Комбриг П. Деткин

— А вы?

— Пойду в лощину, сниму с убитого офицера шинель и… Ротный подозрительно взглянул на Светлакова.

— Не о том думаешь! — резко одернул его командир полка. — Попробую белыми командовать. Только ты передай бойцам, чтобы мне от своей пули смерть не схлопотать.

— Товарищ комполка, разрешите пойти мне.

— Э, нет, друг, на эту роль ты не подойдешь.

Не успел ротный ответить, как Светлаков исчез за кустарниками. Командиру роты оставалось только наблюдать в бинокль, как комполка, прячась в бурьяне, пробирался в расположение белых. Вот он исчез из поля зрения. Минуту спустя в стороне лощины блеснул на солнце золотой погон. Как рассказал потом Светлаков, он надел офицерскую шинель и, явившись в цепь представителем белогвардейского штаба, принял на себя командование. Решительными, не терпящими возражений окриками он заставлял атаковать оборону красных как раз в тех местах, где она была наиболее прочной. К вечеру от белого отряда остались рожки да ножки. Немногих уцелевших, в том числе трех попов, захватили в плен.

Это был один из последних крупных боев, проведенных Светлаковым. В декабре западная группировка белых предприняла очередную попытку соединиться с восточной в районе Кунгура. Бригада Деткина с боями отходила к Аспе, Печменю и Уинску. На командира полка Светлакова была возложена задача сдержать наседавшего противника у деревни Сараши и обеспечить организованный отвод всех частей бригады. Когда последние стрелковые подразделения полка уже оставляли Сараши, на улицах с оружием в руках появились местные кулаки и окружили здание полкового штаба. Светлаков, услышав выстрелы, вскочил на коня и ринулся к воротам. Здесь его встретила разрывная винтовочная пуля. Пройдя через глаз, она разнесла командиру полка затылок. В этой же схватке был смертельно ранен военком полка Новиков. Тело Светлакова комбриг Деткин приказал доставить для погребения в Пермь, но занявшие вскоре город колчаковцы разрыли могилу и выбросили из нее останки красного командира.

Многих боевых друзей потерял Деткин за последнее время. Особенно переживал он за тех, чьей смерти меньше всего можно было ожидать. Так случилось, когда погибла в бою медсестра Софья Ивановна Люстрицкая, давняя подруга дорогого для комбрига человека — Софьи Иосифовны Павловой. Теперь Деткин заходил в лазарет не только для поддержки духа раненых, не только для того, чтобы увидеть Софью Иосифовну, но и подбодрить ее в трудный час, отвлечь от печальных мыслей. Многое изменилось в их отношениях после памятного разговора-полупризнания, но они все еще никак не могли перейти на «ты». Слишком трудные заботы одолевали обоих, чтобы говорить только о сугубо личном. Лишь редко комбриг со спокойной душой мог сказать:

— Пойдемте, Софья Иосифовна, подышим свежим воздухом. Закат сегодня что-то уж очень заполыхал…

Они обычно молча шли до околицы села. Вот и сегодня Софья приглушенно вздыхала.

— Тяжело вам теперь без подруги…

— Начинаю понемногу привыкать, товарищ комбриг. Первое время все из рук валилось. Никак не могла себе представить, что нет ее больше в живых. Казалось, вот-вот она вбежит, как бывало, закричит с порога что-нибудь веселое, и вся грусть-тоска, все заботы вмиг исчезнут!

— Соня! — Деткин помедлил и тихо сказал: — Завтра к полудню подготовьте раненых, надо отправить лазарет подальше в тыл. Здесь ему оставаться опасно. И, пожалуйста, берегите себя… Вражеское кольцо сжимается.

— Мы-то все-таки не на передовой. А вот вам о себе подумать действительно надо. Измотались вы окончательно, Павел Иванович. Отдыхайте хотя бы шесть-семь часов в сутки.

— Софья Иосифовна, сейчас не время отсыпаться. Было бы возможным — все двадцать четыре часа оставался бы на ногах.

— Надолго ли вас хватит, товарищ комбриг? Бойцы верят в вас, идут за вами. Надо оправдать их доверие не только сегодня, но и завтра, через месяц. Подумайте об этом.

— На войне как на войне, — попытался отшутиться Деткин.

— Да, но кто сказал, что на войне отдыхать не надо? — наступала сестра.

— Надо, Софья Иосифовна, надо, только мы оба отошли от главного разговора. Итак, готовьтесь завтра в путь. Кстати, скоро нам должны привезти перевязочный материал.

— Вот за это спасибо, а то мы сейчас на бинты нательные рубашки рвем.

Госпиталь был эвакуирован в тыл своевременно. Собственно, к концу 1918 года тыл стал для деткинцев понятием относительным. Белые с боями взяли Куеду и Аряж, упорно продвигались к Дубовой Горе. Артиллерийская канонада слышалась даже в самых отдаленных деревнях обороняемой зоны, где располагались обозы и хозяйственные подразделения бригады. Местные крестьяне помоложе находились на передовых позициях, пожилые вели саперные работы или были подводчиками. Женщины стирали бойцам белье, выпекали хлеб. Отлично зная местность, жители доставляли красноармейцам важные сведения о противнике, предупреждали о сосредоточении его сил и возможных направлениях ударов.

На берегах Камы

Два месяца шли бои за деревню Дубовая Гора. После отступления бригады с участка железной дороги Красноуфимск — Сарапул именно в районе Дубовой Горы противник проявлял особую активность. Сменивший В. Г. Данберга новый начальник 5-й Уральской дивизии Г. И. Овчинников приказал своему заместителю комбригу Деткину удержать Дубовую Гору любой ценой. Здесь сосредоточились главные силы бригады. Бирский полк размещался на подступах к Дубовой Горе по линии деревень Зверево, Бедряж, Елань, Куба, Суюрка, Рябки со штабом в деревне Комарово. Район Рябков занимал недавно сформированный из местных дружин Уинской и Аспинской волостей, а также крестьян деревень Калиновки, Богатовки, Коробейников, Караморки и ряда других 3-й Бирский полк во главе с командиром Карушниновым и комиссаром Башкатовым. Позиции полка проходили по линии Калиновка, Деменево, Коробейники, Караморка.

Штаб 2-го Бирского полка стоял в Дубовой Горе. Здесь же почти неотлучно находился и сам командир бригады.

1-й и 2-й полки насчитывали около 1700 штыков, 200 сабель, четыре орудия, около двадцати пулеметов. Белые войска имели превосходство. Кроме того, бригада испытывала острую нехватку снарядов, патронов. Стояли лютые морозы. Плохо одетые бойцы мучительно переносили их. Особенно страдали от отсутствия экипировки красноармейцы 3-го полка. В самый разгар очередного боя комбригу доложили, что бойцы одного из необстрелянных и слабо сколоченных батальонов этого полка просят выдать им перед выходом на позиции теплое обмундирование. Деткин поскакал в деревню Искильда, где находился батальон. «Что предпринять? Где взять валенки, полушубки? Агитация против холода — штука нелегкая».

Прибыв в Искильду вместе с начальником штаба Греном, комбриг приказал построить роты. Бойцы зябко ежились в шинелях и ботинках, у некоторых не было даже шапок, а мороз все крепчал.

— Батальон, смирно! — раздалась команда.

— Здравствуйте, товарищи красноармейцы! — обжигаясь холодным воздухом, выкрикнул Деткин.

— Здравствуйте, товарищ комбриг… — ответил разнобой простуженных голосов.

«М-да…» — Деткин осадил своего вороного с белыми поясками на задних ногах, привстал на стременах.

— Товарищи бойцы! Сам чувствую, что лют мороз. Трудно воевать в такой одежонке, как у вас. Но рабочим Питера и Москвы еще труднее. Там не только холод, но и голод. Все эти беды принесли наши враги — капиталисты, помещики и кулаки. Товарищи бойцы, большинство из вас — добровольцы, старые солдаты. Мы знаем, что такое война, какие она приносит лишения. Мы бьемся за то, чтобы не пустить войну на нашу землю, бьемся против еще больших бед. Помощь нам от советской власти уже близка, она не за горами. И тот, кто колеблется в этот решительный момент схватки, тот помогает врагу!