Колыбель предков
Шрифт:
— Не торопитесь, профессор, — остановил его Барлоу, — Герт сейчас в школе, а проехать туда в автомобиле невозможно!
И он был прав: дорога оказалась отвратительной, а последнюю милю ее покрывали такие ужасные кочки, что Бруму пришлось добираться пешком. Он пришел к школе, когда дети занимались играми. Отыскав директора, Брум объяснил причину своего неожиданного визита, и тот отдал распоряжение найти Герта и привести его в кабинет. Мальчик, узнав, зачем его вызвали, извлек из кармана четыре отлично сохранившихся зуба, которые показались Бруму самыми прекрасными из когда-либо найденных в мировой истории. Брум тотчас извлек из кармана обломок верхней челюсти, выкупленный у Барлоу, и установил, что два зуба — второй предкоренной и второй коренной — в точности входят в альвеолы! Два других зуба сохранились хуже. Они, очевидно, долгое время находились на поверхности земли и сильно выветрились. Во всяком случае, для Брума стало ясно, что эти зубы Герт извлек из нижней челюсти. Гость так выразительно посмотрел на школьника, что тот поспешил рассказать о том, что припрятал еще один обломок кости.
Конечно, Герта Тэрбланча следовало немедленно тащить
Более часа сто двадцать детей и четыре преподавателя слушали увлекательный рассказ Брума об обезьянолюдях Южной Африки, об открытиях в Таунгсе, Стеркфонтейне и знакомом всем Кромдраае, где отличился один из учеников школы, Герт Тэрбланч. К концу рассказа вся классная доска покрылась рисунками, среди которых особое оживление вызвали обезьянообразные физиономии предков людей, сотни тысячелетий назад заселявших места, где теперь расположились известняковые копи. После беседы ни о каких уроках не могло быть и речи. Брум вместе с героем дня направился в Кромдраай. Они пришли к знакомому холму, и мальчик торжественно извлек из тайника превосходную нижнюю челюсть с двумя зубами. Бруму не составило труда совместить с нею обнаруженные ранее обломки.
В последующие дни Брум стремительно проскакивал мимо Стеркфонтейна, прямо в Кромдраай. Участок холма, где Герт Тэрбланч нашел обломки черепа, тщательно обследовался пядь за пядью. Земля осторожно счищалась, а затем просеивалась сквозь сито. В результате кропотливой работы удалось найти новые обломки, в том числе несколько зубов. Когда кости освободили от каменных матриц и соединили вместе, выяснилось, что в Кромдраао обнаружена большая часть левой половины черепа. Отсутствовала лишь выветрившаяся макушка. Однако она легко восстанавливалась.
Изучение черепа из Кромдраая привело к неожиданному сюрпризу: он несомненно принадлежал австралопитеку нового рода и вида! Возможно ли это — третье место, где открыты в Южной Африке остатки австралопитеков и третья их разновидность? Однако своеобразие было настолько ярко выраженным, что Брум не сомневался в справедливости такого сенсационного заключения. Лицо нового австралопитека отличалось большей, чем у плезиантропа, уплощенностью, а зубы и нижняя челюсть характеризовались массивностью, что сближало его с обезьянами. Однако, с другой стороны, зубы оказались близкими человеческим: клыки были небольшого размера и не выдавались за уровень других зубов; жевательная поверхность коренных по округлости бугорка не отличалась от человеческих; предкоренные имели по два округлых бугорка — щечный и язычный. К этому следует добавить: человеческую форму височной кости, отличное от антропоидов строение области слухового прохода, заметно переднее расположение затылочного отверстия, свидетельствующее о прямохождении, менее крутую скошенность подбородка, большую ширину зубной дуги, а главное — необыкновенно большой объем мозга — шестьсот пятьдесят кубических сантиметров. Если череп принадлежал женской особи, то объем мозга мужчины должен был превосходить 700 кубических сантиметров! Брума настолько поразило сходство австралопитеков из Кромдраая с человеком, что он назвал его Paranthropus robustus [16] , то есть «стоящим рядом с человеком».
16
Парантроп робустус.
20 августа 1938 года в «Illustrated London news» появилась статья Брума, в которой рассказывалось о новом открытии в Южной Африке. К сенсационному названию ее «The missing link no longer missing» [17] автор, по его признанию, не имел никакого отношения. Это был, как и при публикации сведений о плезиантропе, результат творчества редактора отдела науки знаменитого еженедельника. Вопреки ожиданиям, никакого возмущения в кругах чопорных английских антропологов не последовало. Очевидцы событий отметили лишь некоторое смущение ученых, призывающих, как всегда, к осторожности. Еще бы — такого до сих пор не бывало, чтобы две кряду палеоантропологические находки из одного небольшого района принадлежали двум родам недостающего звена! Можно поэтому понять некоторое раздражение и даже недовольство антропологов Юлиана Гексли и Кэйва, которые заявили о том, что это уж слишком: «терминологические упражнения Брума построены на зыбкой почве». Им казалось, что парантроп просто-напросто взрослый австралопитек. Когда эти слова передали Бруму, он лишь посмеялся. «Все дело в том, что мои критики не знают всех фактов. Вообще, когда имеешь ревнивых оппонентов, то не следует сразу предоставлять им возможность знать все!» Брум действительно имел дополнительные факты, которые придавали ему уверенность в оправданности выделения нового рода и вида австралопитеков. Дело заключалось в том, что каждая из трех разновидностей австралопитеков сопровождалась специфическим сообществом животных, указывающих на их разновременность. Так, Стеркфонтейн и Кромдраай отстояли друг от друга на две мили, но в первом пункте отсутствовали кости лошади, обильные во втором, резко отличались виды шакалов, павианов и саблезубых тигров… Как же можно, в таком случае, удивляться родовым и видовым различиям австралопитеков, если эпохи их существования отстоят друг от друга на сотни тысячелетий? По мнению Брума, бэби Дарта жил в Калахари около 2 000 000 лет назад,
плезиантроп — 1 200 000 лет, а «стоящий рядом с человеком»— самый юный из них: ему исполнилось «всего 800 000 лет»!17
«Недостающее звено больше не недостающее!»
В феврале 1941 года Брум «добил» своих оппонентов: при расчистке небольшого участка костеносной брекчии Кромдраая он вместе с Джоном Робинсоном и двумя добровольными помощниками — мальчишками — обнаружил глыбу породы, заполненную обломками костей. Они залегали всего в двух ярдах от места, где Герт Тэрбланч нашел первые обломки черепа парантропа. Когда глыбу доставили в Преторию и препараторы Трансваальского музея разбили ее, Брум сразу же выявил нижнюю челюсть австралопитека. Правда, она сохранилась плохо, но включенные в нее зубы выглядели превосходно. Они были молочные, почти не изношенные. Едва прорезавшийся коренной позволил почти точно установить возраст новой особи парантропа. Это был бэби, возраст которого не превышал три года. Таким образом, появилась возможность сравнить бэби парантропа с бэби Дарта и плезиантропа, и тут-то выяснилось, насколько они отличаются друг от друга. Клык ребенка, «стоящего рядом с человеком», имел меньшие размеры при сравнении его с клыками австралопитеков из Таунгса и Стеркфонтейна. В то же время первый предкоренной был более примитивный, чем у них, и отличался от предкоренного человека. Поэтому Брум выделил не только новый род австралопитековых, но даже новое подсемейство! Критикам не оставалось ничего другого, как признать его правоту.
Между тем обработка блока привела к открытию новых обломков черепа и костей конечностей. Возможно, в брекчии залегал целый скелет. Последующие находки подтвердили сделанный ранее вывод о значительной близости костей австралопитеков соответствующим частям скелета человека и отличии их от антропоидных. Во всяком случае, в прямохождении австралопитеков и освобождении их рук для трудовой деятельности вряд ли теперь сомневался даже самый закоренелый скептик. Правда, предстояло еще собрать дополнительные факты и опубликовать наблюдения и выводы в специальной книге. Обстоятельства, однако, нс благоприятствовали продолжению исследований — началась вторая мировая война, резко сократился объем строительства, и, в связи с падением цен на известь, прекратились работы в карьере Стеркфонтейн. В 1939 году умер Барлоу, постоянный помощник в поисках костей австралопитеков. Бруму не оставалось ничего другого, как засесть вместе с Шеперсом за детальное описание своих коллекций. К концу войны книга «Южноафриканский обезьяночеловек» была завершена. Она оказалась настолько увесистой, что опубликовать ее без значительной финансовой поддержки Трансваальский музей не мог. Издавать же ее по частям не имело смысла, ибо только представленные воедино факты могли стать достойными величия самого открытия. Когда, преодолев многочисленные препятствия, Брум и Шеперс с помощью Национального исследовательского фонда все же напечатали книгу, выход ее в свет произвел сенсацию. Достаточно сказать, что Национальная Академия наук США присудила Бруму золотую медаль Даниэля Жиранда за наиболее выдающееся исследование в области биологии 1946 года. Медаль вручило также Королевское научное общество Лондона. Особая роль Африки в решении проблемы происхождения человека стала очевидной.
Коренной поворот в отношении к австралопитекам наблюдается с конца тридцатых годов. Сначала Франц Вейденрейх, который досконально изучил материалы, связанные с синантропом, высказал убеждение о сходстве зубов австралопитека и гоминида из Чжоукоудяня. Затем Вильям Грегори и его коллега Хеллман опубликовали специальную статью о южно-африканских ископаемых человекообезьянах и происхождении зубной системы человека. Авторы согласились с выводами Дарта, сделанными тринадцать лет назад, относительно образа жизни австралопитеков: «Так как они жили в такой же местности, какой представляется Южная Африка сейчас, то им приходилось подбирать то, что осталось от львов. Переходные черты строения зубов подтверждают начало постепенного отказа от растительной пищи и появление привычек хищников».
Даже в самые лучшие времена Раймонд Дарт не мечтал о таком обороте дела. Это была почти победа, но поскольку после войны споры вокруг австралопитековых не утихли, Брум и его помощники не теряли надежды на возобновление поисков новых остатков предков человека в Южной Африке, которые внесли бы ясность в дискуссию. К счастью, впечатление от публикаций открытий в Стеркфонтейне и Кромдраае оказалось настолько ошеломляющим, что руководители южно-африканской науки, предвкушая новые мировые сенсации, выделили средства для продолжения исследований пещер.
Стоит ли говорить, что Брум немедленно приступил к подготовке раскопок, решив начать их в Кромдраае, где ему в последний раз сопутствовала удача. Однако, когда в декабре 1946 года группа сотрудников Трансваальского музея собралась выехать в поле, неожиданно возникло непреодолимое препятствие. Комиссия исторических памятников Южной Африки заявила, что профессору Бруму запрещается вести раскопки пещер до тех пор, пока в состав экспедиции не будет включен компетентный полевой геолог, что позволит избежать грубых ошибок в датировке находок. Брум воспринял этот демарш как неуместный и оскорбительный для себя. Как может какая- то неведомая ему до сих пор комиссия публично выражать недоверие к его компетентности в вопросах геологии, подозревать в дилетантстве того, кто еще шестьдесят лет назад был медалистом по геологии в университете Глазго, кто семь лет работал профессором геологии в Стелленбохе, кто известен своими многолетними, успешными раскопками австралийских известняковых пещер, где найдены уникальные ископаемые? Разве не он, Брум, в течение последних десяти лет неустанно наблюдал карьер в Стеркфонтенне и изучал холм в Кромдраае? Попытки успокоить Брума ни к чему не привели. Он не спешил пригласить в экспедицию геолога. Его с трудом уговорили не начинать раскопки до возвращения в Южную Африку Смутса, который находился в это время в Америке.