Коммуналка 2: Близкие люди
Шрифт:
— Когда-то… давным-давно, — ее собственный голос звучал песней ветра. — Когда древо мира только проросло из семени творения, тогда не было ничего. И никого. Кроме этого древа.
Она присела рядом и ладонью закрыла глаза того, кто скоро вернется домой.
— Древо росло и давало плоды, что силы, что материи. Так появились миры. Миры рождали детей. Дети умирали и питали миры, а миры, умирая, питали древо, которое росло и рождало новые…
Астра не знала, поймут ли они.
— А душа? — тихо произнес кто-то.
— Она тоже часть всего этого… только неделимая, — она
Лес…
Остался прежним. Он будет стоять тысячу лет. Или две тысячи. Или пять и даже сто. Он, предвечный, существует вне времени и пространства. Это сложно понять, но принять достаточно легко. И остальные чувствуют.
— Значит он…
— Мертвое стало мертво, а живое вернулось к жизни.
Она зажмурилась.
Солнца не было, точнее того привычного желтого кругляша, которому положено делиться светом и теплом. В общем, кругляша не было, а вот света и тепла — в избытке.
И Астра скинула туфли.
Огляделась.
Лес…
Лес, пронизанный солнцем, окрасился во все оттенки золота. Янтарь медовый или мед янтарный? Упоительно сладкий воздух, и тянет плясать, кружиться…
— Что ты… — маг пытался хмуриться, но Астра качнула головой и, нащупав тонкую булавку, вытащила ее.
— Идем, — она потянула его за руку. — Идем, пока есть еще время.
— А оно есть?
— Есть. Пока…
— Эй, вы куда… — Ниночка попыталась было встать, но споткнулась о корень и упала на четвереньки, попятилась, поползла и, наткнувшись задом на ствол, замерла.
— Танцуй, — сказала Астра, подпрыгивая на месте от нетерпения.
Неужели они не слышат?
Слышат.
Робко, осторожно, словно не до конца доверяя самой себе, закружилась берегиня. И с каждым поворотом все быстрее. Взметнулись руки золотыми крылами, пахнуло раскаленным солнцем и свежим хлебом, и тихое урчание двуипостасного заглушилось песней.
Астра и не знала, что можно так петь.
Так, что душа обмирает.
Застывает.
И разлетается на куски одновременно от счастья и горя, и слезы вскипают на глазах, а губы сами растягиваются в улыбке. И хочется смеяться до тех пор, пока силы есть. А песня наполняла лес, совершенно нечеловеческая, но такая созвучная.
Ветер и тот стих, не смея тревожить певицу.
Птица-гамаюн… в ней птичьего разве что руки, с которых спускались тяжелые покровы крыл. И волосы, что тоже не волосы, но перья. И… не стоит на нее смотреть. Кто смотрит на поющую птицу-гамаюн, тот утратит и память, и разум, и себя самого.
Только, кажется, генерала это нисколько не заботит.
Смотрит.
Улыбается счастливо, и от этой его улыбки зависть разбирает. А потому Астра отворачивается и тянет за собою мага. В конце концов, она его спасла, а значит…
— Дети… — он все еще оглядывается.
— Детям здесь хорошо. Лес позаботится, — ей странно, что он не понимает таких простых вещей. Но идет, что зачарованный.
Шаг за шагом.
Шаг…
И ветви вновь шумят, опускаются ниже, укрывая их двоих от целого мира.
— Наверное, я был бы не против остаться здесь навсегда, — теперь этот взгляд, весь этот человек,
принадлежит Астре.И в силах ее оставить его здесь.
И самой остаться.
Дети… детям в предвечном лесу будет хорошо и спокойно. Никогда-то и никто их не обидит, ни делом, ни словом, ни даже взглядом. Они будут счастливы.
Каждый день.
Каждое мгновенье.
И искушение столь велико, что Астра почти поддается. Но его губы пахнут дымом. И миром, настоящим, живым. Этот тоже жив, но…
…иначе.
— Нельзя, — она отвечает осторожно, и сама тянется к губам, касается и отступает. Игра? Или нечто большее? Астра не знает.
Она ничего-то не знает.
О любви.
О людях.
О мирах вот…
— Здесь все… слишком предвечно, — ей уютно в его руках, и можно положить голову на плечо. — Да, лес укроет и защитит, но я еще не готова стать деревом.
— А… он?
— Не знаю. Может, деревом. Может, мхом… может кем-то еще в совсем другом мире и времени. Главное, он получил возможность уйти. То есть вернуться.
И стоять тоже хорошо.
Спокойно.
— Значит, это все… дивы?
— И да, и нет. И точно не знаю. Было бы слишком просто, если бы взять и сказать наверняка.
Поймут ли ее?
Астра не знает. Но хотелось бы. Только об этом она подумает после. Теперь же Астра просто стоит, опираясь на человека, а тот и рад быть опорой.
— Знаешь… мне твоя бабушка кое-что оставила.
— Знаю.
— И…
— Я согласна, — кажется, она поспешила, потому что ее человек удивился. И смутился. И обрадовался тоже. Это хорошо, что обрадовался, иначе получилось бы до крайности неловко.
— Только это на всю жизнь, — сочла нужным предупредить Астра.
Так, на всякий случай.
А ее человек усмехнулся и, коснувшись губами волос, тихо ответил:
— Я знаю.
Потом добавил:
— Так даже лучше… надежней.
Глава 33
Глава 33
Эльдар так и не понял, как очутился в лесу.
Откуда вообще лес взялся на чердаке. Вот его не было. И вот он был. Стоят вековые сосны. Или это дубы? С ботаникой у него никогда особо не ладилось. Главное, что лес был.
Эльдар потрогал ближайший ствол, убеждаясь, что тот ему не примерещился. Шершавая кора царапнула ладонь, обожгла резкой болью, и Эльдар поспешно одернул руку.
Твою ж…
Дерево загудело. И в этом гудении послышалась угроза.
Это все она!
Она и другие твари! Эльдар их видел. И слышал… и все-все слышал. Он прикусил губу, заглушая крик, готовый вырваться из горла.
Мир меняется?
Пускай.
Магии становится меньше? И меньше одаренных? Исчезают нелюди? Разве это плохо? Нет, это… это ведь чудесно, просто-напросто замечательно! Что плохого в том, что, наконец, будет восстановлена историческая справедливость?
Ничего.
Он поэтому и стрелять не стал. То есть, сперва не стал, потому что стоял далеко. И не был уверен, что попадет, а еще, что, попав, уничтожит ту тварь, которая явно была главною, иначе прошлые не стали бы ее слушать. А они сидели.