Князь

Тлизанд тоже, приветливо встретив Карьеча Бгэжико, проводил его в роскошный гостевой дом, поинтересовался, как дела у него и его семьи и приказал двум рабам как следует обслужить его. Но Карбеч приехал по делу и не хотел изводить себя и князя трехдневным ожиданием. Отдохнув, насытившись и совершив свою христианскую молитву, он велел слуге позвать к нему Тлизанда, если тот желает с ним говорить сейчас. Тлизанд, действительно, был рад скорее приступить к решительной беседе, поэтому поспешил в гостевой дом. Оставшись одни, князь и старший дворянин сели друг против друга на мягкие тахты. В камине жарко пылал огонь, обогревая просторную комнату гостевого дома; трещали буковые дрова. На стене - на узорном фоне широкого красивого турецкого ковра над тахтой, где сидел Карбеч, висели дорого отделанные серебром шашка в ножнах, ружье, лук и стрелы, рожок с порохом, мешочек с пулями и длинный охотничий рог. А рядом с оружием висела длинная полированная скрипка со смычком - инструмент, который непременно вешали в гостевых домах, чтобы гость мог себя развлечь мелодией.

– Я знаю, зачем ты позвал меня и своего брата, мой князь, - сказал Карбеч, глядя на Тлизанда. Он был красивым мужчиной средних лет, ростом выше среднего, широкоплечий, стройный. Смугловатое лицо его было правильной немного удлиненной формы, нос с небольшой красивой горбинкой, темные точно рисованные брови, карие глаза и длинные усы.

– Не только у меня к тебе вопросы, Карбеч, - сказал Тлизанд.
– но и у других тлекотлешей тоже.

– Тебе и им не понравилось, что я не приехал на охоту, да, князь?
– спросил Карбеч.

– Ты не оказываешь мне и дворянам внимания. Как-будто тебя нет среди моих дворян.

– Меня ничего не связывает с союзниками врагов адыгского народа, кроме повинностей, о которых говорит адыгский закон, - сказал Карбеч.

– Скажи мне, что ты хочешь, - произнес Тлизанд.
– Честно как дворянин своему князю.

– Я хочу, чтобы моя жизнь и жизнь моего рода была спокойной, - сказал Карбеч.
– а это возможно только если в моих владениях будет действовать только адыгский закон. Закон, который установили наши мудрые предки, и который знает каждый адыг.

– Ты хочешь сказать, что я нарушаю адыгский закон и принуждаю тебя нарушить его?
– проговорил Тлизанд.

– Ты сказал, что будешь повиноваться хану Джамбечу. А хан не только своих дворян заставляет служить ему, но и дворян своих дворян. Теперь хан посчитает, что сможет приказывать мне, а я ему не подчинюсь, и он приведет сюда свое войско, чтобы взять мою голову. Тебе он тоже прикажет сражаться против меня. На чью сторону ты тогда встанешь, мой князь?

– Я не нарушу обязательства, которые издавна существуют между нашими родами, и буду тебя защищать, - сказал Тлизанд.
– Но и ты не забывай, что твой род получил дворянский дар от моего рода.

– И ты не забывай, мой князь, что твой род стал княжеским при поддержке моего рода и родов других тлекотлешей, - сказал Карбеч.

– Однако все тлекотлеши поддержали меня и моего отца, - ответил Тлизанд.
– Все, кроме тебя.

– Мне интересно, что они скажут, если все их рабы и смерды примут вашу религию, и хан запретит продавать их. Они не боятся обнищать?

– Получается, адыгский закон, за который ты так упорно держишься, для одних хорош, а другим в горе?
– усмехнулся Тлизанд.

– Давай, мой князь, оставим возможность продавать невольников, - кивнул Карбеч.
– Но можно ли жить спокойно, когда закон все время меняется?

– Что ты имеешь в виду?
– не понял Тлизанд.

– То, что у всех адыгских племен всегда один и тот же закон - тот, который оставили наши предки. Я адыгский тлекотлеш и заню, по какому закону жили мои отцы, по какому закону жить мне, по какому закону будут жить мои потомки. Поэтому я знаю, какой будет моя жизнь, и уверенно строю ее согласно этому. И я уверен, что мои намерения не нарушаются, если я буду соблюдать этот постоянный закон. Я уверен в своих делах завтра, уверен в делах своей семьи - и потому я спокоен. Понимаешь, князь? Ведь наш - адыгский, закон не меняется. А в Крыму закон издает хан. Сегодня он издает закон, завтра его отменяет и придумывает новый. Я хочу выделить земли некоторым своим рабам, чтобы они стали моими смердами. Я буду снабжать их скотом и даже деньгами, чтобы их женщины рожали больше детей. Потом эти дети вырастут, вырубят лес на горе недалеко от моего имения и посадят сад. Они будут торговать плодами и приносить мне прибыль. Это позволяет мне адыгский закон. Но вдруг хан, которому я, допустим, буду подчиняться, издаст свой закон, по которому адыгские тлекотлеши должны будут бросить свои имения и служить в его войске годы напролет как капы-кулу*. Или, вообще, как крепостные люди пахать землю для него. Могу ли я в таком случае быть уверен в собственной жизни, если законы, по которым я ее проживаю, меняются по воле одного человека?

– Ну, ты сказал!
– Тлизанд покачал головой.
– Неразумно тлекотлеша, от которого во многом зависит по Божьей воле, как будут служить правителю целые роды, превращать в капы-кулу или кого-нибудь подобного. И тем более заставлять пахать землю, - не удержавшись, князь засмеялся.
– когда он не знает, с какой стороны подойти к плугу.

– Разве ханы всегда издают разумные законы?
– проговорил Карбеч.
– Они ведь не знают из жизни ничего, кроме дел своего дворца и военных походов. Их воспитывают адыги вроде тебя, князь, которые наивно полагают, что если адыгский закон заменить крымским, на их землях наступит счастье. Еще юнцами они возвращаются в Бахчисарай и живут среди богатства и наложниц, иногда, чтобы развлечься, отправляясь в походы то на адыгов, то на Москву. Поэтому они назначают для управления делами своих земель помощников из своих тфокотлей и даже рабов - потому что сами ничего не смыслят в делах народа.

Карбеч был умным человеком, и Тлизанд почувствовал, что здесь он прав: у хана были большие владения, и он не мог лично встречаться с каждым пастухом из своих подданных, чтобы узнать, как и чем тот живет.

– Ты вот тоже в пример хана хочешь дать дворянский дар двум своим рабам, когда они вырастут, пусть и не больше, чем младшим дружинникам, - сказал Карбеч.
– Ты зря взял это намерение, мой князь. Раба можно освободить, если ты полюбил его, но не приближать его к дворянству. Ты - князь, и твое право давать дворянский дар тому, кому ты хочешь. Но ведь другие дворяне будут презирать твоих любимых слуг за их рабское происхождение, а рабы - за то, что ты этим двум оказал небывалую милость, а остальным даже не дал волю. Но если ты осовбодишь всех своих рабов - кто будет прислуживать тебе? Ты хочешь, чтобы все - от дворянина до раба, смотрели на них как на человеческих выродков?

– Не надо мне указывать, кому давать дворянский дар!
– вспылил Тлизанд. Его страшно возмутило то, что этот строптивый дворянин пытается играть на его личных чувствах - чувствах своего князя, да еще и упоминать несмышленых еще маленьких слуг.
– Это - только княжеское дело, и ничье другое!
– на фоне безотчетного стремления оградить маленьких рабов от дворянских интриг Тлизанд вдруг ощутил, как ему, несмотря ни на что, неприятен этот умный и красивый мужчина, мужественный и искусный воин. Но следующие слова Карбеча еще более его возмутили:

– Ты сердишься, князь, потому что понимаешь мою правоту, хотя и не хочешь это признать сам себе!

– Ты дерзишь мне, тлекотлеш!
– воскликнул Тлизанд и от волнения поднялся с тахты. Поднялся и Карбеч, чтобы не сидеть перед стоящим князем.
– Как ты можешь поучать меня - своего князя?! Недостойно взрослому дворянину прикрываться в споре с князем детьми-рабами - вот что меня рассердило!

– Кто не советуется с людьми - с тем и люди не советуются, - спокойно сказал Карбеч.
– А ты - князь, к тебе люди обращаются, чтобы ты их рассудил.

– Ты продолжаешь меня учить?!

*Гвардия ханов Крыма.

– Я даю тебе совет, мой князь, как твой приближенный. Похоже, ты уже сам научился от хана считать, что твои дворяне без твоего милостивого дозволения не имеют права давать тебе совета.

– То, что ты сейчас сказал, похоже на оскорбление, - понизив голос, произнес Тлизанд.
– Я не хочу ссориться с тобой в гостевом доме. Живи здесь, как тебе нравится, три дня, а дальше либо оставайся со мной, но прекрати уркываться от меня и дворян, либо служи моему брату, которого ты увел от меня! А мне дороже Тот, Кто создал меня, дал кров и пищу и сделал князем, чем вы оба!