Книга мечей

Здесь вряд ли уместно был бы обсуждать греческую военную тактику, да и сказать о ней нового особо нечего: все авторы вынуждены переписывать отрывки из трактатов Элиана и Ариана, которые жили в дни Адриана. Я лишь напомню читателю, что даже во времена Илиады у греческой армии имелся свой собственный план ведения битвы. Нестор наставляет своих воинов, чтобы они, как и их предки, сохраняли строй; а в двух местах [415] мы встречаем упоминания о грубой фаланге или вытянутом прямоугольном строе цивилизованных египтян и хеттов. Ксенофонт повествует нам о том, что армия Агесилая вся казалась бронзовой и красной; последний цвет, совершенно неуместный, сохраняется в качестве форменного и в современной британской армии. По поводу же тяжеловооруженных гоплитов и легких пельтастов, у которых мечей явно не было, достаточно информации содержится в «Словаре древностей».

415

Илиада. II, 362 и IV, 297.

Еще одним неприглядным свойством греческого военного искусства было его безразличие к человеческой жизни, столь ценимой римлянами. Эллины сохраняли варварский обычай казнить военнопленных; римляне же уже во время 1-й Пунической войны имели систему обмена военнопленными, где разница в численности военнопленных с той или иной стороны уравновешивалась денежным выкупом.

Греция редко вооружалась, разве что в случае оборонительных войн (как, например, война против персов) или войн гражданских или полугражданских (как война афинян против спартанцев, дорийцев, ионийцев и эолийцев). Достаточно взглянуть на любую другую их военную кампанию — взять, например, «Анабазис», — и становится понятно, чего они стоили как воины; а чего еще ждать от народа, типичными представителями мужчин которого были Фемистокл и Алкивиад? Они были слишком умны, слишком расточительны в усилиях, слишком неугомонны, слишком импульсивны (могли себе позволить даже разрыдаться), слишком самоуверенны, чтобы становиться дисциплинированными военными машинами. Они всегда были готовы к восстанию, к смене командования; руководство ими представляло собой весьма сложную задачу. В этом, пожалуй, к ним близки французы — одни из лучших в Европе солдат и при этом самые трудноуправляемые. Великим полководцам — таким, как Тюренн или Наполеон Бонапарт, — приходилось десятками расстреливать бунтарей, пока выжившие не научились «трепетать и повиноваться» [416] . Как и во французах или ирландцах, в греках было больше порыва, чем твердости. Победам своим они обязаны храбрости и стремительному натиску своих атак. Здесь можно их сравнить с англичанами, про которых маршал Буго сказал: «У них самая лучшая в мире пехота, хорошо, что ее мало». Таковыми и следует принимать греков.

416

Но кто может себе такое позволить при республиканской форме правления? На этом основании можно предсказать большие проблемы, которые возникнут у наших соседей в следующей франко-прусской войне.

Успешному ведению своих войн Эллада по большей части обязана тому варварскому состоянию, в котором пребывали ее соседи. И римляне, и все народы Малой Азии, кроме греческих же колоний [417] , сильно отставали от Греции в развитии, когда, на манер конных народов Северной Азии, греки сменили колесницы на боевых коней [418] , позаимствовали из Египта искусство войны на суше и на море, осадные приспособления, все лучшее в области оружия и доспехов и даже пресловутую фалангу. Но греки потеряли превосходство, как физическое, так и моральное, когда народы-соперники догнали и даже обогнали их в таких областях, как вооружение, организация и дисциплина. Греция началась с побед, а закончилась полным разгромом римлянами.

417

К примеру, «священного города» Милета с его 300 зависимыми городами. Говоря о Древней Греции, следует помнить, что она простиралась от Малой Азии до Сицилии, Италии (и даже до юга Франции) и от Египта до Албании. Современная Греция — лишь ствол с обрубленными ветвями.

418

Деммин считает, что «у греков никогда не было даже слова, обозначающего «скакать верхом» и что «такого глагола не существует даже у французов, поскольку слово «chevaucher» означает в строгом смысле лишь прогулку (fl^aner) верхом на лошади». Как отмечает его переводчик на английский, с этим утверждением вряд ли можно согласиться, учитывая существование таких слов, как (equitare), cavalcare — ездить верхом; (верховая езда); и (всадник, рыцарь) и (верховой). Его перевод слова «chevaucher» совершенно неверен. Chevaucher, доброе старое слово, ныне встречающееся слишком редко, четко соответствует понятию «скакать на лошади».

И тут возникает любопытный вопрос. Правда ли, что народы подвержены тем же циклам упадка и заката, как государства или империи? Подчиняется ли тело политическое законам тела общественного? Правда ли, что народы стареют, становятся слабыми и бесплодными после самых ярких периодов своей зрелости? Или они не перестают быть великими и рождать великих людей, но просто соседи обгоняют их, а гениев подавляет неблагоприятная среда? Я не вижу, чтобы время сильно изменило крестьян Романии, горцев Пелопоннеса, персов, ставших в Бомбее фарси, или современных воинов долины Нила, которые под предводительством Ибрагим-паши разбили турок во всех битвах. Но условия жизни в Италии, Греции, Персии и Египте сейчас фундаментальным образом изменились, и эти народы больше не превосходят своих соседей. Их окружают теперь более сильные народы. В этом, возможно, и заключается то, что принято называть их упадком.

Глава 12 МЕЧ В ДРЕВНЕМ РИМЕ; ЛЕГИОН И ГЛАДИАТОРЫ

Та роль, которую сыграл в истории языческий Рим, имела два аспекта: это была роль завоевателя и роль правителя. Подчиняясь естественному для человека захватническому инстинкту, Рим вынужден был совершенствовать инструмент, с помощью которого эти стремления можно было реализовать, — оружие. Именно Риму мы обязаны происхождением слова «армия» [419] . Слово «агша» (оружие) происходит от слова «armus» (рука). Хорошо зная, что «бог сражений» любит превосходство в оружии не меньше, а иногда и больше, чем «большие батальоны», Рим всегда выбирал то оружие и те приспособления, которые считал наилучшими; и, следуя собственной пословице, никогда не отказывался учиться в отношении вооружения даже у побежденных.

419

Немалое удивление вызывает то, что «находки» римского оружия столь редки и в сравнение не идут с широким распространением власти империи. Следует также помнить о том, что памятники имеют склонность к идеализации и архаизации; это особенно заметно в отношении формы шлемов, копий и мечей. Йенс рекомендует в качестве наилучшего места для изучения Романо-германский музей в Майнце под руководством профессора доктора Линденшмидта.

Но в Риме вскоре поняли, что хорошие солдаты могут получиться только из хороших граждан. Поэтому Рим настаивал на цивилизационной максиме «Cedant armae togae» [420] , избегая, однако, того вызывающего зависть первенства, которое Саллюстий назвал «самыми обидными словами Цицерона»: «Concedat laurea linguae» [421] .

Рим подчинил военачальников чиновникам и провозгласил над ними абсолютную власть Закона. Грекам эта идея представлялась в виде Рока, Судьбы, Возмездия; Рим же низвел ее с неясности до реальности, с абстракции до конкретики, с небес на землю. Так, пока Греция учила человечество романтическим представлениям о упорядоченной свободе, свободомыслии, интеллектуальной культуре и гражданском патриотизме, Рим, с его почтением к Закону, в глазах которого все равны, проповедовал равенство людей. Так, христианский мир всегда управлялся и сейчас управляется языческими законами, тем римским правом, которое вышло из Двенадцати таблиц, как еврейские законы — из Десяти заповедей. На самом деле «фециальный колледж», который имел право объявления войн и заключения мира, был тем институтом, который неплохо было бы возродить и в современном мире [422] .

420

Шли в тогах и с оружием (лат.).

421

Создали язык победителей (лат.).

422

В наши дни такой институт сохранился только в мусульманских государствах.

Рим имел только одну цель — завоевания. В отличие от греков, у которых они многое позаимствовали, римляне особо не увлекались искусствами или литературой. Все сочинения римских поэтов за тысячу лет можно уместить в один том. Вряд ли можно говорить о существовании римского искусства; за исключением имен нескольких выдающихся архитекторов, об остальном история умалчивает. Варрон смеется над куклами и статуями богов. Триумф Мецелла (146 г. до н. э.) привел к появлению искусства, но этот греко-римский художник был обречен на вечное копирование или создание портретов и статуй великих. В дни своей наивысшей роскоши и процветания римляне были лишь потребителями и покупателями, распыляя, а не прибавляя к искусству. По словам Вергилия, другие вдыхали жизнь в мрамор и бронзу; единственным искусством Рима было искусство управления народами, разделения побежденных и усмирения гордых. «Fortia agere Romanum est».

По поводу состава римской армии следует обращаться к достойному Полибию [423] , историку Древнего Рима Ливию и последнему из великих авторитетов, Вегецию, жившему во времена Валентиниана II (375–392 гг. н. э), не забывая и о Варроне, который описывает изменения в оружии.

Войско состояло из трех частей — граждан, принесших клятву союзников и наемников; римская организация характеризовалась легионами (от слова legere — «избрали»). Постепенно возникший из фаланги или тесных рядов, легион учился применять для битв acies instructa, боевую шеренгу, или acies sinuata, шеренгу с флангами; а для особых задач сохранялись agmen pilatum, или тесный массив, и agmen quadratum — каре.

423

Плодовитый просветитель, современник Сципиона Африканского и военачальник, лицезревший разрушение Карфагена; он родился в 204 г. до н. э., века три спустя после завоевания латинянами Этрурии.

Легион же состоял из тяжелой кавалерии — милитов, от слова «mil-es», тысяча. Перед ними шли велиты, ферентарии или рорарии, «легкая пехота», «eclaireurs», расчищавшие путь; в I веке их усилили акцензы-велаты [424] . Ауксилиарии сражались с помощью луков и стрел, а некоторые, как этруски, — пращой. Велиты же несли от двух до семи метательных копий (hastae velitarioe), у которых древко, с девятидюймовым ромбовидным железным наконечником [425] , было длиной около трех футов. Для ближнего боя на правом боку у каждого из них висел кинжал паразониум, и справа же — широкий колюще-режущий клинок средних размеров. Доспехами велиту служила юбка из кожаных полос, проклепанных металлом, и парма [426] — маленький круглый щит, похожий на цетру, около трех футов в диаметре [427] .

424

Именуемые также «адскрипции», «супернумерарии» и «велаты», поскольку носили они только сагум — солдатскую одежду, в отличие от офицерского палудаментума. Строго говоря, это был арьергард, в боевом построении находившийся позади триариев. В некоторые эпохи рорарии стояли прямо сразу за триариями, а акцензы, которым доверяли меньше всего, формировали замыкающие ряды.

425

Это оружие хорошо видно на таблице памятников на Судной стене музея в Аквилее.

426

Популярный среди греков клипсус тоже был круглым, но он был больше, чем парма.

427

В фаланге, описываемой Ливнем, велиты были легковооруженными воинами, снабженными только копьем и коротким железным пилумом (VIII, 7).

Легион, как таковой, представлял собой шеренгу — точнее, тройную шеренгу — астариев [428] , или легионеров-копьеносцев. Ливий бегло описывает аций того периода, когда он только возник из фаланги как «состоящий из отдельных бригад, разбитых на центурии. Каждое подразделение состояло из шестидесяти солдат [429] , двух центурионов и одного штандартоносца [430] . Первыми стояли пятнадцать отрядов астариев и двадцать велитов. За ними стояли принципы с тяжелыми щитами и в полном вооружении, тоже в количестве пятнадцати отрядов. Эти тридцать отрядов называли «антепиланием», потому что позади них стояли еще пятнадцать со штандартами; каждый из последних состоял из трех отделений, и первое отделение каждого из них называлось «пилус». Первый штандарт находился во главе третьей шеренги, у триариев. Позади них стояли рорарии, чья боеспособность была ниже по причине молодости и неопытности; а позади всех, замыкающими, стояли акцензы, части, заподозренные в низкой преданности. Сражение начинали гастаты; если рассеять противника им не удавалось, они отступали в арьергард сквозь ряды принципов. Теперь в бой шли они, а гастаты — вслед за ними. Триарии между тем продолжали стоять на одном колене перед штандартами, выставив левую ногу вперед, со щитами на плече; копья их торчали вперед и вверх, а тупые концы были уперты в землю, так что вся шеренга выглядела ощетинившейся и неприступной, как крепостная стена. Если принципы не одерживали победы, «res ad Triarios rediit» [431] . Триарии, пропустив принципиев и гастатов, смыкали щиты и набрасывались на противника единой массой [432] . Это была великолепная атака, когда противник, преследуя вроде бы побежденного уже врага, вдруг натыкался на новую шеренгу.

428

Это слово родственно кельтскому «аст» (ветка), отсюда и французское arme d'hast. Это было греческое слово kovtoi;, копье без зазубрин, царский жезл; при Республике оно собирало тысячи людей (hastam centumviralem agere). Это было оружие легкой пехоты (hasta velitaris), а также служило частью прически невесты. Hastarius и hastatus, hasta и quiris — синонимы.

429

Количество человек могло сильно различаться; наибольшее количество воинов в легионе составляло 6800 человек, считая кавалерию (при Сципионе), наименьшее — 1500 при Константине. В легионе, каким его описывает Ливий, было 5000 пеших воинов и 300 конных (VIII, 8). Возможно, нам следует принять за среднее значение цифру в 4000 пехотинцев, что составляет укомплектованный австрийский полк. В каждой из трех шеренг насчитывалось 10 когорт, в каждой когорте — три манипулы. Последние получили свое название по пригоршне (manipulus) гравы, поскольку именно этот крестьянский символ, будучи прикрепленным на вершине шеста, был штандартом Ромула.

430

Сигны — знаки, или штандарты, — у каждого легиона были свои. Вексиллум — цвета кавалерии — представляли собой квадратный клок одежды, именуемый также паннус . Слово это родственно готскому «fana» или «fan» и англосаксонскому «рап», немецкому «Fahne», французскому «banni`ere» и английскому «banner» (все эти слова в переводе означают «знамя»).

431

За работу принимались триарии.

432

На самом деле формирующей фалангу — изначально это слово обозначало блок или цилиндр.

Это все Ливий. Тема римских легионеров, этих «тяжелых молотов всей земли», требует от меня, однако, добавить еще несколько подробностей, как бы общеизвестны они ни были.

Гастаты, или копьеносцы, молодые легковооруженные воины, шли перед легионами; поэтому их именовали «антесигнанусами» — от слова «ante» — «перед». Они носили шлемы — в виде каски или имеющие гребень, — которые были свойственны конкретному легиону [433] , их доспехи составляли бронзовая нагрудная пластина тридцати двух дюймов в длину, или кираса из тонких металлических пластин, защищавшая грудь и имевшая наплечники, и килт [434] — юбка из того же материала. Ноги их были защищены поножами (ocreoe); дополнительно гастаты были снабжены щитом «скутум». Этот предмет ( — кожа собаки?), искривленный вытянутый овал размером больше пармы, имел размеры четыре фута на два с половиной; рама его была сделана из дерева, а на покрытии имелись усиливающие выступы и металлические пластины. Как показывает их название, гастаты были вооружены большим копьем и длинным или коротким «гладиусом» или «энсисом». Последний носили, как правило, справа; как мы увидим, форма и размер его сильно изменялись. Попав в гущу битвы, воин отбрасывал копье и доставал меч; так же поступали и этруски. Шип на щите тоже использовался в ближнем бою для того, чтобы уложить врага.

433

На офицерских шлемах в знак отличия укреплялись три (страусовых?) пера, черных и красных.

434

Изначально килт представлял из себя набедренную повязку, примитивную мужскую одежду тропических и близких к ним широт. В доспех он был превращен греками и римлянами, и в этом качестве он получил распространение по всей Европе. Он долго сохранялся у мальтийцев; до сих пор в Греции и Албании носят «фустанеллу». В Ирландии его носили в древности, а в Шотландии носят и по сей день.