Князь Рюрик
Шрифт:
От отца Ильва унаследовала стремление к ясности в жизни, чёткой расстановке в своих действиях, а также упорство и настойчивость. Поэтому она не ограничилась слезами, а стала прикидывать свои дальнейшие шаги. Подходить к матери с таким вопросом было бесполезно. Иулиания всегда с прохладцей относилась к дочери, всю душу отдавая сыновьям. К тому же её отличало непостоянство в поступках, которое всегда вызывало раздражение у Ильвы. Она сторонилась смелых действий, прибегая к словоговорению и прямому увиливанию от принятия решений. Надеяться на неё было нельзя никоим образом. Она может или осудить
Всю жизнь Ильву тянуло к отцу. Он казался ей надёжной и верной опорой. На него можно было положиться в трудную минуту, он никогда не выдавал и не обманывал даже в мелочах. Лишь бы заручиться его поддержкой. А вот в таком деле, какое она замыслила, понимания и содействия ей не получить. Если Готброд задумывал большое дело, свернуть его с намеченного пути было невозможно никакими уговорами. Десять лет назад он расставил всё по местам и целых десять лет жил мыслями породниться со своим боевым другом, кенигом Ходо. И теперь он не отступит ни в коем случае.
Подходить к нему с просьбой подобного рода было делом безнадёжным.
Нет, пожалуй, он отступит, если откажется от брака не она, а Уто. Тогда отцу деваться будет некуда. Значит, надо всё начинать со своего нареченного.
И когда через день к герцогу пришёл Уто, она не стала откладывать разговор в долгий ящик. Ильва пригласила его к себе в комнату, посадила перед собой и начала издалека подступать к основному вопросу.
— Уто, — положив пальчик на свои губы и задумчиво прохаживаясь перед ним, спрашивала она, — ты уверен, что любишь меня?
— Конечно, — озадаченно ответил он. — А что?
— Да вот ты говорил насчёт моих глубоких глаз…
— Ну-ну…
— И что я сильно изменилась…
— Может, не очень сильно, но перемена заметна.
— И не догадываешься, почему?
— Нет. Не задумывался.
Ах, какой недогадливый! Действительно не понимает, что хочет сказать она ему, или притворяется? Но как ей самой признаться в этом? Нет, не хватает сил честно всё рассказать. Вот если бы он сам выговорил такие тяжёлые слова. Но он молчит. Неужели ей самой придётся решиться?..
— А в наших отношениях не заметил никакой перемены? — подступила она с другой стороны.
Он замер, пристально глядя на неё. И вдруг чутьём раненого зверя понял: Ильва полюбила другого.
— Рерик? — спросил он.
Она на мгновение смешалась. Но затем, смело глядя ему в глаза, ответила твёрдо, как отрезала:
— Рерик. Я полюбила его и ничего не могу поделать с собой.
— А как же наша любовь?
— У нас её не было. Была детская привязанность, и только.
— Неправда! Я любил и продолжаю любить тебя больше всех женщин на свете! — искренне воскликнул он.
— Но я не любила и не люблю тебя.
— Мы не можем расстаться! Это невозможно!
— Пойми, Уто, — сказала она как можно мягче, — нельзя любить человека по принуждению. Ты не можешь меня заставить любить тебя. И я не могу принудить себя. Это не в наших силах.
Уто надолго замолчал. Он поднёс платочек к глазу, вытер слезу, рука его заметно дрожала.
— Ты не понимаешь, что творишь, — тихим голосом произнёс он. — Мы обручены.
Мы соединены друг с другом самим Богом. И только Бог может разлучить нас.— Но мы не обвенчаны! — почти с отчаянием произнесла она. — Нельзя соединять людей на всю жизнь, если они не любят друг друга!
— Чего ты от меня хочешь? Церковь требует от обручённых верности. Верности клятве, которую дали перед Богом. Даже в том случае, если кто-то прельстит или осквернит обручённую, парень обязан жениться на ней. Может, у вас с Рериком было что-то и ты нечиста?
Краска бросилась ей в лицо.
— Ничего у нас не было! С чего ты взял?
— Даже в этом случае я женюсь на тебе.
Повисло долгое молчание. Слышно было только их шумное дыхание.
— И ты… ты женишься на мне, заранее зная, что не люблю тебя и люблю другого? — наконец медленно и тихо, с придыханием спросила она.
— Да. Потому что люблю тебя. Потому что дал слово Богу и… и твоему отцу.
— Но при чём мой отец?
— Я очень уважаю его. Я дал ему слово заботиться о тебе.
Она долго молчала, собираясь с мыслями и продумывая, какие ещё сказать слова, чтобы убедить его отказаться от свадьбы. Наконец приблизилась к нему и, глядя прямо в глаза, произнесла чётко и раздельно:
— Запомни. Я всё равно тебе не достанусь. Будешь настаивать на свадьбе, уйду в монастырь.
И вышла из горницы.
Ильва провела кошмарную ночь. Но наутро пришёл Уто и сказал не поднимая глаз:
— Я много думал о нашем вчерашнем разговоре. И решил отказаться от нашего брака. Я слишком люблю тебя, чтобы принуждать. Но я должен предупредить о серьёзных столкновениях с церковью, которые тотчас начнутся у тебя. Не забывай: Рерик — язычник. Даже если он крестится, митрополит наложит запрет на венчание, потому что ты уже обручена. И ты на всю жизнь останешься старой девой!
Но Ильву уже ничем нельзя было остановить. В ней заговорил отцовский характер. Она даже не обратила внимания на предостережения Уто.
— У меня к тебе последняя просьба, — сказала она как можно сердечнее, так как была сражена его благородством. — Скажи моему отцу, что ты отказываешься от меня. Мне он может не поверить, что наш брак уже разрушен.
— Хорошо. Я сделаю всё, что ты попросишь, — покорно произнёс он и ушёл.
Через некоторое время к ней явился слуга и передал приказание явиться к отцу. Ильва почувствовала, как ослабли её ноги и часто-часто заколотилось сердце, она чувствовала, что разговор с отцом ничего хорошего ей не сулит. Почти теряя сознание, она переступила порог его комнаты. Отец сидел в кресле, отвернувшись к окну. Сказал, едва сдерживаясь:
— Я хочу знать, что произошло у вас с Уто, почему он сказал, что не хочет приневоленной жены.
— Ничего. Просто я сказала, что я его не люблю.
— Но разве тебя кто-то принуждал к обручению? Разве ты не шла в церковь по собственному желанию?
— Но сейчас я полюбила другого человека.
— Кто он?
— Я не могу назвать его имени. Но если ты отдашь меня замуж за Уто, я уйду в монастырь.
Отец медленно повернулся к ней и долго и пристально глядел на неё. Лицо его было сурово и неприступно, взгляд холодный, отчуждённый.