Колхозное строительство 6
Шрифт:
— А моя дочка поедет! — перебил Викториан Романович Качинский. — И вот ведь странное дело. Сам я поляк, жена моя Елена Владимировна — немка, урождённая Оффенберг — а как узнали, что Милочка себе русского мужа нашла — радости было до небес. Серёжа Бобылёв, строитель. Они только по-русски в семье говорят, гости у них собираются, стихи читают, песни поют. И ваши песни тоже. Вот бы их с вашей Машей познакомить. Нда… Нехорошо сейчас в Америке, война — не война, но опасно. Лучше пусть тут, — Качинский скрипнул зубами. В Гражданскую у него погибли двое братьев.
— А про меня вот все думали — поляк, приходило паньство, в землячества звали — усмехнулся Корвин. — А мы спокон веку — православные литовские дворяне. С Пясецким, есть такой конструктор вертолётов,
— А я, вы, наверное, думаете, немец? — хохотнул Игорь Васильевич Бенсен. — Все думают. Только мы — Бензины, ударение на первый слог. Из природных южноруссов. Когда уехали, папа переделал фамилию на иностранный лад, а я теперь думаю — обратно переименовываться, вроде как, и неловко, засмеют ведь. Ещё бы Керосиновым назвался, скажут. Только вот мою жену попрошу вас поскорее привезти. Машенька болеет, ей без меня тяжело. У вас ведь тут и медицина бесплатная, а я и там со своими летучими кофемолками в золоте не купался.
— Ну, моей-то Ларисы уж двадцать лет как нет. Я женился было на американке, она и сына мне родила… пятого. Но девка молодая, сорок лет. Где мне, старику, с ней справиться! Погуливает. Отписал им, что там у меня осталось, — не пропадут, — вздохнул Михаил Михайлович Струков. Впрочем, грусть восьмидесятипятилетнего капитана кавалерии явно была напускной. Прямая, как палаш, спина, щегольские подкрученные усы. Этот ещё повоюет! — А я ведь вам подарков привёз кучу. Когда «Локхид» меня с госзаказом на транспортники переехал, а Кайзер нашу фирму «Чейз» оттяпал — федеральных агентов напустили, проходу мне не давали. Так я собрал газеты, черновики всякие, костёр во дворе развёл, да и спалил весь этот мусор к чертям. Бегал, стенал — форменную, словом, трагикомедию ломал. А они, дурашки, решили, что я от чертежей и производственной документации избавлялся. Отстали. А она-то вот! Так что, коли вашим нужно — простите, нашим — то кое-какие вычисления восстановить, и в производство можно пускать. Самолётики простые, недорогие, да я ещё шасси удумал особое — на любой огород можно сажать.
— А я вот вдовец, и детишек бог не дал, — вымолвил Александр Николаевич Прокофьев-Северский. — Эвелин моя по молодости сущая бой-баба была, летали мы с ней вместе, испытывали мои самолёты. Когда спохватились — поняли, что живём как на острове, ни друзей, ни семьи, одни прихлебатели, а сами уж старики. Заболела Элечка, потом в один день уехала на дачу и руки на себя наложила. Прости её Господи. Вот два десятка лет уж один как перст.
Помолчали. Деды перекрестились, достали платочки.
— Моя Лиза сейчас уже, наверное, в Европе, — доложил Сикорский. Ей единственной из всех только и сказал, что задумал, она тем же днём в Аргентину улетела. Договорились, как прибудет, через вас, Пётр Миронович, связаться. Она по святым местам ещё собиралась, скоро не жду. Я и сам бы в паломничество отправился — только теперь уж, наверное, вместо Афона и Иерусалима в Киев, да в Сергиев Посад. И слава Богу.
— Будьте покойны, всё устроим как можно скорее. Письма напишите, передадим, вывезем. Вам, Михал Михалыч, ничего обещать не могу — у меня в республике авиазавода нет, но сведу с министром. Транспортник, да ещё и недорогой, и к полосе неприхотливый — для нашей страны уж точно полезнее, чем для Америки. Расстояния-то — сами уже прочувствовали, какие, а денег вечно не хватает. Но производство летательных аппаратов организовать — это не кроватную мастерскую.
— А вот тут-то, Пётр Миронович, мы вас и поправим, — довольно, как кот, прищурился Бенсен. — Если у вас в городе есть кроватная мастерская, то я за неделю берусь изготовить вам на ней летательный аппарат.
— Так, так… — заинтересовался Пётр. К своему стыду, он понятия не имел, чем занимался Игорь Васильевич. Ну, чем-то летающим — это понятно, но
за неделю?! Воздушный змей, что ли?— Вижу ваш скепсис. Не беспокойтесь, это будет не бумажный самолётик, и не какой-нибудь мускулолёт, — при этих словах Сикорский нахмурил бровь и погрозил оратору пальцем. Мускулолёты были его мечтой детства, и он даже объявил премию тому, кто сможет изготовить действующую модель. Под осуждающим взором патриарха Бенсен не стушевался и продолжил: — Это будет самый настоящий вертолёт, пусть и очень маленький. Понадобятся алюминиевые трубки, тонкий стальной лист, доски, фанера, крепёж. Ну, понятно, станки. Правда, нужен лёгкий, но достаточно мощный мотор. Я взял с собой — это лодочные, в Америке делает фирма «Меркурий». Если у вас таких пока нет, но можно что-то придумать с двигателем от небольшого автомобиля.
— Ты же, Игорь, два привёз. Мне Козьмецкий говорил, что Георгия Кудаша сюда собирается сманить — вот отдадим один ему, он на форсированных моторах собаку съел. Скопирует, да ещё и улучшит, — сменил гнев на милость Сикорский.
Пётр сидел с ошарашенным видом. Вот это — всем подаркам подарок. Агрономам поля облетать, лесоводам пожары высматривать, да мало ли ещё что! Нет, точно он с кем-то договор кровушкой подмахнул. Когда и успел-то? Пьяный был, что ли? Надо вызывать Гагарина, пускай оценит это чудо природы.
Событие пятьдесят первое
— Пойдём обручальные кольца покупать?
— А не рановато? Может, я ещё передумаю.
— Ну, кольцо всё равно пригодится, выплавишь себе из него золотой зуб.
— Какой ещё зуб?
— Который я тебе выбью. Если передумаешь.
Как мозги работают? Как они свои логические цепочки выстраивают? Павлов, наверное, знал. Он на этом не одну собаку съел. Рецепт бы узнать.
У Петра сработали с коротенькой цепочкой. Принесли двоечницы фотографию класса. Шестой заканчивают. Ткнула Таня в одну блондинку пальцем и говорит: «У неё серьги с янтарём есть». Вот если честно, то Пётр женщин не понимал. Проколоть уши и носить финтифлюшки, которые то теряются, то за волосы цепляются, то бандиты срывают с куском мочки. Надо?
У обоих были брежневские подарки, и так покупали. Янтарных вот не было — да и камень-то не драгоценный, так безделица. Пошёл в закрома Родины. В сейфе в Краснотурьинске у Марка Яновича в секретной комнате хранились эксклюзивные старинные украшения. Всё музей хотел открыть в городе — там ведь уже есть геологический, имени известного уральского исследователя недр Фёдорова. Камни лежат. Интересно — а вот бы рядом лежало, что из этих камней можно сотворить. Да всё руки не доходили — ну, и спросят ведь: «Откель?» — «Нашёл.» — «Так вот шёл горой и потерял кто-то?» — «А вы сомневаетесь? Повезло!»
Обычные поделки советской промышленности хранились тоже в сейфе, но под рукой. Перетряхнул, помнил, что там были с янтарём. Нашёл. Вот тут гипоталамус — или что там за цепочки отвечает? — и выдал: Янтарная комната.
Что известно? Искали долго, или делали вид, что искали, а потом господин Президент плюнул и дал команду отреставрировать. Если Гёте с Растрелли смогли — то сейчас ведь и инструмент получше, и Калининград под рукой. И сделали. Так Пётр потом фильм смотрел: товарищей не разогнали, а сохранили успешный коллектив, и они дальше продолжили «реставрировать», Кабинет ещё сделали. И весь фильм сетовали, что нет учеников. Старенькие, а мастерство и секреты передавать некому. Одни менеджеры и охранники в стране остались с мерчандайзерами.
Сейчас ведь ситуация получше — люди в стране живут, а не мерчандайзеры. Надо просто найти специалистов по работе с янтарём — и начать на полвека раньше. Один чёрт ведь не найдут. Янтарь сейчас в руках государства, а если что и перепадает «копателям», то можно и выкупить. Невелики деньги. Позвонил Макаревичу, спросил про фамилии, Марк Янович завис на минутку, потом назвал одну.
Пётр позвонил Циневу и озадачил его. Всё, как всегда. «То же небо опять голубое». Или как там у Высоцкого? Небо в клеточку. Сидит, в общем, подпольный ювелир. А нефиг.