Княжий воин
Шрифт:
Роман все больше слушал. Головная боль, мучавшая его в первые дни после того, как он очнулся, почти прошла, но каждое произнесенное им слово еще долго отдавалось звоном в ушах. Надо было отоспаться, отлежаться, отмолчаться: Почему его оставили в живых? С какой стати простого пленного отпаивали каким-то горьким снадобьем? И, наконец, самое удивительное - почему оставили заветную кольчугу и не содрали сапоги? Даже ножик, что Смага подарил, не отняли. Будь он знатный княжич, вежливость степняков была бы понятна - за такого родня собрала бы выкуп куда больше, чем заплатят перекупщики рабов.
Немного прояснилась после того, когда
– Ждут степняки, когда ты в силу войдешь, а потом выставят против себя кого-нибудь из ханских сыновей, - рассудил Смага.
– Сам-то Кончак для поединка староват. Победишь - отпустят: Но будут боя с тобой искать. Один на один - чтобы гнева богов не обрушить:
Прошло две недели плена. По подсчетам Романа, половецкие войска, хлынувшие в прореху между Курском и Путивлем, уже разбиты объединившимися русскими князьями и бегут назад, полные разочарования и злобы. Победа превратилась в поражение. Неисповедимы пути и помыслы воинских богов - что русских, что половецких.
Отец Федор, еще не зная, как обернулось это дело, рассуждал, пытаясь найти смысл в происходящем:
– Тому лет двадцать нашего князя Всеволода брат старший, Олег Святославич, хана Кзака, что с Кончаком вровень, крепко побил - взял вежи Козины, и жену его, и детей и злато и серебро. Князюшка со своими суров был, а уж с пленными: Хан все о мести помышлял, и вишь ты - дождался:Кара нам за гордыню нашу.
– Война дело переменчивое, - философски заметил Смага.
– Раз на раз не приходится:
Когда израненное, утомленное неудачным походом степное войско вернется, хан Кончак, чтобы сгладить смуту и ропот свободолюбивых подданных, наверняка устроит пир. Тогда и настанет час Романа.
Теперь Роман, в предвидении ближайших событий, мало чем отличался от любого другого обитателя двенадцатого века. Битва на Каяле не стояла перед ним, как непреодолимая стена - он её миновал. Наверное, его настоящая жизнь в этом суровом времени только начиналась. Как сладко не знать своего будущего:
А еще Роман думал о боярышне Анюте, гнал от себя мысли о печальной участи городка Римова, куда она неожиданно уехала перед самым походом. Как ни сетуй на неотвратимость событий, но чувство неосознанной вины не давало покоя. Можно ли было что-то предпринять, чтобы уберечь дорогого человека от жестокой участи? Не рано ли он смирился перед неотвратимостью событий? А может быть, она где-то рядом в полоне ждет своей участи, как и Роман? О таком думать не хотелось.
:Половецкое войско пришло под вечер, взорвав сумеречную тишину топотом и ржанием лошадей, скрипом телег, криком и гамом.
–
Злые, - безошибочно определил Смага.– Видать, надавали им по шапкам.
Утром, едва прорехи в камышовой крыше окрасились голубым, открылся лаз, и в него спустили легкую лестницу:
– Воин по прозвищу Кистень, - крикнули сверху на ломаном русском.
Роман надел кольчугу, как мог пригладил косматые волосы и вылез на белый свет.
Лагерь еще отдыхал после войны и хмельного пира. Рядом с ямой несколько человек - богато одетых, при дорогом оружии, на статных лошадях. Одна лошадь переминалась без всадника. Как можно увереннее Роман вскочил в высокое половецкое седло и, толкнув коня вперед, первым тронул с места. Очевидно, он правильно выбрал направление, приметив самый богатый шатер на пологом холме, поскольку остальные молча двигались следом.
Один из стражей шатра перехватил коня под уздцы и что-то почтительно сказал Роману по-половецки. Толмач из провожатых перевел:
– Великий хан Кончак ждет тебя, воин.
Хан сидел на потертом ковре, по-степному скрестив ноги, и пил кумыс с кусочками бараньего жира. Это был крупный мужчина лет сорока пяти, вполне европейской внешности, рыжебородый, широкоплечий, с пристальным взглядом на удивление синих глаз - говорили, что мать хана была русской полонянкой. Одет он был по-походному просто, разве что широкий пояс из золотых блях выдавал высокое положение.
Хан указал рукой на место рядом с собой, Роман сел на ковер в позе Кончака. По знаку хана в шатер вошла молодая девушка, неся в протянутых руках чашу с кумысом.
Вкус степного напитка, обильно сдобренного жиром, солью, какими-то травами, был непривычен. Роман уловил иронию в глазах хана, наблюдавшего за русичем - потянет ли степное питье? Роман выпил содержимое чаши до дна, подхватил языком последнюю каплю, поставил чашу на ковер донышком кверху и, изобразив на лице удовольствие, похлопал себя по животу - этим хитростям половецкого этикета научил Смага.
Хан одобрительно усмехнулся.
– Ты совсем молод, воин, - начал Кончак, выдержав приличествующую моменту паузу.
– Откуда у тебя эта Кольчуга и по праву ли ты её носишь?
Роман рассказал, как было, ничего не приукрасив. Имя Рожно произвело на хана впечатление:
– Я знаю этого славного воина, а еще больше слышал сказок о нем. В наших становищах этим именем матери пугают детей. Пугали и меня.
– По-русски Кончак говорил почти без акцента, изредка вставляя малознакомые Роману польские слова.
– Ваш богатырь Рожно был достоин Кольчуги, и если он подарил ее тебе, то имел право:
:Этот человек проживет еще лет двадцать и под конец жизни добьется воплощения давней мечты - вместе с шальными русскими князьями войдет в стольный Киев, причинив городу и его жителям немалый урон. Именно так отомстит великий хан за череду военных поражений - своих и предков. Но неисповедимы пути истории - правнук хана, молодой козельский князь будет защищать свой город от монголов до последней капли крови:
– Я не стану оскорблять обладателя Кольчуги предложением подарить её мне. Предлагаю тебе сразиться с одним из моих сыновей. Рассказывают, что ты неустрашим и не по годам искусен в бою. Такое прозвище даром не дается.