Когда поют сверчки

Термит выпрямился на стуле. Глаза у него стали огромными – величиной с печенье «Орео».

– Вы хотите сказать, что… вы не любите женщин?! – Последние слова он произнес шепотом.

Вместо ответа Чарли привлек меня к себе и крепко поцеловал в щеку.

– Нет, вот невезуха! Уехать за столько миль и оказаться в гей-баре!.. Да ребята там, дома, мне ни за что не поверят! – Термит соскользнул на пол и встал так, что высокий барный табурет оказался между нами. Глаза его метались и бегали – ему требовалось какое-то сильное защитное средство. – Мне нужно в сортир. Надолго, – заявил он и двинулся к туалету, ежесекундно оглядываясь. – И пожалуйста, сладкие мои, никто за мной не ходите! – добавил Термит почти жалобно.

Едва дверь за ним затворилась, мы дружно расхохотались. Даже Сэл. Глядя на Дэвиса, старый врач заметил:

– Похоже, твой неортодоксальный способ толкования Библии всерьез напугал этого молодого человека. Хотел бы я знать, как ты будешь выкручиваться из этой ситуации…

Дэвис слегка улыбнулся, пожал плечами и стал протирать тряпкой стойку. Секунды через две он сказал:

– Люди, которые в пустыне умирают от жажды, готовы почти на все за один-единственный глоток воды. А этот мальчик… – он повел головой в сторону туалетов, – он жаждет.

Прошло еще минут десять, и из туалета показался Термит. Он с беспокойством оглядывался. Его рубашка была аккуратно заправлена в джинсы, ремень – туго затянут. Отойдя подальше от стойки, он вытащил из кармана пачку однодолларовых банкнот.

– Эй, молчальник, – позвал он. – Сколько я тебе должен?

– Сейчас скажу… – Дэвис продолжал полировать стойку. – Один «Трансплант» и семь пива… – Он посмотрел на потолок, делая вид, что подсчитывает. – Это будет… это будет… одно утро вторника.

– Чего-о?.. – протянул Термит и попятился, выставив перед собой палец наподобие пистолетного дула. Показывая на нас, он добавил: – Я так и знал, что с вами что-то нечисто. Геи есть геи.

– Нет, сынок, – сказал Дэвис, – с тебя я денег не возьму. Но если тебе интересно, то каждый вторник, четверг и воскресенье я преподаю здесь по утрам Священное Писание. Мы изучаем Новый Завет и слова Иисуса… Я тебя приглашаю. За каждое занятие, на которое ты придешь, с меня бесплатный ужин. – Он улыбнулся и, взяв в руки пустой бокал, показал Термиту. – И столько пива, сколько сумеешь выпить.

Парень покачал головой.

– Нет, этим меня не заманишь – ни Новым Заветом, ни… Говори, сколько я должен – и я заплачу. Не хочу быть перед вами в долгу, девочки. По вторникам у вас здесь какое-то голубое сборище, и вы хотите заполучить меня… Я эти штучки знаю – видел по телику, в сериале «Копы»: сначала вы будете меня бесплатно поить и кормить, а потом что-то подсыплете мне в пиво, так что проснусь я в женском платье, и…

Термит шагнул вперед и начал быстро-быстро – пальцы так и мелькали – отсчитывать купюры и бросать их на стойку.

– Вот, здесь тридцать долларов. – Он посмотрел на Дэвиса. – В расчете?

– Я же сказал, сынок, платить не обязательно.

– Я не твой сынок и не твоя девка. Так мы в расчете или нет?

Дэвис кивнул.

– В расчете.

Не отворачиваясь от нас, Термит задом попятился к входной двери, которая стояла открытой. По-прежнему сидя у стойки, мы смотрели, как он запрыгнул в свой потрепанный «Камаро» и рванул с места, выбросив из-под колес фонтан гравия и земли. Из открытых окон машины неслась «Дом родной, Алабама» в исполнении «Линэрд Скинэрд».

Дэвис покачал головой.

– Мне всегда нравилась эта песня, – сказал он.

– Он вернется, – обнадеживающим тоном отозвался Чарли. – Вот увидишь. Ему понравился «Трансплант». Ты же видел, как он в два счета с ним разделался.

Дэвис задумчиво покивал.

– По-моему, он неплохой парнишка. Только, как и все мы когда-то, он оказался на распутье, и я боюсь, что Термит отвергнет путь, который всегда оказывается слишком крутым и трудным после того, как, пройдя более легкой дорогой, ты обнаруживаешь, что уперся в тупик.

Мы с Чарли положили на стойку по двадцать долларов, и я сказал:

– Нам кровь из носа нужно поскорей закончить катер Хаммермилла, чтобы натянуть нос парням из Блу-Риджа.

Дэвис налил мне на посошок стакан спрайта и стал наполнять пивом три бокала для троих завсегдатаев, которые вошли в дверь сразу после того, как Термит оттуда вылетел.

– Что это с парнем?.. – спросил один из вошедших, имея в виду Термита, за которым поднялось облако пыли. – Вы показали ему его отражение в зеркале?

Дэвис пожал плечами и посмотрел на меня.

– В этом не было нужды. Я думаю, он и так бежит от себя.

* * *

Я остановил машину рядом с натянутой на столбы направляющей проволокой, которая вела к дому Чарли. Проволоку можно было принять за электрическую изгородь. Впрочем, такая «подсказка» была ему не особенно-то и нужна: в окрестностях своего дома Чарли прекрасно ориентировался.

Прежде чем выйти из машины, Чарли повернулся ко мне:

– Слушай, Портняжка, ты мне так и не сказал… Та женщина тебе больше не звонила? Ну, та, у которой девочка в больнице. Энни, кажется?..

– Откуда ты про нее знаешь?

– Я же слепой, а не глухой.

Я покачал головой.

– Нет, – сказал я. – Мы договорились, что она позвонит мне на будущей неделе и я покатаю ее и девочку в хаммермилловском катере.

– Думаешь, она позвонит?

– Откуда мне знать?

Чарли улыбнулся и выбрался из машины. Придерживая рукой дверцу, он наконец сказал то, что собирался сказать на протяжении вечера.

– До Четвертого июля осталось всего несколько дней.

– Я знаю, – ответил я негромко.

– Ну и как? Ты уже набрался храбрости?

– Я над этим работаю.

– Сколько лет-то прошло?

– Ты знаешь не хуже меня.

Чарли кивнул и повернулся к озеру, словно мог его видеть. Достав из заднего кармана джинсов складную тросточку, он резко встряхнул ее, раскрывая, и постучал по крылу «Субурбана».

– Письма предназначены для того, чтобы их читали, дружище. Потому-то люди их пишут.

– Я в курсе. – Опустив взгляд, я уставился на коленки.

Чарли улыбнулся.