Комплекс Ромео

Вообще—то я запарился. Боясь быть пойманным в аэропорту, я побрился наголо, конфисковал у Брата какую—то жилетку с китайским драконом на спине, прикрывающим большую часть моего тела. Брат не возражал. Он всегда с радостью дарил мне все, в чем я был похож на чучело.

– Вы музыкант?

– Артист. Погорелого театра.

– А я с работы уволился…

– А меня баба бросила…

– А в Бангкок зачем? – хором спросили мы друг у друга.

2

В очереди на регистрацию мы чуть не подрались с белорусами, которые встали перед нами и не хотели соблюдать простое правило живой очереди, а купленная в «дьюти—фри» текила сделала наш разговор взаимно откровенным.

Я уволился с работы, потому что я устал,Я почти не пью вина – я хожу в спортивный зал.Ночью я лежу, читаю, пока все соседи спят,Ночью я кроссворд решаю и я этому так рад…

Есть такая песня у Мамонова. «Досуги—буги». Это было про Кирилла.

Он год отпахал в крупной сбытовой сети по реализации говна. Продавать его надо было под видом качественного аналога зарубежного товара по отечественным ценам. В отличие от зарубежного аналога, после использования данного продукта погибало все живое в округе. «Погибало» – это, конечно, образным языком выражаясь. Поскольку сеть дилеров была крупна до безобразия, продавать одно и то же говно одним и тем же ни в чем не виноватым людям было делом тяжелым с моральной точки зрения.

– Я устал. Приезжаешь в город, делаешь презентацию, говоришь, что качество поменялось, вот такие потребительские свойства теперь добавились, оставляешь продукт в виде единичной лабораторной банки и бежишь. Пока не приехала первая партия. С говном. И не натыкали мордой. Потом звонишь, извиняешься…

– Ладно, успокойся. Хочешь, я тебе расскажу, как меня баба бросила. – Я уже был пьян, ибо не жрал ничего часов восемнадцать.

– Расскажи, – блеснул сочувственно очками Денисов.

– Это случилось… – И я выложил свою печальную историю. Работа по написанию дневника сделала меня определенно более открытым к миру.

Я рассказал ему на правах старшего товарища о том, что одноразовые знакомства – это обычно мир «Три F», и, особо не вдаваясь в подробности, вкратце описал ему идеологию этого мира. У меня было ощущение, что мой собеседник меня понял.

– Но как только, – говорил я, заканчивая с литровой бутылкой текилы, – ты почувствуешь запах легкого ветерка… или не ветерка… похожего на любовь… способного раздуть паруса… настоящего чувства – нельзя предавать этот запах…

– Какой запах? – Его очки блестели пьяно—пьяно.

– Ветерка… – Люди, слушавшие нас по сторонам, обалдевали – кажется, я говорил слишком громко для замкнутого пространства самолета.

– А чтобы почувствовать эттотт… запах… надо быть чуть—чуть голодным, держать нос по ветру, то есть меньше трахаться…

– С такими установками в Таиланд не ездят, – заметил преуспевающий сорокалетний житель Подмосковья, шедший к толчку.

– Не ездят, – вторил ему пьяный Денисов.

– В Таиланд? – ужаснулся я. Мне почему—то казалось, что я возвращаюсь откуда—то домой, а оказывается, я только еще улетал.

Куда? Зачем? Я стал на сто процентов уверен, что меня никто не встретит. Денег на обратную дорогу у меня не было. Английского языка я почти не знал благодаря умению моей матери смотреть в будущее сына ясным и всевидящим взором. С надеждой утопающего посмотрел на своего нового знакомого.

Он уже пытался беседовать с застрявшим около нас пассажиром.

– Коля Ягодкин, – протянулась мне широкая рука. На разговор у нас слетаются как мухи. – Только не надо называть меня Колян. Это по—бандитски как—то. А мы ведь – люди серьезные, творческие. Лучше по—простому – Колясик.

3

Еще две бутылки текилы от Колясика в топку дорожного знакомства. Самолет опаздывал то ли на восемь, то ли на девять часов. Туркменские авиалинии…

Денисов продолжал вещать нам обоим:

– Это не работа, а сплошное убийство котят в Национальном парке.

– Кого убийство?

– Ну, понимаешь… Когда производят говно, продать его в регионы можно, и даже можно за это деньги с дилера получить, но это не должно называться бизнесом априори.

– А котята здесь при чем?

– Понимаешь, бизнес – это ведь должна быть реализация продукта, а не дерьма. Когда реализуется дерьмо – это же уже не бизнес, а утилизация отходов. А директор считает, что мы прикрываемся проблемами качества и не дорабатываем.

– А национальный парк здесь при чем?

– А при том… Все директора в провинции делятся на бывших коммунистов и бывших комсомольцев. Бывшие коммунисты – люди в возрасте, они заботятся о здоровье, в баню ездят с утра с девками, днем в теннис играют, тоже с девками, проведут в конце дня собрание – всех менеджеров по итогам слегка трахнут, и опять к девкам.

А комсомольского шила в жопе ведь не утаишь. Встанет наш Олеженька—ебанутый, глаза сверкают огнем гражданской войны, и давай искать, где мы не дорабатываем и в чем мы хуже конкурентов. С утра до вечера.

Ему говоришь – в шестидесяти пяти процентах поставленной продукции обнаружена моча. В остальных – куски верхней одежды обоссавшегося кладовщика Белогубцева.

А он? Глаза выпучит. «А так ли мы хороши, чтобы все проблемы спихивать на производство? Давайте подумаем – всё ли мы сделали, чтобы тренд наших продаж поднимался по восходящей, а не ебался плавно вниз, как у вас, Денисов, в регионе. Покажи мне свой тренд».

Достаешь ему тренд.

– Ну и что это такое? Ты когда, – говорит, – последний раз был в командировке? Ты там жить должен, чтобы эту хуйню выправлять. Она ж у тебя вниз стремится, а надо – чтобы вверх. Засунь свой тренд обратно, Денисов, и не выебывайся у меня по поводу зарплаты еще полгода.

Все менеджеры в командировки – в точки сунутся, их там хуями кроют – вывод: лояльность товаропроводящих каналов исправлению не поддается.

Приезжают – строчат отчет:

«Дилер лоялен (в баню с блядями водил), готов разрабатывать план выхода из сложившейся чрезвычайной ситуации (с бонусов процент откатит), будет на выставке в Москве и заедет на обратной дороге лично для переговоров к директору (посмотреть в бесстыжие, но хорошо оплачиваемые глаза той суке, которая распиналась о совершенстве новой товарной линейки на конференции в начале года)».