Комплекс хорошей девочки

Я делаю медленный вдох.

— Я не хочу с тобой спорить. Возвращайся внутрь, Прес. На сегодня все.

— Говори тише. — шикнув на меня, он хватает меня за локоть и тащит за угол, за пределы слышимости, как будто я ребенок, которого ругают. — Что, черт возьми, на тебя нашло?

Я вырываю свою руку из его хватки.

— Я больше так не могу. Ты, они — все это. Я так устала от этого, что меня разрывает от апатии. Там, внутри, я провела свой самый последний трах.

— Ты что, совсем сошла с ума? — Престон смотрит на меня в ярости. — Вот что это такое — эта истерика, гостиничный бред. Это стресс. Стресс первого года обучения начинает сказываться на тебе. Ты раскалываешься под давлением. — Он начинает кивать. — Я понимаю. Мы можем оказать тебе помощь, отправить в спа-салон или еще куда-нибудь. Я уверен, что мы сможем договориться с деканом о том, чтобы закончить твой семестр…

— Спа? — Я ничего не могу с собой поделать. Я взрываюсь, смеясь ему в лицо. В этот момент я не думаю, что он когда-либо знал меньше обо мне.

Он прищуривает глаза от моего издевательского смеха.

— Это не стресс. Это ясность. — Мой юмор угасает, я встречаюсь с ним взглядом. — Ты изменяешь мне, Престон.

Он хмурится.

— И кто тебе это сказал?

Это его ответ? Если я и сомневалась в этом раньше, то сейчас я в этом не сомневаюсь. Он даже не потрудился придумать опровержение?

— Ты хочешь сказать, что это неправда? — Я бросаю вызов. — Что ты не такой, как твой приятель Себастьян, который спит с девушками, которые не являются "подходящими женами", клянясь в своей вечной любви Крисси? Крисси, которую даже не волнует, что он спит с кем попало. — Я недоверчиво качаю головой. — Посмотри мне в глаза и скажи, что ты не такой.

— Я не такой.

Но он не смотрит мне в глаза.

Я издаю резкий смешок.

— Вот почему тебя совсем не беспокоили действия Себа, верно, Престон? Потому что ты точно такой же, как он. И знаешь, что самое смешное? Я даже не сержусь. А должна бы, — говорю я ему, потому что во мне много злости из-за того, как он неуважительно относился ко мне сегодня вечером. — Я должна быть зла. Но сегодня вечером я поняла, что мне все равно.

— Ты не можешь порвать со мной, — строго говорит он, как будто говорит мне, что я не могу есть конфеты, потому что от них у меня сгниют зубы.

— Могу. И я это делаю.

— Забудь о том, что, по твоему мнению, я сделал. Это просто внеклассная чушь…

Опять это слово.

— Это не имеет никакого отношения к нашим отношениям. Я люблю тебя, Маккензи. И ты тоже любишь меня.

В течение многих лет я путала то, что у нас было, с любовью. Я действительно люблю Престона. Или, по крайней мере, я это чувствовала, в какой-то момент. Так все и началось. Я в этом уверена. Но мы никогда не были влюблены. Я приняла скуку за комфорт, а комфорт — за романтику. Потому что я не знала, что такое настоящая страсть. Я не знала, чего мне не хватает, каково это, когда ты не можешь сдержать себя, когда желание другого человека поглощает тебя так сильно, когда твоя признательность и привязанность к нему тотальны и безусловны.

— Прекрати, Маккензи. — Теперь он взбешен. Меня могут отправить в мою комнату без десерта. — Ты закатываешь истерику, и это не мило. Возвращайся внутрь. Извинись перед своими родителями. Мы забудем обо всем, что когда-либо происходило.

— Ты не понимаешь. Я приняла решение. С меня хватит.

— Нет, это не так.

Я не хотела прибегать к ядерному варианту, но он не оставил мне выбора.

— Есть кое-кто еще.

— Какого хрена? Кто? — рявкает он, его лицо краснеет от гнева.

Мое такси подъезжает к обочине. Слава Богу.

— Тебе этого не узнать, — холодно говорю я. — А теперь я ухожу. Не ходи за мной.

Впервые за сегодняшний вечер он прислушивается.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Маккензи

Пятнадцать минут спустя я стою у входной двери Купера. Мне кажется, я знала, когда уходила с ужина, где окажусь. Я знала — когда я ушла от Купера вчера, когда я часами прокручивала в голове его слова, вспоминая наши голодные поцелуи, — что если я найду дорогу сюда снова, то это будет с определенной целью.

Когда он открывает дверь, я почти теряю самообладание. На нем футболка и рваные джинсы. Волосы влажные, как будто он только что принял душ. Его внешность, его тело, его татуировки — чистое искушение. Я ненавижу то, что ему не нужно ничего делать, ничего говорить, чтобы вывести меня из себя и запутать. Это несправедливо.

— Привет. — Я сглатываю, борясь с внезапной сухостью во рту.

Он пристально смотрит на меня, не говоря ни слова. Я ожидала гнева. Может быть, что меня прогонят с предупреждением больше не показываться в этих краях.

Это еще хуже.

— Послушай, я пришла извиниться.

— Правда? — Купер занимает весь дверной проем, сильные руки упираются по обе стороны.

— Я перешла все границы, — говорю я с раскаянием. — Мне никогда не следовало намекать, что у тебя герпес. Увековечивать клеймо ЗППП и позорить шлюх неправильно, и я сожалею.

Хотя он изо всех сил старается скрыть это, Купер не может полностью подавить ухмылку, которая появляется в уголках его рта. Он опускает руки.

— Хорошо, заходи.

Он ведет меня через пустой дом на освещенную заднюю террасу, с которой открывается вид на залив. Ни один из нас не совсем уверен, с чего начать, поэтому мы оба прислоняемся к перилам, делая вид, что наблюдаем за волнами сквозь темноту.

— Я никогда раньше никого не била, — признаюсь я, потому что это моя обязанность растопить лед, и по какой-то причине это труднее, чем я ожидала.

— У тебя неплохо получается, — сухо говорит он. — Чертовски больно.

— Если тебе от этого станет легче, моя рука все еще болела, когда я проснулась сегодня. У тебя твердое лицо.

— Это действительно заставляет меня чувствовать себя лучше, — говорит он с улыбкой в голосе. — Немного.

— Мне очень жаль. Я слишком остро отреагировала и полностью потеряла самообладание. Я чувствовала себя ужасно из-за этого. Я все еще чувствую себя ужасно.

Купер пожимает плечами.

— Не переживай из-за этого. У меня бывало и похуже.

Часть меня хочет, чтобы он набросился на меня. Сказал мне, что я соплячка и избалованная стерва. Но он такой хладнокровный и спокойный. Нечитаемый, ничего не показывающий, что делает все это почти невозможным. Потому что, несмотря на все, что я узнаю о Купере, я его совсем не знаю. Иногда мне кажется, что между нами есть связь, потом я начинаю думать об этом, пока не убеждаю себя, что все это придумала у себя в голове. Как будто каждый раз, когда мы встречаемся, я просыпаюсь от сна и не помню, что реально.

— Хочешь спросить меня, где я была сегодня вечером? — Я не знаю, почему я это говорю, кроме того, что я хочу, чтобы он знал, и говорить об этом прямо кажется… самонадеянным?

Он приподнимает бровь.

— Ну, во-первых, я бросила своих родителей.

— Здание все еще на месте? — спрашивает он, даже не пытаясь скрыть своего веселья.

— Не уверена. Я вроде как сбежала посреди ужина. — Я делаю паузу. — Знаешь, что еще я сделала?

— Что?

— Я рассталась со своим парнем.