Княжий воин

– И то, братья, - басил поп, отрываясь от немалого кубка.
– Все в руце Божьей. Без Бога на войне нельзя. Идите в сечу смело. Никто не может быть убитым, пока не будет от Бога повелено. А если случится от Бога смерть, то никто не поможет. Остерегаться самому надо, но Божье обережение лучше человеческого-о-о...

Вернувшись с найма, куряне истово и подолгу замаливали грехи, не жалея коленей и лбов - видать, было за что. И только почувствовав облегчение в душе, начинали рассказывать:

Как ни странно, Казачья застава более всего напоминала Роману монастырь. Была в этих людях какая-то воинская святость - особенно в старых казаках. И дело было вовсе не в том, что сюда не допускались женщины, впрочем, как и другие посторонние. Они устранялись от суеты обыденного мира, лежащего вне понятий воинского служения, и безоглядно, более любого монаха, доверялись Богу, свято уверовав, что Божье обережение лучше человеческого.

Началось осеннее ненастье и жизнь на заставе до первых морозов приобрела более спокойный и даже ленивый характер - ни тебе службы, ни тебе учебы воинской. В распутицу держался мир. Роман чаще бывал дома, но отлучаться надолго гридням не полагалось.

Под равномерный шум осеннего дождя в самый раз послушать нескончаемые рассказы тех, кто много видел, много слышал и умел красиво приврать. Были на заставе свои признанные рассказчики, искусство которых ценилось даже выше, чем воинские умения.

Осенью темнеет быстро. В землянке-курене дружинного люда собралось человек пятнадцать-двадцать - кому не надо в наряд.

– А правду ли бают, дедка Басарга, что детинец потому так и зовется, что в старину девок, кто краше и моложе, убивали да в стену замуровывали. Не по-людски как-то, не по христиански:

– Случалось и такое. Во времена Перуновы люди другим обычаем жили, и добро от зла не всякий раз отличали. Немилосердный был народ:

– И в Курске детинец на праведной крови стоит?

– Не-е, у нас другая былица:Давненько это было, - начал Басарга.
– еще до Соловья-северянина. Те времена стародавние один только ворон и помнит. Он тыщу лет живет, да поди - спроси у него:

Города нашего тогда не было, а на его месте лес дремучий стоял, да такой, что на сотни верст ни пешему, ни конному через него ходу нет. Даже лешие ушли. Две реки наши тогда были куда шире и глубже.

На холме, где ныне детинец, стоял тогда терем невиданный камня белого. В тереме жил заморский чародей силы злой и великой. Он-то лесом заколдованным от людей и отгородился. Из каких мест колдун, неведомо. Сказывали, что из царства далекого, из-за гор, из-за морей восточных, где колдовство в почете и в силе.

А кто из людей пройдет через тот лес дремучий, да по незнанию али по глупости к терему приступит, того злой чародей в полон брал, на себя работать заставлял - град подземный в холме строить, как раз под тем местом, где Курск сейчас стоит. Немало там народу маялось, света Божьего не видя. Да нужен-то был колдуну камень-Алатырь, в холме скрытый - его-то и искали. Кто этим камнем владеет, тому ни на земле, ни в небесах никто не страшен. Так писано в древней волшебной книге, коей столько лет, сколько солнышку. Книгу ту чародей берег более всего, потому как в этой-то книге его жизнь и обитала, попади она в другие руки - конец колдуну.

И была у чародея дочь молодая, красоты невиданной, разумная да добрая. Не в отца удалась, а в мать-полонянку, из русских земель взятую. Померла мать ее от тоски - не вынесла неволи. Злой чародей дочь свою любил, но от дел черных в стороне держал.

Сказано было в книге волшебной, что на поиски Алатыря-камня триста лет отпущено, а коль не добудет его владелец книги, то конец ему придет неминучий и лютый.

В тоску чародей впал - срок-то к концу подходил. Стал у злых сил выспрашивать, как ему книжный завет обойти. И нашел, что искал. Ответили ему силы: коль хочешь жить дальше, убей дочь любимую и кровью ее книгу-то и окропи.

Затосковал чародей пуще прежнего, но делать нечего. Три дня жизни колдун дочке отмерил, а сам в подземелье спустился, полоняников своих пуще прежнего неволит, плетью хлещет нещадно - ищите, мол, Алатырь-камень, поспешайте, не то смерти предам жестокой.

Но камня волшебного нет как нет, а третья ночь уж на исходе. Вышел колдун на белый свет, взял нож заветный, к дочери во светлицу поднимается. Вдруг слышит - с реки труба загудела воинская, люди ратные в ворота стучат, велят открывать. А времени-то с ними совладат у колдуна и нету. Схватил он дочь и в подземелье её увлек, в самую дальнюю пещеру.

Один богатырь из тех, что нежданно явились, за колдуном вслед пошел под землю, и когда тот над дочерью своей нож занес, схватил его и уж хотел жизни лишить. Но дочь поведала богатырю, что убивать чародея нельзя - подземелье обрушится на полоняников. Да и жалко ей стало отца. Богатырь узы на чародея наложил и стал людей из подземелья выводить. А девица помогает ему - подземелья обходит, полоняников скликает. Но вот уж вышли все, а девицы нет. Пошел было богатырь за ней, но тут, видно, время чародеево кончилось и рухнуло подземелье, а на его месте яма великая образовалась. Тот ров, что наш детинец оберегает, как раз та яма и есть, но теперь куда меньше - осыпалась да заплыла:

– Девица-то неужто под землей осталась?

– Видать, судьба ее такая. Вот ее-то душа за те злыдни, что отец её людям творил, курский детинец и оберегает: Сказывают, что напоследок колдун напророчил о городе, который на месте его каменного замка возведут:

– А напророчил колдун так, - продолжал Басарга.
– Будто городу нашему со времен Владимира Красна Солнышка отведено триста лет, а потом племя неведомое его разрушит и будет он триста лет никому не ведом. Потом из-под земли, от девицы заточенной, выйдет на землю святыня невиданная и через неё-то город и возродится:

– Я по-другому слыхал, - добавил кто-то из темноты, - что девица эта из подземелья выбралась через тот ход, что и сейчас в крепость ведет. А пока выход искала, камень Алатырь и нашла - он-то в злые да нечестивые руки не дается. Стало быть, теперь у нее сила большая и жизнь вечная.

– Всяко бают:Да разберись, поди - где тут быль, где небыль:

Засыпая под шорох дождя и негромкие разговоры сослуживцев, Роман пытался сверить сроки, оговоренные сказкой, с событиями известной ему истории, но мысль путалась и ускользала:

Глава двенадцатая

НА ОХОТЕ, КАК НА ВОЙНЕ

(январь 1185-го года)

По стародавней традиции одним из важных этапов подготовки молодых воинов была охота на кабанов, медведей, туров.

– Мечами махать вы горазды, - сказал Срезень, собрав вокруг себя гридней.
– Да только это дело нехитрое. А дух в вас тверд ли? В лесу и проверим - на охоте, как на войне: