Князь Олег

С этой минуты Олег вдруг почувствовал, что его душа раздробилась на несколько частей и каждая часть рвется к своему уголку: одна часть души его затосковала вдруг по Ясочке и ее матери, Рюриковне; вторая часть вдруг почувствовала: что-то неладное с Экийей, Вербочкой и Ласточкой; третья часть тянулась к молодой страстной иудейке, а четвертая — к многочисленным делам князя-купца, предводителя огромного войска и главы государства, живущего так долго вдали от него. «Я очень похож на этот разветвленный жизнью кедр!» — усмехнулся Олег самому себе и, не отстраняя от себя Аранду, грустно попросил:

— Найди мне какое-нибудь крепкое одноствольное, прямое дерево, которому я буду молиться за наше с тобой счастье!

Аранда задумчиво склонила набок голову, немного подумала, а затем улыбнулась своей чарующей улыбкой и торжественно предложила:

— Ходи в синагогу Саркела! Молись там! Все наши мужчины молятся за благополучие своих семей только там!

— Я знаю, — грустно ответил Олег и поцеловал ее в лоб. — Но я здесь у вас не один, а со своей дружиной, а моя дружина…

— Но ты ее предводитель! Ты должен ее вести за собой во всем! — напористо провозгласила Аранда.

— Это у вас хакан истинный предводитель во всем, а у нас сильны другие традиции, и я не могу их нарушить, ибо слишком сильны духи тех богов, которым мы поклоняемся издревле, — твердо ответил Олег и быстро добавил: — Не надо учить меня вашему иудейству. Я вчера долго беседовал с вашим хаканом. Я признаю мудрость ваших законов, признаю силу Торы; наверное, она действительно является книгой книг, но ни мои воеводы, ни мои дружинники не примут всего этого. Наша вера у них не просто на языке. Она у них в сердце, в душе. И поэтому я буду молиться Святовиту, Перуну, Велесу, Радогосту и Сварогу, чтобы все, что меня окружает и радует, не разрушилось никогда! Именно поэтому для моей молитвы и для моих жертвоприношений мне нужно крепкое, сильное, единоствольное дерево! Найди мне такое дерево, Аранда! — требовательно попросил Олег, выдерживая ее жгучий взор.

— Ты такие взоры бросаешь на меня, будто прицениваешься, достоин ли старый князь такой красавицы, как ты! — вдруг грозно проговорил Олег и хмуро спросил самого себя: «А люблю ли я ее?»

Аранда едва сдерживала себя, чтобы не повиснуть на его могучей шее и не поцеловать его плечи и руки, такие притягательные для любой женщины, понимающей толк в мужчинах. «Да, он в солидных годах, но старости для этого язычника не существует!» Она склонилась перед ним до земли, поцеловала его ноги и, поднимаясь, тихо проговорила:

— Ни красоты, ни молодости — ничего не жаль для тебя, любовь моя! Что бы ни сказал хакан, я только твоя!

Потрясенный до глубины души, Олег смотрел на нее немигающим взором и не верил своим ушам.

— Пусть не мучается и не терзается твоя душа, прекрасный язычник, великий киевский князь Олег-Олаф!

Если даже ты и не сможешь взять меня в жены, я выращу свою дочь и заставлю ее гордиться отцом! — с печальной торжественностью проговорила Аранда, стараясь улыбнуться ему сквозь слезы. — Во всей Хазарии не найдется витязя прекраснее тебя! — с отчаянной искренностью заметила она и хотела было уже повернуться и уйти, как почувствовала сильную боль в локтевых суставах.

Олег так сильно схватил ее за локти, будто забыл, что перед ним та, которая может сделать счастливыми последние годы его жизни.

— Почему ты решила, что у тебя будет дочь? — хриплым от досады голосом спросил он. — Ведь это знают только боги!

Аранда застонала:

— Мне больно! Ты сломаешь мне руки!

Олег опомнился и разжал пальцы:

— Прости!

— Я знаю, ты не рад этой вести, ведь у тебя уже есть три дочери…

— Откуда тебе это известно? — спросил Олег упавшим голосом.

— Бог показывает тебе твою многоликость через твое потомство, но со слабой стороны, со стороны женщины! Значит, ты просто извлекаешь временную пользу из общения с нами, но не проникаешь глубже в душу, — назидательно проговорила Аранда и обняла его за плечи.

Олег недоуменно покачал головой и вдруг почувствовал необыкновенный прилив любви к этой странной девушке и ее ребенку, жизнь которого он зачал в порыве трезвой страсти к телу его матери. Ни о чем не хотелось думать! Никого больше не хотелось видеть! На всем белом свете были только он и она и их неродившееся дитя!..

Как-то утром Олег увидел огромные стволы деревьев, приготовленные для закладки стены, и решил, что той глины, которая имеется под рукой и необходима для засыпки стволов, явно мало. Он позвал Мути с его дружиной силачей и отправился вместе с ними посмотреть на донской пласт глины, давно раскопанный ратниками и истощавшийся, так как ее использовали не только русичи строители оборонительных сооружений, но и хазарские гончары.

Олег взглянул на срез пласта глины.

— К лесу подступаем, — заметил он и в раздумье покачал головой. — Может, предупредить хакана, чтобы…

— Кто здесь хозяин, великий князь Олег? — прервал Олега силач Глен и недоуменно посмотрел на своего предводителя.

— Ты прав, — вздохнул Олег. — Надо сначала срубить лес, — решил он и приказал дружинникам, наваливающим глину на телеги, прекратить раскапывать пласт в опасном месте.

В это время он заметил, что к глиняному раскопу идут гурьбой хазары с тачками. Вид их говорил сам за себя: грязные халаты, усталые лица, согнутые спины, медленная, тяжелая походка. Но эти хазары не были еще стариками!.. Рядом с тачками они вели детей, дети отличались от взрослых: это были чистые, ухоженные дети, которые ступали по земле твердой, веселой поступью.

Поравнявшись с Олегом, хазары остановились и поклонились своим завоевателям.

— Вы за глиной? — спросил их Олег.

Они еще раз поклонились.

— Но пласт выбран, мы подступаем к лесу, и сейчас брать глину опасно. Может произойти обвал.

Хазары выпрямились. Удивленно посмотрели сначала на именитого русича, потом так же удивленно посмотрели в глубину пласта, где, как им казалось, никогда не должна была кончиться глина, поняли наконец, что русич-завоеватель не шутит, что действительно брать глину в раскопе опасно, и стали громко выражать свое горе.

Олегу стало жаль хазар. Он немного подумал, затем спустился вместе с Мути в раскоп и, поставив подпоры под нависший пласт земли, разрешил хазарам набрать глины.

Хазары оживились, заулыбались, сбросили с себя верхние ветхие халаты и в чистой одежде с чистыми детьми осторожно и с благоговением начали руками накладывать глину в небольшие тачки.

Глен, наблюдая за работой хазарских гончаров, в раздумье говорил Олегу:

— Глина для них не просто строительный материал. Глина для них часть души бесконечно большой и доброй природы. Если к ней прикоснуться грязными руками и с бранными словами на устах, то у гончара не получится работа. Вот почему они берут глину только чистыми руками и в чистой одежде, обязательно зовут своих детей, ибо считают, что чище детской души ничего нет.