его в сульфид и дать золоту осесть.
Я бы предположил, что этот «aurichalcum» может быть и ирландской «бронзой Доуриса», которая получила свое название по городу Доурис, под Парсонтауном, графство Кинге, где она впервые была обнаружена. Уайлд предполагает, вместе с остальными, что золотой цвет сплава зависит от примеси свинца в определенной пропорции, и сравнивает его с цветом кипрской меди, которую римляне называли «coronarium» (используя ее в театральных коронах) и покрывали бычьей желчью. Предметов из «or molu» много в Дублинском музее; они сохранили свой желто-золотой блеск. Наверное, их лакировали, как современную латунь; а патина может оказаться какой-нибудь камедью-смолой. Когда они тускнели, их очищали, подержав над огнем, а затем погружая в слабокислотный раствор, как это делают с современными отливками. Были проанализированы два предмета, меч и кинжал, и выяснилось, что меди в них от 87,67 до 90,72; олова — от 8,52 до 8,25; свинца — от 3,87 до 0,87 [165] , а в мече присутствовала еще и сера. Удельный вес предметов составлял от 8,819 до 8,675. В наконечнике копья были найдены, помимо меди, олова и свинца, 0,31 процента железа и 0,09 процента кобальта.
165
Свинец находили и в больших пропорциях — см. гл. 13.
Есть и другие сплавы, о которых мы читаем, но знаем мало: например, таковы «aes aegineticum», «demonnesium nigrum», «aes deliacum», секрет которой был утерян во времена Плутарха, и из Южной Испании, возможно привозимая на кораблях из Гибралтара. «Ollaria», или горшечная медь (латунь), содержала три фунта «plumbum argentarium» (олова и свинца поровну) на сто фунтов меди. «Aes caldarium» только можно было плавить. И наконец, «graecanicum» представляла из себя переплавленную медь («formalis seu collectaneus») с добавлением 10 процентов «plumbum nigrum» (свинца) и пяти процентов «серебряного свинца» («argentiferous galena»?).
Металл, когда он только появился, был редок и дорог; большие современные мечи, топоры и молоты вряд ли могли быть воспроизведены в меди, бронзе или железе. Ранние попытки развития кельта [166] не привели
к появлению ничего более искусного, чем режуще-колющий клин из дорогого материала (рис. 85). С прогрессированием технологий плавки и литья заостренный конец развился в нож, кинжал и меч; а широкий — в топор. Это сложносоставное оружие, в котором дубинка объединялась с кельтом, или ручной топор, появившееся в Европе в начале неолита, сыграло замечательную роль в истории — древней, средневековой и даже современной; а связь его с мечом становится очевидной, если посмотреть на короткий меч глейв [167] . Эволюция режущих кромок привела к появлению двух принципиально новых форм. Для рубки дерева лучше всего подходящей оказалась форма длинная и узкая, а для случаев, в которых грубая сила была менее востребована, оружие приняло вид широкого лезвия с длинными краями в виде полумесяца.166
Известный антрополог М. де Мортийе придерживается того мнения, что самый древний тип бронзового кельта во Франции, в Швейцарии и Бельгии — с прямыми кромками по бокам. За ним идут кельты с поперечным стопором, следом — известный нам инструмент с «крыльями», за ним — вариант с пазом, а в конце концов — простой плоский инструмент, не имеющий ни стопора, ни кромок, ни крыльев, ни паза, какие делались как из чистой меди, так и из бронзы. Археологи же обычно определяют его как раннюю форму; но М. де Мортилле [так в книге. Прим. редактора fb2] считает иначе, на основе тех условий, в которых встречаются находки.
167
Это оружие (гладиус) с лезвием одно- или двухсторонним, прямым или изогнутым, 4–9 дюймов в длину, часто использовали в XIV и XV веках. Происхождением своим он обязан старому обычаю привязывать серп, косу, топор или меч к шесту, чтобы таким образом получалась пика.
Акху, боевой топор, был известен в Древнем Египте с раннего времени. Один золотой топор и несколько бронзовых были найдены погребенными в качестве амулетов в саркофаге царицы Асхепт, наследницы Восемнадцатой династии. Еще одно бронзовое оружие встретилось в погребении другой царицы, из Семнадцатой династии (1750 г. до н. э.). Полезное в ведении военных действий, это орудие стало, возможно еще в каменном веке, божественным символом: несомненно, в этом корень появления в конце бронзового века h^aches votives (жертвенные топоры) без режущей кромки, который не могли быть использованы для работы или боя, а только для религиозных нужд. Оружие с двумя наконечниками однозначно определялось как лабрандийский йов, получивший свое название от , что в лидийском языке равнозначно . Эта же эмблема появляется и на медальонах трех карийских царей, самым выдающимся из которых является Мавсол, с 353 г. до н. э. По Плутарху (De Pythiae Oraculis), тенедийцы «взяли топоры у крабов, потому что только панцирь краба имеет форму топора». Так, оружие с двумя наконечниками с монет Тенеда является скорее священным, а не воинственным символом. Тенедский Аполлон тоже держал топор, который некоторые даже считали символом Тенеда. Аристотель и другие придерживались мнения, что один из царей Тенеда постановил, что виновные в супружеской неверности должны умерщвляться топором, и то, что он собственноручно привел в исполнение приговор, вынесенный собственному сыну, породило поговорку , означающую «скор на расправу».
Хотя еще Гомер упоминает («Илиада» и «Одиссея») и как оружие, и как инструмент, греки, как и ассирийцы, не особенно на него повлияли. Римляне, поклонявшиеся Квирину в лице копья, обвязывали топор пучком прутьев (фасций), носили его как символ власти и изображали на консульских монетах. Оружие опускали при приветствии, и, возможно, отсюда пошла наша практика опускать кончик меча, неизвестная на Востоке. Топор с широким лезвием на колонне Траяна — в руках рабочего.
Возможно, жители классической Европы презирали это оружие потому, что оно было атрибутом изнеженного Востока. Еще во времена Геродота армянский «сакр» и римский «секурис», делавшийся либо из золота, либо из меди, был любимым оружием амазонок [168] и всадников массагетов [169] . В Ирландии топор фигурирует в рассказах о Гобауне Сауре: этот создатель гоблинов выполнил опасное задание по отделке королевской крыши, нарубив деревянных кольев, бросая их по одному на место и вбивая их путем кидания волшебного оружия в каждый из кольев в правильной последовательности.
168
Амазонки из Мавзолея (Ньютон. Галикарнассус. С. 235) вооружены топором, луком и мечом; греки — дротиками и мечами.
169
Массагеты («великие геты или готы») противопоставляются тисса, или малым гетам; и те и другие использовали «sagaris». Но в то время как одни авторы переводят это слово как «секурис» — топор, другие определяют его как «вид меча», а третьи путают его с акинаком, который греки упоминают отдельно. Страбон (XI, 8) связывает массагетов (готов) с «sakae» — саксонцами. Слово «саксонцы» возникло позже эпохи Тацита, и находим мы его впервые в дни Антонина Пия. Фраза «Brevis gladius apud illos (Saxones) Saxo vocatur» («острые мечи, которые они (племя саксов) носили, назывались «сакс» (лат.) позволяет предположить, что «сакс» был связаны с этим древним народом (Переводы Антропологического института. 1880. Май).
Из Египта топор распространился и в самое сердце Африки, где он до сих пор является, помимо прямого назначения, обменным средством; и перемещение его таким образом от племени к племени объясняет, почему столько различных форм его заполонили Черный континент. Из долины Нила он снова отправился на восток, через земли хеттов и Ассирию в Персию и Индию, где боевой топор в форме полумесяца долго оставался излюбленным оружием. Дуарте Барбоса отмечает различные формы и цвета, описывая стоянку на острове Ормуз. Приняли их на вооружение и турецкие всадники, носившие его на луке седла. Клемм в своей книге «Werkzeuge und Waffen» [170] отмечает, что у скандинавов это было любимое оружие; они носили его в ременной петле за спиной. Большинство жертв «Сожженного Ньяла» — дело этого инструмента. Норманнский топор с длинной ручкой часто встречается на ковре из Байо. Скандинавский боевой топор начала XVII века был найден на поле боя в норвежском Крингелене; ручка его изогнута таким образом, чтобы соответствовать гнезду сзади. В Германии его повсеместно использовали в XV веке; в Англии — в XVI; а в XVII он распространился по всей Европе, за исключением земель славян и венгров. Немецкий процессионный топор показывает его выживание в дальнейшем: лезвие и рукоятка состоят из единого куска дерева, украшенного guild-devices и настолько измененного, что узнать в нем первоначальное оружие трудно. Также и «бергбарте» (кирки) немецких бергманов (шахтеров) использовались, по сведениям Клемма, для защиты городов, особенно Фрайбурга в 1643 году; кирки, сделанные из латуни и железа, еще носят во время государственных процессий. Топор, как и копье, стирал границы. Хартия, предоставленная Кнутом (Канутом) церкви Христа в Кентербери, дарует ей гавань и налоги, собираемые по обеим ее сторонам, насколько человек, стоя в приливной полосе, может кинуть топор.
170
«Оружие и вооружение»(нем.).
Обычай обозначать границы метанием топора еще до сих пор жив в некоторых частях страны. Именно боевым топором Брюс из Баннокберна раскроил английскому чемпиону череп до подбородка. Монстреле повествует нам о том, что во время войн Жанны д'Арк (битва при Патэ в 1429 году) англичане носили топоры за поясом.
Топор был принят и франками, скандинавами и германцами, особенно саксонцами. Так, двусторонний топор, будучи закреплен на длинной палке, в результате чего получилось копье, стал исландским холл-бардом [171] , тевтонской алебардой («все срубающей»), и «поле-топором», получившим свое название от Польши («страны полей»). Эта модификация охватила всю Северную Европу в первые века христианства. В ранней (середина XIV — начало XVI века) форме это был широкий и массивный топор, укрепленный на толстом и крепком древке; в XVI и XVII веках лезвие стало тоньше, по краям появились пустоты, а сам наконечник становился все длиннее и тоньше.
171
Слово это пишется по-разному, и происхождение его тоже объясняется различным образом.