Княжий воин
Шрифт:
– А не хочешь ли сына своего названного по воинской стезе пустить?
– спросил он у кузнеца, обращаясь к нему, как к давнему знакомому.
– Может статься, и получится что из парня.
– И так навоюется, - не очень дружелюбно проворчал Людота:
Хотя Людота был большаком и слово его в кузнечной слободе звучало веско, но взаимоотношения со слободичами наладились у Романа не сразу. Уважая Людоту, те помалкивали, но недовольство и опаска были очевидны. В семье кузнеца все было в порядке, но стоило Роману выйти за ворота - не просидишь же весь век во дворе - так сразу же вокруг него образовывалась пустота: бабы поспешно окликали малышей, оказавшихся рядом с Романом, старики потихоньку
– Это бабка Кокора народ баламутит, - вздыхала Марфа.
– Носит же земля такую мезгириху* черную, прости Господи.
Бабка Кокора была человеком необычным. Жила в покосившейся избушке: два сына как ушли воевать лет двадцать назад, так и сгинули. Перебивалась репищем, грибами, ягодами. А еще травами и заговорами лечила всю слободу - и не только ее. Роды принимала, скотине помогала, сглаз снимала и присуху всякую - человек в обществе полезный. Но не дай Бог слово против нее сказать или чем рассердить - со свету сживет. Заглаза, а иной раз по пьяному делу и в лицо называли ее ведьмой, что она обидным не считала. При этом бабка Кокора была набожна, строго соблюдала посты, не пропускала церковных служб. Сгорбленная и высохшая, в померклой* полумонашеской одежде, с неизменной сучковатой клюкой-шалапугой* бабка была одним из творцов общественного мнения слободы. Старики говорили, что смолоду была она красавица писаная, остались от той поры одни глаза пронзительной синевы, так и не выгоревшие за долгие тяжкие годы....
Как сложилось бы у Романа со слободичами - Бог весть - но помог случай. Однажды к Людоте с заказом пришел из города поп - отец Федор. Крепкий, немалого роста старик с седеющей, разметавшейся по широкой груди бородой, с посохом, напоминавшим дубину.
– В Бога христианского веруешь ли, отрок?
– спросил он у открывшего ему калитку Романа, вперив в него пронзительный взгляд.
Роман молча - тогда еще "немой" - вытащил из ворота рубахи крест и перекрестился по старому обряду - двумя перстами.
– Так почему ж в церкву глаз не кажешь?
– поп повысил и без того рокотавший голос.
От Людоты отцу Федору понадобился крест, против обычного массивнее, килограмма три весом и на прочной цепи: - За грехи свои тяжкие сам я себе наказание определил, - объяснил он кузнецу.
– Да и от татей ночных отбиваться сподручно не одним словом Божьим.
Людота рассказал отцу Федору о Романе и смиренно попросил совета.
– А ты окрести его заново, - подсказал священник.
– Он хоть с крестом, а жизни своей не помнит. А в божатки* возьми бабку Кокору - не посмеет отказать.
Зловредная старуха чуть языка не лишилась, когда Людота попросил ее быть крестной матерью Романа. Но потом согласилась. Крестил отец Федор чинно и громогласно, перед тем переговорив с Кокорой. А крестным стал Людота.
На следующий день с утра Людота с Романом пришли к новой родственнице - поправить протекающую крышу, укрепить подгнивший забор. Да мало ли дел в хозяйстве, столько лет не ведавшем мужской руки. Бабка строго и недоверчиво наблюдала за работой мужиков, сидя на ветхом пороге. Суровость ее померкла, она пригорюнилась, подперев голову иссохшим кулачком.
– На младшего моего похож, - глубокий голос старухи не соответствовал её тщедушному телосложению. Не по годам легко поднялась, ушла в избу, застучала горшками.
–
Угощенье готовит, - Людота подмигнул Роману.И правда. Старуха вышла, поклонилась трудникам:
– Не откажите отобедать.
В избе все было пропитано запахами трав и корений. Пучками висели они по стенам, торчали из берестяных коробов. Бабка выставила на стол все, что имела в небогатом запасе. Охотно отхлебнула принесенного Людотой пива. Помягчела, разговорилась, вспомнила Киев, откуда ее, девку-сироту, увез в Курск давно погибший муж:
Провожая гостей, перекрестила Романа:
– Зла на меня не держи, отрок, божатку не забывай - заходи с делом и без дела. Где ты мне, старухе ветхой, поможешь, а где и я тебе пригожусь.
"Протекция" бабки Кокоры сказалась на следующий день - вечером пришел соседский парень Алешка Шалыга и позвал Романа играть в лапту:
Словарь:
посадник - представитель князя
репище - огород
детинец - крепость
всход - лестница
узы - веревки
забрало - верхняя часть крепостной стены
сокол - стенобитное орудие
коньки-охлупни, огнива, причалины - наружные декоративные э
лементы жилого дома
в два жилья - в два этажа
глуздырь - в данном случае дурачок
"знаемый кметь" - (фраза из "Слова о полку Игореве") - опытный воин
кокора - коряга
изгой - отверженный
мезгирь - паук
померклый - тусклый, темный
шалапуга - дубина
божатка - крестная мать
Глава вторая.
УЧЕНИК КУЗНЕЦА
(февраль 1184-го года)
...- И тело напрягает, и ум в праздности не оставляет, - говорил Людота о своем ремесле, и Роман все чаще соглашался с наставником. Цивилизованный жирок с него давно сошел, сделав мускулатуру сухой и рельефной, плечи и грудь налились силой. Еще бы - помаши-ка целый день тяжелым кием-молотом без всяких скидок на малолетство!
Хитростей, приемов разных и заветных секретов в деле кузнечном столько, что успевай перенимать от мастера, а если умом нерасторопен, то так и останешься в подмастерьях. Но Роману это не грозило - за срок ученичества он уже многое умел, еще больше понимал и постоянно приставал к Людоте с расспросами и просьбами доверить более сложную работу.
– Не торопись, - посмеивался Людота.
– Все своим чередом. Сила в руках есть, голова на плечах и глаз у тебя верный. Но ум и сноровка должны в руки перейти, а это быстро не случается.
Основами ремесла Роман овладел еще до разговора с посадником, теперь же Людота учил его настоящему мастерству. Кузнец секретов не таил, но передавал их неспешно.
– Хочешь мечи булатные ковать, да брони* надежные - научись сначала гвозди делать, - говорил Людота.
– Потом подковы, лопаты, серпы. А уж потом... ухваты для баб.