Колыбельная для Титана
Шрифт:
Единорог нахмурился и уставился на Соколова так, будто только что его заметил.
— Кто это такой? — грозно спросил он, мотнув головой, отчего длинная грива встала колом.
Я улыбнулась.
— Это второй сводный брат Евы, — ответила сладким голосом. — Богдан Соколов. Он, кстати, в вас не верит.
— Прямо даже так? — удивился Вася. — В настоящем времени?
— Ага, — кивнула, подхватывая Богданчика под руку и заглядывая ему в лицо. — Или все-таки уже нет?
— Пока не определился, — мрачно ответил тот. — Но ты мне не ответила: где конкретно сейчас Ева?
Улыбнулась еще шире.
— «Где» —
Ну не могла же я сказать Богдану, что в это самое время Ева летит на высоте приблизительно одиннадцать километров над уровнем моря куда-то в сторону Карпатских гор? Ведь тогда он обязательно спросит, на кой она туда летит. А если я отвечу: «Чтобы уничтожить одного зарвавшегося полунекроманта», — меня могут неправильно понять.
— Ядвиги, если я не ошибаюсь, дома тоже нет? — уточнил догадливый Вася. Я закивала с радостной ухмылкой на лице. — Ну хоть заклинатель под копытами не путается.
Богдан напрягся.
— А кто такой заклинатель? — прошептал он, нависнув над моей макушкой.
Моя улыбка стала бледнеть. Нервно передернув плечами, я решила, что эту тайну выдавать не стоит.
— Этот вопрос задашь Евочке, когда она вернется. А еще лучше — Алексу, — подсказала тихим голосом.
— Он знает? — удивился парень.
Я резким движением сунула за ухо прядь и склонила голову к плечу.
— Ну… догадывается, — «мастерски» ушла от ответа.
Богдан кивнул. Да с таким хмурым видом, будто мы сейчас говорили об инопланетном монстре, которого его младший братец временно пристроил перекантоваться в подвале.
— Догадывается, значит… — протянул он, и я вдруг поняла, что на время возвращения Евы с Алексом попрошу политического убежища… у папы, например. Он ведь мне всегда говорил, что в дела ведьм и колдунов лучше не соваться! Особенно когда у тех есть вполне реальный шанс огрести от обычного, но наделенного особыми полномочиями в пределах конкретной семьи смертного.
— Да, и кстати, — словно что-то вспомнив, схватил меня под руку Богдан. — А как ты вот только что себя назвала?
Вася перевел на меня круглые глаза. В смысле, у лошадей они всегда круглые, но на этот раз они были даже чуточку шарообразные, словно пытались выпрыгнуть за пределы глазниц.
— Он что — вообще ничего не знает?!
Со вздохом развела руками, и это, казалось бы, незначительное действие окончательно пошатнуло душевное равновесие Соколова.
— Конечно, я ничего не знаю! — рявкнул он. — Меня ведь никто не удосужился предупредить о невиданных животных, которые словно повылазили из сказок Пушкина! О каких-то неведомых заклинателях и зельях, способных стирать память! Какого черта ты умеешь готовить зелья?! — вопросил таким тоном, будто в этом крылся главный источник всех бед.
Я мягко улыбнулась в ответ:
— Потому что я — знахарка.
— Ну а я — дизайнер, — закатил глаза парень. — И что? Я должен селить людей в пряничные домики?!
— С тебя станется… — пробурчала я, но тут же постаралась перевести диалог в конструктивное русло. — Пойми, Богдан: все, что сейчас происходит, — это нормально! Просто к этому нужно привыкнуть.
Соколов уронил челюсть:
— К чему привыкнуть?!
— К тому, что я, например, знаю, как прочитать
заговор, навести порчу, приготовить зелье или вылечить маленьких единорожиков.Вася ехидно скривился:
— Думаешь, я подпущу тебя к своим жеребятам?
Бросила на него слегка раздраженный взгляд.
— Подпустите! — ответила убежденно. — Если не хотите пастись на этой лужайке еще неделю в ожидании Евы.
Вообще-то я понятия не имела, когда ведьмочка должна вернуться, но блефовать умела отлично. По крайней мере, на Васю подействовало — повелся как лось (ну или — будем политкорректны — очень доверчивая антилопа).
— Ладно, — сказал он, недовольно прядя ушами. — Лечи. Ты ведь все-таки знахарка. Не ведьма, конечно, но тоже ничего…
— А что, еще и ведьмы бывают?!! — возопил Богдан.
Вася аж на задние копыта присел от звуковой волны. Перевел на меня ошалелый взгляд.
— Он совсем-совсем ничего не знает?! — повторил глухим голосом.
Я выразительно скривилась и осторожно, подушечками пальцев, погладила Богдана по руке. Так, как это сделала бы Ева, будь она на моем месте. А еще улыбнулась, малость кривовато, но уж как получилось. И прошептала:
— Не переживай так, Богданчик. Магия совсем не страшная. И ведьмы тоже.
Он скосил на меня глаза.
— Ты — ведьма?! — спросил не то что угрожающе, скорее — с опаской.
Покачала головой:
— Знахарки не обладают активными силами. Разжечь костер щелчком пальцев, призвать молнию, устроить локальное землетрясение, лишить человека воли — это не наш метод…
— Да замолчи ты! — рыкнул Вася. — Посмотри: на нем уже лица нет!
Единорог подступил ближе.
— Слышь ты, неуч, — сказал, повернув голову так, чтобы смотреть на Богдана правым глазом. — Хочешь ты этого или нет, но тебе придется принять, что магия существует. Она бывает опасной и пугающей. Но еще… она способна творить чудеса.
Парень как завороженный смотрел в светло-голубой, почти прозрачный глаз единорога и слушал не перебивая. Потом повернулся ко мне и тихо спросил:
— Выходит, ты вроде как добрая волшебница?
— Ну… — протянула, пожимая плечами. — Можно и так сказать. Только это вообще-то строгая тайна. Сам понимаешь: если кому-то проболтаешь — беды не миновать.
— Ага, — невесело хмыкнул Богдан. — Тебя сожгут на костре.
— Ой, зачем же так сразу?! — воскликнула под оглушительный ржач Васи. — Знахарок не сжигали даже во времена святой инквизиции. Правда, тогда и ведьм почти не сжигали — только бедных смертных, не способных себя защитить. Ну и особо «талантливых» представителей магически одаренной стороны. Меня, скорее, ждет временное изгнание в виде наказания за то, что растрепала все недостойному доверия смертному. Или десять лет работы на кладбище в качестве ассистента для какого-нибудь некрома-а…
Вася подоспел вовремя, а то лицо у Богданчика опять стало сереть.
— Иди за инструментами, дура! — приказал единорог, мощным пинком практически забрасывая меня на верхнюю ступень крыльца. — А ты, — снова обернулся он к Соколову, — топай со мной. Будем вводить тебя в магический мир постепенно, начиная знакомство с самого прекрасного, что в нем есть.
Надо ли говорить, что этим «прекрасным» выступали его собственные жеребята?
Ева Моргалис