Конкистадоры
Шрифт:
Ее зовут Лигейя.
Следующую страницу я напишу на языке, который никто из вас не поймет.
Астрономия
Он долго не решался набрать номер квартиры на табло домофона и зябко топтался на крыльце, ежась от капель дождя, которые стекали за воротник. Правильный ли адрес? Профессор узнал его с таким трудом, ведь люди, которых он искал, часто переезжали. Все, что у него было, когда он начал поиски, – это имя женщины, встреченной тридцать лет назад. А если имя вымышленное и тут нет таких жильцов?
«В семьдесят лет поздно играть в детектива, – сказал себе профессор, снова поднося палец к
«Повезло!»
– Пустите меня, пожалуйста, – сказал старик, нервно одергивая мокрый плащ. – Вы, конечно, меня не помните, но тридцать лет назад…
– Я, конечно, помню, – после паузы ответила женщина. – Сразу узнала. Входите.
Домофон протяжно запищал, и продрогший профессор, известный специалист по астрономии и планетологии, лауреат многих премий и автор десятков книг, вошел в сырой, пропахший крысами подъезд. Лестница оказалась крутой, перила тут и там сломанные. Он поднимался с трудом, переводя дух на каждой площадке, и, близоруко сощурившись, разглядывал номера квартир. Перед многими дверьми лежали пластиковые пакеты с мусором, стояли потрепанные, купленные из третьих рук детские коляски. Слышался шум, арабская музыка, визгливые женские голоса и плач младенцев.
«Трущоба!»
Его уже ждали – на площадке шестого этажа открылась дверь. Света за нею не было, но профессор все же заметил в глубине прихожей женский силуэт.
– Входите же, – пригласил его знакомый голос. – А то мы совсем выстудим квартиру. Я не могу бесконечно включать электрическую батарею, а что такое центральное отопление, здесь давно забыли.
Он смущенно переступил порог и окончательно ослеп.
– Захлопните дверь!
Он послушался. Женщина, услышав лязг защелки, кивнула – во всяком случае, так ему показалось.
– Идемте в комнату. Там есть лампочка.
Квартира пахла так же, как подъезд, – подгнившими овощами, сырым бельем, плесенью, крадущейся по углам. Это был запах нищеты, который невозможно спутать ни с чем. Профессор осторожно последовал за женщиной.
«Она так легко меня впустила, после того как я…»
Вспыхнул свет, и он, ослепленный, невольно прикрыл глаза. Секунду спустя, осмотревшись, увидел, что находится в маленькой комнате, заставленной разномастной ветхой мебелью. «Какая-то помойка, – подумал профессор, опасливо разглядывая продавленные красные кресла, неубранную постель, облупленный буфет, за стеклами которого красовалась единственная чашка. – Нет даже занавесок!»
– Удивляетесь, как мы живем? – спокойно спросила женщина, пряча озябшие пальцы в рукава растянутого свитера. – Не говорите, и так понимаю. Мы недавно переехали и еще не успели прибраться.
– Скажите, – он собрался с духом, – вы не удивлены, что я к вам пришел? Спустя тридцать лет после того, как я назвал вас…
– Не удивлена, – просто ответила хозяйка и вдруг улыбнулась. Ее улыбку профессор видел впервые, и женщина внезапно показалась ему красивой. Тоже впервые, несмотря на то что видел он ее молодой, а сейчас ей было далеко за пятьдесят. Черты бледного лица оживились, в углах крупного рта появились смешные ямочки. Даже черные волосы с проседью, казалось, заулыбались.
– Хотите чаю? Нет? Ну и славно, а то у нас отключили газ за неуплату.
– Неужели вы всегда так живете? – вырвалось у него.
Она остановила его жестом и указала на кресло:
– Так все тут живут. Присаживайтесь.
Насколько я понимаю, вы пришли не просто так.– Верно. – Профессор с трудом устроился на смеси из жестких пружин и порванного красного репса, которая в лучшие времена была креслом. – Я хотел бы встретиться с вашей дочерью.
Женщина подошла к окну и остановилась, склонив голову. Казалось, она внимательно слушает грохот капель, барабанящих по жестяному карнизу. На улице совсем стемнело, дождь усиливался. В комнате тоже было не слишком светло. Слабая лампочка, ввинченная в дешевую люстру, почти ничего не освещала. Впрочем, убогой комнате это шло только на пользу.
«Здесь наверняка водятся мокрицы!»
– Тридцать лет назад ОНА хотела встретиться с вами, – произнесла женщина после паузы. – Вы отказали. Назвали меня сумасшедшей. Тогда ей было пять лет, теперь она взрослая. И хотя по-прежнему нуждается в посреднике, решения принимает сама. Не знаю, чем могу помочь.
– Простите! – Профессор резко повернулся в кресле, и пружины завизжали, впиваясь в тело. Женщина раздраженно обернулась. – Простите за то, что было, но разве я тогда мог…
В самом деле, разве тогда, в 1976 году, он мог принять всерьез визит молодой дамы в свой кабинет в Британском институте сейсмологии? Дамы, не имеющей никакого отношения к науке, да еще и пришедшей некстати? Ему тогда исполнилось всего сорок. Завтра ожидался запуск двух автоматических станций «Викинг», которые должны были фиксировать сейсмическую активность Марса. Он ждал результатов с «Викингов», как молодая мать ждет первого слова ребенка. Перестал спать. Не всегда вспоминал, что нужно поесть. И пусть все делали американцы, какая разница? О том, есть ли на Красной планете землетрясения (то есть марсотрясения), узнает весь мир! И вот – эта женщина.
О ее визите доложила секретарша, нервная юная особа, на которой он впоследствии женился. Алиса умерла молодой, от рака. Детей у них не было.
– К вам посетительница, – сказала она с несколько натянутой улыбкой. – Непонятно, как сюда прорвалась. И принесла что-то странное.
– Еще кофе, – отрывисто ответил профессор, продолжая копаться в бумагах. Опомнившись, поднял глаза: – Что?
– Пришла молодая женщина, – все так же фальшиво улыбаясь, повторила Алиса. – Принесла какой-то предмет.
– Ничего не понимаю! – бросил он, отодвигая бумаги.
– Так ее впустить?
– Да что вы ко мне с пустяками пристаете! – профессор никогда не говорил с Алисой так грубо. Она была первой женщиной, которую он в принципе осознал как женщину, с которой пока не спал, но понимал, что к этому идет, а стало быть, она станет его женой, как иначе? На интрижки у него просто нет времени. – Ладно, пусть зайдет!
Алиса долго припоминала ему эту отповедь, разумеется, уже после свадьбы. Он давал ей так мало поводов для сцен, был так покладист, а вернее, рассеян, что она признавалась подружкам: «Даже не понимаю, есть у меня муж или нет?»
В кабинет вошла девушка, лет двадцати пяти. Брюнетка, очень бледная, одета небрежно, темные глаза слегка прищурены. Она остановилась посреди комнаты и предъявила профессору странный предмет – сооружение из железных изогнутых прутьев и винтиков. Все это молча.
– Ничего не понимаю, – раздраженно сказал он. – Это – что?
– Я не знаю, – низким мелодичным голосом отозвалась та. – Но вам просили передать.
– Кто?
– Моя дочь.
Профессор зажмурился, снова широко открыл глаза и уставился на посетительницу. Сонливость прошла.