Коллекция профессора Стаха

— Вы?.. Вот не думал… Мне говорят — из прокуратуры, а это — вы… Хотя, — улыбнулся ещё приветливее, — почему прокуратура не может поинтересоваться искусством? А вы ещё так красиво сказали о портрете Ганса Гольбейна Младшего!

Он непринуждённо произнёс слова и улыбнулся почти развязно, однако в его глазах Козюренко заметил глубоко спрятанный страх. Это придавало лицу Иваницкого странное выражение — он как бы надел маску клоуна, который должен веселить публику в минуты своего душевного смятения.

— Мы не хотели вызывать вас к себе. Это прозвучало бы как-то официально, — начал Козюренко. — Собственно, вы не можете быть даже свидетелем по этому делу, но все же нам интересно знать ваше мнение, вот я и осмелился побеспокоить вас…

— Прошу! — бодро воскликнул Иваницкий, и искра удовлетворения мелькнула в его глазах. — Чем могу быть полезен?

— Речь идёт об ограблении коллекции профессора Стаха…

— Мне говорили, что его убили… — Иваницкий сокрушённо склонил голову. — Такой человек, и у кого-то поднялась рука! Но, — он бросил взгляд на следователя, — какое я имею отношение?..

— Конечно, к убийству — никакого… — ответил Козюренко. — Нас интересует ваше мнение как специалиста. Незадолго до убийства вы были в доме профессора, и Василь Федотович показывал вам свою коллекцию…

— Не мне, — счёл нужным уточнить Иваницкий. — Я был гидом-переводчиком, если хотите, но профессор чудесно владеет… простите, владел английским, и мои функции свелись фактически к наблюдению.

— Как вы лично оцениваете коллекцию профессора Стаха — Козюренко решил выглядеть этаким простачком. — Недавно в какой-то газете я читал о любителях-коллекционерах икон, и точка зрения автора статьи…

— Я читал эту статью, — перебил Иваницкий, — автор, безусловно, прав. Но коллекция Стаха — не дилетантское собрание мазни посредственных иконописцев, у него в собрании есть даже Рублёв!

— Это икона, которая висела в центре коллекции?

— Неужели её украли?

— К сожалению. И мы разыскиваем её.

— Найдёте! — категорично заявил Иваницкий. — У нас продать Рублёва невозможно.

— Я тоже придерживаюсь такого мнения. Однако, как вы считаете, эти иностранцы, что были с вами, не могли?..

Козюренко не договорил, но все и так было понятно. Выжидательно смотрел на Иваницкого.

— Исключено! — уверенно ответил Омельян Иванович. — Американцы, которых я водил к профессору, уехали из Советского Союза через три дня.

— Справедливо. Но вы не ответили на вопрос: икона Рублёва висела в центре коллекции?

— Какое это имеет значение? Ведь уже не висит.

— И все же?

Иваницкий немного подумал.

— В центре, третий ряд снизу… Нет, простите, второй.

— А слева от Рублёва?

— Кажется, какой-то старообрядческий образ. Да, он. Профессор говорил, времён патриарха Никона.

— Коллекция ограблена квалифицированно, — заметил Козюренко. — Украдены ценнейшие иконы.

Иваницкий чуть покраснел.

— Думаете, — спросил он, — не обошлись без профессиональной помощи?

— Уверен. Я и пришёл к вам, чтобы выяснить некоторые вопросы. Вот вы, например, человек, прекрасно разбирающийся в живописи, смогли бы в течение нескольких минут отличить шедевры от ординарных полотен?

Иваницкий как-то растерянно улыбнулся: кажется, этот следователь начинает прижимать его к стенке. Ответил неопределённо:

— Все зависит от обстоятельств… профессиональных способностей, если хотите… — Немного поколебался и уверенно прибавил: — Думаю, что отличил бы подлинное искусство от подделки.

Козюренко кивнул. Это и волновало его: грабитель забрал лучшие экземпляры коллекции и ещё две иконы, имевшие только относительную художественную ценность. А может, он сделал это, чтобы сбить с толку следствие — точно рассчитанный и дальновидный ход?..

Все может быть, но пока что все факты за Иваницкого. У Козюренко ничего нет к нему, кроме неприязни, а неприязнь противопоказана следователю.

Роман Панасович встал.

— Я благодарен вам, — сказал он, — и просил бы об одном: если вы услышите что-нибудь об украденных из коллекции профессора Стаха иконах, проинформируйте нас. Преступники попытаются продать иконы, возможно, обратятся за консультацией к искусствоведам.

— Не думаю, — Иваницкий ответил ослепительной улыбкой. — Но, конечно, в случае чего сочту своим долгом…

В здании, которое в городе привыкли называть Домом проектов, размещались не только проектные организации. Несколько этажей правого крыла было отведено, например, управлению местной промышленности. Однако преобладали в доме все-таки различные научные и научно-исследовательские организации, связанные с проектированием всего, что можно проектировать, начиная с городов и кончая какими-то геологическими работами.

Козюренко постоял немного у главного подъезда, читая вывески:

«Государственный институт инженерно-технических изысканий».

«Научно-исследовательский институт планирования и нормативов».

"Производственно-полиграфическое предприятие «Патент».

«Гипропром».

Он поднялся на предпоследний этаж. Длинный коридор был заставлен щитами с разной наглядной агитацией. На одном из них висела старая, ещё первомайская, стенгазета. Козюренко взглянул на статьи об успехах коллектива и направился к завхозу, отрекомендовался инспектором противопожарной охраны и долго и нудно отчитывал завхоза за то, что в коридоре нет ни одной таблички с призывом звонить по «01» в случае пожара. Завхоз пообещал заказать даже несколько таких табличек, лишь бы только избавиться от занудливого пожарника. Но, видно, не так легко было от него отделаться. Инспектор принялся рассказывать о разных случаях пожаров, сказал, между прочим, и о том, что в молодёжном кафе задержали нескольких хулиганов.

Завхоз, любивший от нечего делать поболтать, оживился. Он похвалил решительные действия оперативных работников и начал сетовать, что молодёжь теперь не та: ведёт себя развязно, не хочет признавать авторитетов и не слушает старших.

Козюренко понял, что завхоз, так сказать, созрел для серьёзного разговора, и пожаловался на компанию молодых людей, пьянствовавших в середине мая рядом, в кафе «Эврика». Мол, пренебрегая всеми правилами противопожарной безопасности, подожгли на столе спирт и чуть не устроили пожар. Поговаривают, что компания была именно из этого НИИ. Не может ли завхоз узнать, кто был в «Эврике» двенадцатого мая? Если посчастливится выяснить, пусть позвонит ему, и они выпустят в институте листок, в котором осудят этих молодчиков…