Когда зацветает пустыня

Он перевернул меня на спину и схватил губами сосок. Язык закручивал спирали, вокруг набухшего ареола.

— Виталик!

— Что, моя милая? — он переместился на другую грудь и начал водить по ней влажные круги, начав от ложбинки, постепенно приближаясь к соску.

— Да… — меня снова разрывало от возбуждения, а когда пальцы любимого опустились между моих ног и медленно задвигались, я начала стонать. Сначала через нос, а потом уже в голос.

— Моя юная соблазнительница… Кончились твои слова? — он прервался всего на пару секунд, а моему соску уже так не хватало его языка.

— Нет, не кончились… Укуси меня! — простонала я сквозь туман в голове.

— Правда хочешь? — Боже! Да за то, как изменился его голос, я бы всё отдала. Пусть хоть всю искусает.

— Очень…

— И куда тебя укусить? — теперь он начал посасывать сосок, видимо, подготавливая к сладкой боли.

— Туда, где ты сейчас…

Он что-то прошептал себе под нос, кажется "маленькая хулиганка" и слегка потянул набухшую горошинку зубами.

— Сильнее… — меня выгнуло дугой навстречу его ласкам. — Ещё сильнее…

— Златка, я сейчас кончу от твоих просьб!

— Давай, любимый…

В ответ он глухо застонал и снова припечатался зубами к соску.

— Я правда не могу, маленькая…

Не успела я опомниться, как Виталик оказался на мне и коснулся кончиком члена клитора.

Теперь была моя очередь шумно дышать.

— Виталик, пожалуйста!

— Попроси, милая. Меня это заводит.

— Я хочу тебя внутри… Возьми меня… — я уткнулась ему в шею и замерла.

— Хулиганка! — он обхватил мои ягодицы и скользнул несколько раз по клитору.

— Виталик! — я готова была заплакать от досады и желания, разрывающего лоно. — Трахни меня!

Сначала он овладел моим ртом, а потом… Вошёл… Медленно. И очень больно.

Мой крик заполнил всё пространство спальни.

— Виталик! Очень больно! — жалобно заскулила я. — Ты слишком огромный.

— Нет моя крошка, это ты очень узкая… Просто миниатюрная… — он замер во мне. — Остановимся?

— Нет… — сквозь боль я начала сама на него насаживаться.

— Милая… — Виталик заглушил мои крики поцелуем. Но на этот раз очень нежным, чувственным, как будто боясь сделать ещё больнее.

Несколько сильных, обжигающих болью толчков и он вышел. Тяжёлый, распухший пенис скользнул по лобку и мощная струя обрызгала мой живот.

Виталик тут же перекатился на спину и подтянул меня к себе.

Первым нарушил молчание он:

— Маленькая соблазнительница… Знаешь, я до сих пор не верю, что мы с тобой вместе.

— И я, медвежонок.

— Почему медвежонок? — усмехнулся он, всё ещё прерывисто дыша.

— Потому что ты огромный. И… там тоже… Или тебе не нравится такое прозвище?

— Нравится, Златуль. Очень мило… — пальцы любимого заскользили по моему плечу. — Подожди пару минут. Сейчас предохну и займусь тобой. Как в "курилке".

От одного воспоминания об этом мой пульс подскочил, стремясь к бесконечности.

— Теперь тебе нужен отдых, милая. — Хотя бы пару дней… С каждым рызом будет всё приятней и приятней… Пока ты немного не растянешься… Но это я предполагаю… А может, уже завтра всё будет хорошо… Знаешь, у меня ведь до тебя… не было девственниц…

С каждым словом его голос становился всё тише и тише.

"Растягивальщик слов!" — довольно улыбнулась я и подоткнулась к нему под бок.

Уже не раз я видела его спящим. Но сегодня всё было по-другому. Сейчас я была абсолютно счастлива, потому что теперь он был мой.

Глава 41

| ВИТАЛИЙ |

Меня разбудили её поцелуи. Мягкие, чуть касающиеся кожи губы перемещались от шрама к шраму. Сначала Злата очень осторожно проводила по травмированной коже тонкими, тёплыми пальчиками, а потом целовала.

Боже! Я столько лет прожил, но никогда не был свидетелем такой нереальной нежности. Не только по отношению к себе, но и вообще, к кому-либо. Ощущения… просто выворачивающие душу.

Я боялся шелохнуться. Притворялся спящим. Не хотелось спугнуть мою девочку и нарушить её ритуал. И нагло подглядывал. Наслаждался движениями хрупкого, юного тела. Мой рассудок постепенно и бесследно утекал от вида её стройных, гладких бёдер и упругой груди с острыми, нежно-розовыми сосками, кажущимися в ярких, солнечных лучах слегка полупрозрачными. Как же я кайфовал… До тех пор, пока не услышал тихие всхлипы…

И не выдержал. Потянулся к Златочке и закинул на себя.

— Разбудила? — шмыгнула она носом.

— Ш-ш-ш… — я схватил её подрагивающие, слегка солёные губы своими и перевернул ревущую крошку на спину. — О чём грустит эта девочка?

Она нежно отстранилась и, устроившись маленьким, испуганным зверьком на моей груди, начала свою исповедь, — Я помню каждый твой шрам, представляешь? Когда и как ты его заработал… Я… Я каждый раз сходила с ума от твоих страданий и от страха за тебя. Это такая боль — любить на расстоянии и не сметь коснуться… — с каждым словом, её всхлипывания становились всё громче.

— Мне не было позволено даже находиться рядом с тобой. Прошлой осенью, когда ты впал в кому… Я ведь узнала об этом только потом, уже дома. Мне никто ничего не сказал. Не посчитал нужным. Так же, как и с этой квартирой. А я… даже от известия о твоих переломанных рёбрах, чуть не сорвалась… Чуть не улетела к тебе.

— Милая…

— А там… — она дотронулась до моих губ пальцами и потрясла головой, заставляя замолчать, — Я сдала бы себя по полной… Не смогла бы в такой ситуации оставаться вежливой и тихой, как я всегда это делала! — рыдания вырывались из неё и драли мою душу когтями. Как голодные вороны, — А эта квартира? Мне было бы намного легче здесь, если бы я только знала, что она твоя. Хоть ты никогда и не жил тут… Не знаю, как объяснить. Просто я очень тебя люблю. И плачу от любви, наверное…

— Моя родная… — у меня не было слов. Одни только чувства, разрезающие пополам душу. И не только её. Я ощущал, как вся моя жизнь от её слов, нежных взглядов и поцелуев перестраивалась кирпичик за кирпичиком. Всё менялось на "до" и "после". Старая жизнь была разрушена, сломана. А новая начинала возводиться, словно из деталей яркого конструктора. Здесь и сейчас. Рядом с моей юной Златой.

— Ладно, не слушай… Бывает, меня слегка заносит… — Она села, подобрав под себя ноги и, как ни в чём не бывало, защебетала, — Пойдём завтракать! Я умираю, как хочу есть!