Когда налетел норд-ост

Вдруг из дверей ресторана выскочила раскрасневшаяся официантка и, тяжело дыша, стала озирать пустеющую улицу. Потом сорвалась с места и с криком бросилась кого-то догонять. Через некоторое время она привела пьяного с жалкой, бессмысленной улыбкой на губах.

— Расплатись, а потом уходи! — закричала официантка, силой вталкивая его в дверь. В конце концов все это стало невыносимо, Виктор махнул рукой, вздохнул и кулаком принялся стучать в дверь гостиницы.

Забравшись под одеяло, он долго не мог уснуть. Все, что видел и слышал за последние полтора дня, резко и неотступно стояло перед глазами. И чем больше он думал, тем грустней становилось. Что-то не так было в этой поездке, что-то мешало ему; какая-то вкрадчивая, неуловимая неправда подтачивала и мучила его изнутри, портила настроение.

Утром Виктор снова шел в Управление тралового флота. Он уже не обращал внимания на внешние приметы города и не приходил в телячий восторг от всего увиденного.

Секретарь был очень занят: «Прости, бегу на бюро…» Он в спешке вытаскивал из с юла и сортировал какие-то бумаги, но даже крайняя занятость не помешала ему проявить сердечность.

— Ты что такой хмурый? Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Ничего, — ответил Виктор. — А что у меня здесь может случиться?

— Ну, если ничего, тогда будь спокоен: на том траулере ты возьмешь все, что требуется, на нем ходят вышколенные, проверенные ребята! Липатов тебя не подведет, попомни мое слово. — Секретарь, одобря его, блеснул отборно белыми зубами.

Виктору вдруг стало не по себе: всерьез ли говорит с ним секретарь?

— А когда же придет твой Липатов? Это точно, что через три… нет, теперь уже через два дня?

— Должен. — Секретарь лихорадочно запихивал в папку на «молнии» бумаги.

— А когда он снова уйдет на промысел?

— Когда уйдет — точно не знаю. Если не будет котлочистки, дня через четыре. Промысловая обстановка нынешний год, сам знаешь, тяжелая, долго простаивать в порту не дают: пришел, выгрузил рыбу, пополнился горючим — и в обратный. План-то никто не уменьшил…

— А я успею выйти с ними в рейс?

— Успеешь. И у тебя все будет в порядке, ты найдешь у них что надо.

«Откуда он знает, что мне надо? — подумал Виктор. — Нет, он в самом деле смеется надо мной… Но, с другой стороны, я же сам просил его дать мне интересный, ударный корабль…»

— Вот что я тебе советую, — сказал на прощанье секретарь, — походи пока что по другим судам, вернувшимся с промысла: знакомься с командами и орудиями лова, вникай, внюхивайся в их жизнь и к приходу липатовского все уже будешь знать, быстро войдешь в их коллектив, и тебе не нужно будет задавать лишних вопросов…

Пожалуй, в этом совете был здравый смысл, но все-таки хотелось потолковать о Липатове в «Рыбном Мурмане».

В редакции Виктор узнал, что липатовский траулер действительно хороший корабль с отличным комсоставом и командой, что он пользуется повышенным вниманием руководства флота и, чего греха таить, некоторыми льготами: в первую очередь получает причал, разгружается и снабжается.

— А можно о команде этого траулера написать интересно или там все так идеально, что и зацепиться не за что? — спросил Виктор у замредактора.

— Смотря какое у вас задание. На этот траулер обычно направляют тех, кто туда просится или кто не очень опытен. Или тех, у кого мало времени, чтоб разобраться во всех наших сложностях и хитростях… Вы, значит, твердо решили выйти в море на нем?

— Я еще ничего не решил, — уклонился от ответа Виктор, потому что замредактора явно не одобрял его выбора. — Время меня поджимает, не знаю, успею ли вообще выйти…

— Да, время здесь требуется, — мягко, но тоже с ноткой скрытого осуждения согласился замредактора.

После этого разговора, как почувствовал Виктор, интерес к нему заметно упал. Замредактора тут же основательно засел за телефон, а сотрудники разошлись по своим местам и стали сосредоточенно шелестеть бумагами, писать, стучать на пишущей машинке. Впрочем, возможно, это только так показалось Виктору. Он полистал толстые годовые подшивки газет, рыбно-промысловые справочники, книги, кое-что переписал в блокнот, попрощался и вышел из редакции.

На этот раз он не сбегал по лестнице управления, а спускался медленно и тяжеловато. На душе было смутно. Все-таки напрасно он связался с этим Липатовым. Но менять решение было поздно, да и, если говорить честно, не готов он был к этому: опять можно нарваться на неприятность, на прокол, по всей вероятности, последний для него…

До прихода Липатова оставалось два дня, и Виктор продолжал изучать жизнь порта. Вместе с жиденькой толпой родных и знакомых, ожидавших суда, приходящие с лова, стоял он и смотрел, как их подтаскивают к причалу буксиры, прыгал на палубу, представлялся начальству и с ходу забрасывал вопросами. Всем было не до него. Соскучившись по дому, моряки рвались к женам, матерям, детям, а кто и в ресторан.

Трудней было вырваться капитанам: у них куча дел и в порту и в управлении. Всем хотелось отоспаться, отогреться, походить после шаткой палубы по надежной земле. Редко удавалось Виктору задержать кого-либо больше чем на десять минут. Каждый старался вежливо отделаться от него. Виктор их понимал, а они его? Кто он был для них? Но он должен был довести дело до конца и поэтому проявлял настырность. Когда он понял, что материала не хватает, стал ходить по рыболовецким кораблям, по всем без разбора — большим и маленьким — не сразу после их прихода, а через день-два. Вахтенные охотно пропускали его, познакомившись со столичным удостоверением, вызывали своих капитанов или старпомов, те, отлично понимая, что с представителями прессы полагается дружить, вежливо отвечали на его вопросы, потом отдавали распоряжения, и какой-нибудь оставшийся на судне боцман, тралмейстер или штурман начинял Виктора бесценнейшими сведениями. Все шло как надо.

Вот-вот должен был прийти долгожданный липатовский траулер, которого Виктор, между прочим, ждал все меньше и меньше и скоро вообще перестал ждать. Виной тому был капитан-директор большого рефрижераторного траулера «Лев Толстой» — высокий худой человек, тщательно выбритый, в безукоризненно сидящей тужурке с надраенными пуговицами, побывавший за свою долгую жизнь в большинстве портов мира.

Он был так начитан, столько знал всего, так верно судил о людях и времени и при этом был так легок и прост в обращении, что через полчаса беседы Виктор почти влюбился в него. Сидел непринужденно, если не сказать небрежно, как у себя дома, развалясь на упругом синем диване в его каюте, просторной и сверкающей чистотой, тянул маленькими глотками крепчайший и ароматнейший турецкий кофе и с замирающим сердцем слушал его. Он и не предполагал, что на промысловых судах могут быть такие образованные и красивые люди.

Он говорил, Виктор слушал, но время от времени капитан-директор заставлял и его говорить о себе, о мурманских впечатлениях, о том, что и как он хочет написать. Виктор отвечал ему легко и откровенно, потому что собеседник был понятлив, слушал внимательно, не перебивал. Виктор все время старался веселить его своими меткими наблюдениями и вполне трезвыми рассуждениями о всех горестях моряцкой жизни, о бессмысленном пьянстве многих рыбачков.

— Скажите мне, — спросил капитан-директор, когда Виктор кончил, — зачем вам эти рыбачки? Эти завзятые любители морской травли и, уж конечно, не кефира в рюмках?

Виктор смутился:

— Как зачем? Я ведь специально за этим приехал сюда и уже собрал громадный материал о них…

— Не обманывайте себя, мой милый, — с грустью сказал капитан-директор, — не собрали вы никакого материала. По вашим вопросам я вижу, что вы прекрасно ориентируетесь в терминологии и знаете, как и что вытаскивают из воды, но вот по этой части… — он приложил руку к левой стороне груди — …по этой части дела у вас обстоят не самым лучшим образом…

Виктор покраснел.

— Понимаете ли, милый молодой человек, э т о то, чего не занесешь в блокноты, а ведь, по-моему, э т о самое главное в вашем деле? Простите меня, старика, я сам не очень доволен собой и своей жизнью, много раз делал не то, что нужно, но об этом, как всегда, узнавал позже, ценой больших и малых потерь. Так вот: поболтайтесь-ка вы хоть недельку с этими самыми рыбачками в море, и вот тогда вы сможете их понять, оценить и даже полюбить. А иначе все бесполезно: покупайте обратный билет, ничего путного у вас не получится…