Княжий воин

– Вот как: - только и сказал боярин, удивленно хмыкнул и посмотрел на Романа синими Анютиными глазами. Помолчал и неожиданно спросил: - Читать обучен ли?
– протянул Роману рукописную псалтырь: - Чти.

Роман стал читать, ни разу не сбившись.

– Чтешь бегло. А счет разумеешь?

– Не хуже любого.

– Ой ли?
– засмеялся боярин и стал задавать примеры на устный счет, но скоро согласился с удивлением: - Умеешь.

"Из физики не спросишь?
– с ехидством подумал Роман.
– Или из химии?".

– Вот что, парень. Давай мы с тобой так столкуемся. Девке моей только четырнадцать лет миновало - замуж ей рано, годика два погоди. Коли чести за это время добудешь, то засылай сватов. Это если Анюта к тебе не остынет - девичье сердце как ветерок: Согласен?

– Согласен, - вздохнул Роман.

...- А что, молодец, - спросил боярин, когда Роман собрался уходить, - драться стал бы один против пятерых?

– Стал бы.

– Ну, так побили бы тебя.

– Нет, боярин, не побили бы.

...Спускаясь по резной лестнице, в одном из цветных окошек терема Роман увидел встревоженное лицо Анюты. Но, видно, его собственная физиономия выражала иное настроение - и боярышня расцвела.

...Отрезвляющие мысли пришли очень скоро. Какие два года! Всего через три месяца все перевернется. Что будет с ней и что будет с ним? "Остался же кто-то из дружины в живых, - думал Роман.
– Даже в летописях об этом сказано".

Он впервые поймал себя на мысли, что ему не так уж сильно хочется вернуться в свое время. "Вот если бы весточка моя до родителей дошла":

... Река времени текла, не замечая, что в ее воды попал кто-то с иных берегов.

Глава тринадцатая

"ВОЛЬНОМУ ВОЛЯ, СМЕЛОМУ ПОЛЕ"

(март 1185-го года)

Последним и самым важным экзаменом на звание княжеского воина было полякование, обычай такой же древний и суровый, как и неулыбчивые прадедовские боги. Для бывалого дружинника, еще не вошедшего в солидные годы, полякование было делом привычным и обязательным. По двое-трое, а кто поопытнее, так и вовсе в одиночку, выезжали молодцы в чисто поле, что тянулось без конца и края в сторону полуденного солнца, не обещая смельчаку ничего, кроме смерти или позорного плена. Где еще разогреешь кровь после долгой и скучной зимы перед очередным "военным сезоном", как не в быстротечных поединках со степняками? Но более всего тянула в поле свобода, там ты сам себе и князь и воевода - только Бог над тобою.

Подтверждение воинской доблести поляковщика становились чубатые головы сраженных им степняков, что крепились к седлу на всеобщее обозрение. Ни богатое оружие, ни доспех, взятые в бою, подтверждением побед не считались - только головы. Впрочем, светловолосая голова русского витязя с таким же успехом могла достаться в качестве трофея какому-нибудь половецкому удальцу. В этом смысле воинские обычаи южных русичей и степняков были очень схожи, а стало быть, долго искать себе супротивника в зыбком пограничье между Русью и Степью поляковщикам не приходилось - сами придут. Тем более, что весной начиналась охота на русский полон.

По обычаю курян молодой воин получал разрешение на полякование после нескольких лет воинских уроков и исправной службы - только группой и с опытными наставниками. Если бы все шло своим чередом, Роману это испытание предстояло года через два, но Срезень рассудил иначе:

– Поляковать поедешь, - и добавил, как бы невзначай.
– Один.

Честь для отрока-первогодка немалая - ему доверяли, на него надеялись - но Роману стало не по себе. Страшила не опасность степной экспедиции, а необходимость исполнения некоторых обязательных ее условий. В детстве, читая книжки про индейцев, Роман не мог смириться с их кровожадным обычаем снимать скальп...

– Иль не рад?
– усмехнулся Срезень, заметив растерянность своего ученика и, очевидно, понимая ее причину.

– Ничего, младень, пора твоей шкуре толстеть помаленьку.

...Перелесок, в котором затаился Роман, раскинулся посреди холмистой, изрезанной оврагами степи. От Курска всего верст пятьдесят к югу, но тут начиналось Поле.

Весна выдалась ранняя - середина марта, а под теплым солнцем трава уже окрасила зеленью склоны холмов. Для неприхотливых половецких лошадей самое время для выпаса - корма добывать из-под слежавшегося снега не надо. Зимой только бескормица да опасение не сберечь полон на обратном пути к перекупщикам сдерживали половцев от зимних набегов на Русь. А весной попробуй сдержи сотни небольших ватаг по пять-шесть человек - стремительных, жестоких и алчных степняков, хорошо знающих местность и как вода между пальцами просачивающихся между русскими заставами. Они спешат, им надо успеть взять больше русичей - через пару недель их ханы кликнут сбор своих войск для очередной войны:

Роман третий день всматривался в степные горизонты в надежде увидеть своего половца. Ему нужен был одинокий и честолюбивый искатель удачи, для которого воинская победа дороже богатой добычи.

Роман насчитал с десяток отрядов по несколько человек, меряться силами с которыми было бы глупо. Наконец, появился одиночка, но даже издали было видно, что это старик, наверное, отставший от своих - в победе над ним чести мало...

Запасы съестного кончались, ночью, опасаясь разводить костер, Роман мерз и даже полушубок не помогал. Надо было вернуться к ближайшей деревне, разжиться продовольствием для себя и для коня, отоспаться...

И вот появился тот, кого он ждал. Своего предстоящего противника Роман сначала услышал, а уж потом увидел - не опасаясь быть замеченным, а наоборот, привлекая к себе внимание, степняк громко свистел, призывая соперников. " Еду, еду - не свищу, а наеду - не спущу" - вспомнил Роман фразу из "Руслана и Людмилы". Половец был молод, нагл и Роман, не колеблясь, вскочил в седло своего застоявшегося жеребца. Он выехал из распадка навстречу пришельцу и ответил на свист свистом.

Степняк аж завизжал от радости, ожег коня нагайкой и рванулся к русичу, на ходу перекинув легкий плетеный щит со спины на левую руку и выставив вперед длинное копье. Видно, он был из знатного рода, иначе бы воспользовался луком, который у его народа считался оружием простолюдинов. Роман избрал тот же способ нападения, и теперь они стремительно сближались. "Как на рыцарском турнире. Только прекрасных дам не видно".

Прежде чем они сшиблись, Роман успел разглядеть полное азарта молодое лицо и белозубую улыбку. Лошадь степняка была ниже, чем лошадь Романа, но седло и посадка всадника выше и неустойчивее. Зато копье было куда длиннее русского. Одним словом, из сёдел они вылетели одновременно.

Опомнившись от удара о землю, Роман вскочил на ноги и выхватил меч. Половец, слегка прихрамывая, спешил навстречу с кривой саблей в руке. Щиты оба потеряли при падении. Сошлись - и сталь зазвенела о сталь. Именно по звону Роман определил, что сабля противника перекалена, а стало быть, хрупка на удар - это знание могло пригодиться.

Степняк, быстрый и ловкий, как кошка, толково рубился, но был самонадеян и нетерпелив - град ударов обрушился на русича и тому стоило немалых трудов выдержать его бешеный натиск. Один раз, поддавшись на незнакомое ему обманное движение, Роман пропустил удар, но старинная кольчуга деда Рожно выручила - зато полушубок поверх брони оказался распоротым от груди донизу. Половец, увидев, что под полушубком русича надета справная кольчуга и, оберегая заточку своей богатой сабли, теперь старался попасть по незащищенным железом ногам, по лицу или по левой руке ниже локтя, зная, что это место на правой у русичей защищено стальным наручем. Но Роман по совету бывалых стариков надел наруч и на левую руку, чего степняк под полушубком видеть не мог. И когда Роман подставил её под саблю степняка - как бы в отчаянной и безнадежной попытке защитить голову - половец вложил в свой удар все, что мог. Он лишь на долю секунды растерялся, когда удар не возымел должного действия, но меч Романа уже перешиб его саблю у самой рукояти.