Когда зацветает пустыня

— Злат, никто не говорит, что будет легко. И ты права — реакцию Игоря предугадать сложно. Но сказать надо, малышка.

— Ха! Сложно? Я тебе сейчас обрисую в двух словах его реакцию. Сначала кулаком в челюсть, а потом — под дых. — я не понимала, почему он так упрямится.

— А я думаю, Игорь поймёт. — мой мужчина сцепил руки в замок и, оперевшись на каменный выступ, уставился на раскинувшийся вдалеке город.

— Виталик, или ты принимаешь мои условия, что ни слова отцу. Или я полечу домой одна. — упрямо выдала я.

— Условия? — он закатился хохотом и подтянул меня к себе. Как куклу. Прижал спиной к шершавому, светлому камню, блокируя пути отступления с обеих сторон от моих плеч. И зашептал, лаская тёплым дыханием кожу за ухом, — Я, вообще-то, тоже там живу. Не забывай об этом, маленькая террористка взрослых дядек.

— Террористка? — получилось достаточно возмущённо, потому что две женщины в возрасте, в паре шагов справа взбудораженно захихикали, умиляясь нашему бурному общению. "Русские" — чтобы повесить на них этот ярлык, мне хватило одного короткого взгляда.

— Ещё какая, Златочка. Думаешь, что если Виталику напрочь сорвало от тебя кукушку, можно теперь им командовать?

— Сорвало кукушку? — я инфантильно закусила губу. Он прав, мне хотелось немного покапризничать и покомандовать. Сидела во мне такая необходимость, признаюсь. И возникла она, по всей видимости, после утренних слов любимого о том, что он всё сделает так, как захочу я. — Не совсем поэтичное признание. Если честно, не об этом я всю жизнь мечтала.

И, хотя я немного кобенилась, сердце пустилось вскачь от его слов.

Виталик наклонился ещё ближе, вжимая меня в стену своим монолитным торсом и прошептал, — Какая же ты упрямая, моя любимая девочка! Так тебе больше нравится?

— Больше… — я растворилась в его словах. Плыла от удовольствия и счастья. Злата перестала существовать. Отныне она стала "его любимой девочкой".

Глаза закрылись, а руки заскользили поверх рубашки мужчины, от которого я таяла, как снежинка на тёплой ладони.

— Поедем домой, милая? — Да! Я знала, что ему тоже не терпится…

— А я хотела ещё погулять! — думаю, настолько невинно я не выглядела даже в восемь, когда разбила хрустальную награду маминой подруги Роуз Темплтон, которой она дорожила до дрожи в руках и голосе.

— Ну вот, как раз и прогуляемся до дома. — довольно улыбнулся он и, крепко прижав меня к себе, как вчера в университете, потащил в сторону парома.

* * *

Лифт снова полз, как черепаха, ещё больше травя моё, изнурённое желанием тело.

— Злат?

— Что, медвежонок?

— А у тебя есть не такое тонкое бельё? Соски постоянно торчат. И видно это не только мне! — от его прямых и откровенных слов сердце заплясало где-то в горле.

— Ты ещё как тогда, у бассейна, скажи. Что "мистеру Робертсу всё видно".

— Да их полгорода видело, Злат! И Робертсы и Смиты и Джонсоны… Я ревную, милая!

— Правда? — меня примагнитило к Виталику. Пальцы пробежались по плотной, джинсовой ткани его рубашки и остановились на поясе штанов. — И тогда ты тоже ревновал?

— Ещё как! И злился, потому что очень хотел тебя, милая… — его руки вовсю устанавливали права на мою задницу. То сжимали, то поглаживали, разжигая пекло внизу живота. — И сейчас очень хочу, Златочка…

Влажные поцелуи любимого заскользили по моей шее и ключице. Боже! Вот это кайф!

— Но сегодня мне нужно отдохнуть. Ты сам сказал… — руки уже были на его спине и ласкали огромные, крепкие бугры мышц. — Потому что я очень узенькая и привыкать нужно постепенно…

Он уже откровенно и тяжело пыхтел от возбуждения. Вот это я понимаю, накал страстей! И я продолжила нагло дразнить любимого, — Давай, как и договорились, подождём до завтра и ты меня ещё немного порастягиваешь… Идёт?

В голове стоял густой туман от ласк его рук и губ.

— Что ты со мной творишь, бессовестная девчонка? — прорычал он мне в губы.

— Я просто говорю факты. Ничего такого…

— К чёрту завтра, Златка! Хочу прямо сейчас! — рявкнул он, как раз в тот момент, когда открылся лифт. И, закинув меня на себя, потащил в свою берлогу.

Глава 44

| ВИТАЛИЙ |

Ещё в Лос-Анджелесе, собираясь в аэропорт, я отдался обуревавшим меня чувствам и желаниям. Отстегнул разум и оставил дома, на полке возле кровати. Но тут… Эмоции прошили меня насквозь. Златка. Она пристрочила меня к себе трогательными слезами счастья и нежными поцелуями. А ещё чувственными "Я тебя люблю" и "Мой медвежонок".

И, хотя, я всегда считал подобные прозвища уделом влюблённых подростков, коим, в принципе, и являлась моя Злата, но этот её "медвежонок" каждый раз попадал в самое сердце. А то, что она только что говорила в лифте… Эти откровенности выдули остатки здравого смысла из моей головы.

Я хочу её до дрожи, до мурашек! Никогда никого так не желал! Даже в юности…

Такое ощущение, что мои восемнадцать начались здесь и сейчас… Рядом с ней. А до этого я был, словно, неживой, словно не полноценный.

Чёрт! От этой девочки член трещит так, что я, наверное, скоро это услышу. И искры из глаз. С ней хочется всего и сразу! Наброситься бы, как голодающий на праздничное изобилие… Но я понимал, что пока нельзя. Не хочу пугать или, что ещё страшнее, травмировать. Я должен быть нежным и терпеливым, даже, когда совсем невмоготу…

Но меня понесло… И начал я ещё в прихожей: посадил Златку на стол и, не переставая практически трахать её рот языком, рывком стянул мягкую, эластичную кофточку к талии девочки.

— Виталик… — она задышала ещё чаще и запрокинула голову.

— Ты уже готова, маленькая негодница? — я стащил с неё кеды и пополз языком снизу вверх по гладким ножкам.

— Я уже насквозь, любимый! Потрогай, как мокро… — простонала она и направила мою руку под юбку.

Что она творила? Откуда в ней все эти, сводящие с ума слова, от которых хочется разрядиться в трусы?

И я вскипел! Выпустил, сидящего во мне голодного зверя. Снова закинул её на себя и понёс в спальню. Посадил на край кровати и, придержав за подбородок, вонзился языком в этот дерзкий рот. Дёрнул на себе рубашку, отправляя пуговицы в стремительный полёт по углам комнаты и, схватив Златкины маленькие ручки, приложил к своему торсу.