Книга скитаний
Шрифт:
Крол, сегодня получил две открытки из Рязани от 3-го. Хорошо, что едешь в Екимовку, Дим будет в восторге.
3-го я послал тебе в Рязань 35 рублей. Напиши – получила ли. Сегодня после РОСТы (я пишу в РОСТе), вышлю тебе трафареты. Напиши подробно о Рязани и поездке в Екимовку. Что там за «самоубийство».
Я соскучился, в Москве одиноко, пыльно. Котенок безумствует, на днях утром баловался на плите и открыл газовый кран, едва не подох, я отпоил его молоком. Ходит грязный, как трубочист и совсем одичал.
В «Пролетарий» я сдал цензурный экземпляр. Цензура потребовала отнять партбилет у капитана (это я сделал с радостью), т. к. «он ему
Вчера был на дому у Регинина. Он просит сделать из «Блист. Облаков» для «30 дней» не больше 5 листов. Я подумаю. Регинин передал мне отзыв Нарбута обо мне после того, как Нарбут прочел «Облака». По его словам, таких писателей нужно «беречь как в оранжерее». Регинин сулит «Облакам» большой успех, но говорит, что критика и газеты подымут против них «стандартную травлю», т. к. вещь это совершенно не советская. Передал он мне письменный отзыв Нарбута, очень хороший, где Нарбут м. прочим пишет, что в смысле художественном он считает вещь исключительной, и многие страницы в чисто художественном отношении «волнуют и радуют». Вот я и похвастался.
‹…› Костюм вышел очень хорошо, – портной постарался. Оказывается, он сам зарайский и бывал в Озерицах – приезжал за яблоками.
Я все это время работал над рукописью, ездил два раза на лодке с Синявским, был на даче… Фраерман увлекся рыбной ловлей до самозабвения, говорит только о рыбной ловле и мечтает приехать в Озерицы на 4 дня, чтобы сплошь все время ловить рыбу. Приедет он через неделю после меня дня на 3-4. Видел Гехта (он приходил похвастаться новым серым костюмом, купил его за 39 руб.)… часто вижу Синявского. Он ведет рассеянный образ жизни и собирается тоже на день-два приехать в Озерицы.
Я не оставил мысль о поездке до Озериц на лодке. Выяснится это дня через два, и тогда я точно напишу когда приеду. Если не на лодке, то 15-го в 2 часа дня (выеду из Москвы 15-го десятичасовым).
С Шурой пришлю хлеб и прочие продукты. В Москве опять нет масла. Обедаю в вегетерианке, здоров.
‹…› Пиши. До отпуска осталось 10 дней. Ты напиши из Рязани, если 'тебя задержит твоя группа, тогда я могу взять отпуск на два-три дня позднее (с 18-го)… (Москва – Белоомут – 56 дней).
Привет рязанским и екимовским. Тебя, должно быть избаловали в Рязани так же, как Димушку…
Целую. Кот
Е. С. Загорской-Паустовской в Балаклаву (Москва, 21 июля 1929 года)
Кролик, отправил тебе уже два письма, это – третье. Вчера подписал договор с ГИЗом (Госиздатом) на издание отдельной книжкой (в универсальной библиотеке) «Записок Василия Седых» – всего за 120 руб. (там нет и 1/4 листа). Деньги получу в пятницу 26 июля и сейчас же тебе вышлю, – ты потерпи до 26-го, хорошо?
Начал писать, – выходит хорошо, по-новому. Москва и все московское как-то после моря сразу перестало меня занимать, я променял бы его с радостью на одно севастопольское утро.
…Погода переменилась, – стало жарко, душно и пыльно. Приходится сидеть с закрытыми окнами. Вечером напишу подробнее.
Целую. Как Дим-Передим?
Кот
(Москва, 23 июля 1929 года)
Заяц, до сих пор от тебя нет писем
и я начинаю тревожиться. Напиши поскорее, получила ли три моих письма (это четвертое)…В Москве опять дожди, очень грязно, тоскливо, все усталые и скучные. Был в Хохловке, – хорошо, что вовремя забрали Димушку – у девочки была дизентерия, она едва выжила. Приходил Гаврилов, рассказывал об очень интересном свидании в ЦК относительно «Блистающих облаков». Об этом я напишу подробно вечером. Начал писать о Балаклаве.
Пиши, Кролик. Ужасно нехорошо, что ты не пишешь, – я ведь пишу тебе почти каждый день. Как Дим? Ходила ли на Русалочий пляж?
Целую. Кот
(Москва, до 15 августа 1929 года)
…Начал писать. Выходит хорошо: свежо и остро, непохоже на прежнее. Очень хочется писать, читать, немногих хороших людей, воздуха, тишины.
Зайчик, зайчик, я очень соскучился по тебе и по Димушке. Он не сердится на меня? В Москве одиноко и скучно, но эта скука дает мне возможность писать.
Видишь, как добросовестно я написал тебе все здешние неинтересные новости. Да, еще, – Муровы 15 августа едут в Балаклаву. Звонил Синявский – Мальвина в Геленджике. Он на днях едет к ней, а оттуда морем в Одессу он один. Остановится в Севастополе на день и заедет в Балаклаву, – она его очень занимает. Балаклавское вино выпили впятером: Ново-грудский, я, Фраер, МК и Леночка. Весело было, т. к. Фраер погружен в жесточайшую хандру, я никак не привыкну к Москве после моря, Новогруд-ский скучает по Тамаре (она уехала), а МК молчит и зябнет. Она все время работает по ночам, до 45 часов, устала, стала совсем прозрачной, очень просит дать ей фотографию Димушки (там, где он с обручем). Я обещал.
Шторм ходит очень чопорный, аккуратный и важный, – очевидно, успех действует на него плохо. Молчит, как убитый.
Пиши. Не смей в свежую погоду ездить на большой пляж.
Целую. Кот
(Москва, 15 августа 1929 года)
Кролик, маленький мой, хороший. Получил твое письмо (на пергаменте). Ты зачем тревожишься – после посылки денег (30 руб.) я написал тебе большое письмо на трех листах. Неужели ты его не получила?
Не писал я потому, что «30 дней» заказали мне рассказ, я сказал, что рассказ у меня готов, а на самом деле, как всегда, еще и не начинал его. Пришлось писать четыре дня очень напряженно, но рассказ вышел хороший – бессюжетный, там есть Дим-Передим и ты, и Петро Дымченко, и Балаклава. Называется он «Лето».
Рассказ о лете, мальчике, который в первый раз увидел море, о лете в Крыму и лете в Москве, где живет один отец мальчика. Похоже отдаленно на прозу О. Мандельштама («Шум времени») или Б. Пастернака.
Вот наугад отрывок
«Крошечный мальчик вылез из автомобиля. Ему помогал шофер с пунцовым от загара затылком и мать – светловолосая женщина с ослепительной открытой улыбкой. Мальчик взглянул на отца, как смотрят на доброго и преданного друга, и спросил:
– Па, что это шумит там?
Отец ответил:
– Море.
– А что оно делает, море?
Отец засмеялся и промолчал…»
‹…› Целую.
Твой Кот
(Москва, конец августа 1929 года)