Конкур со шпагой
Шрифт:
– "Белого" - принято говорить у знатоков. Сразу видно, что вы не коллекционер. Ну, что ж, просьба ваша не обременительна. Вы извините, но такое барахло не проблема в наших кругах.
– В случае неудачи я не имел бы ничего против хорошей испанской шпаги, не раньше XVI века.
Они переглянулись.
– А настоящие шпаги и появились только в XVI веке... Но считаю своим долгом предупредить, что хлопоты ради вашего дела потребуют некоторых расходов - представительские, авансы, беседы за столом и другое.
– О, не беспокойтесь...
–
– Согласен, но не вперед. Предпочитаю - это мое правило - оплачивать только оказанные услуги.
– Мы же джентльмены, - согласился пан Стефан.
"Выпустят они меня или нет? А почему, собственно, нет? Что я им сделал?"
– Не смею больше обременять вас своим присутствием, - я встал и поклонился.
– Когда можно справиться о моей просьбе?
– Я извещу вас. Оставьте свой телефон.
Подумаешь, испугал!
Я еще раз поклонился, даже, кажется, стукнул каблуками и пошел к двери. Тот, кто стоял возле нее, не отрываясь от стены, протянул руку и, щелкнув замком, толкнул дверь. Большого труда стоило мне пройти мимо него да еще и улыбнуться на прощание. Я всем телом ждал удара.
– Да, князь, - сказал мне в спину пан Стефан чуть изменившимся голосом.
– Вы деловой человек, и, возможно, мы поладим в будущем, но имейте в виду - я не поверил почти ни одному вашему слову. Прощайте, князь. Ждите добрых вестей.
Я вышел на улицу, облегченно вздохнул и, проходя мимо окна, заглянул в него, чтобы помахать моим новым друзьям. Дядя Степа вертел диск телефона, а его телохранитель стоял над ним, опершись огромными рыжеволосыми руками на стол.
На всякий случай я спокойно прошел мимо нашей машины. Вскоре она обогнала меня и свернула в подворотню.
– Что, хорошо принимали?
– спросил водитель, когда я плюхнулся на сиденье.
– Даже коньячком угостили?
– Угостили. Хорошо - не кирпичом, - я повернул к себе зеркальце.
– Седые волосы ищешь?
– засмеялся Сурков.
– Мишку сейчас же обратно!
– закричал Яков, когда я рассказал ему о своих приключениях на кладбище.
– Он же знает твою фамилию, болван!
Кто болван - я или Мишка, - уточнять не приходилось.
– Не волнуйся, он сегодня после двух начинает.
– А если он уже сейчас там или раньше был и уже рассказал, кто ты и чем интересуешься?
– Сейчас он наверняка у Пашки. Его больше всего беспокоит драка. И ее последствия. О других делах он может и не догадываться.
– А если все это узелки на одной бечевке! Быстро сюда обоих! Хватит валандаться! А вообще ты молодец, здорово сыграл. Что-то мне в тебе начинает нравиться. Пошли к Михалычу.
– Опиши его, - сказал Егор Михайлович, когда я дошел до телохранителя.
– Средний рост, крепкое телосложение, волосы на руках почти красные. Голова или брита наголо, или он совершенно лыс, не разглядел. Брови сросшиеся, тоже рыжие. Нос немного смят. В уголке рта или родинка, или бородавка. Цвета
глаз не знаю, но взгляд очень неприятный, страшный, я бы сказал. Смотрит так, будто спокойно выбирает, куда вернее ударить.– Бурый, - уверенно сказал Егор Михайлович.
– Не может быть, - выдохнул Яков.
– Может. Он все может. Что за ним?
– Шесть лет строгой изоляции. Сейчас в бегах. В дороге - ограбление с нанесением тяжких телесных повреждений.
– Так, вы продолжайте заниматься своим делом, как будто его не было и нет. Вы пацаны против него и держитесь подальше. Без вас обойдемся. Ясно?
Ничего себе!
Павлик ничего не сказал, как мы ни бились. Он был очень запуган. Но боялся не за себя. Вернее всего - за Лену.
– Павел, - сказал я, потеряв терпение, - веди себя по-мужски, наконец. Сколько же можно прятаться за чужие спины и отвечать за чужие грехи?
– Что вы имеете в виду?
– Он испуганно посмотрел на меня.
– Многое. И прежде всего - твой страх перед этой сопливой шпаной, этим подонком Полупьяном. Ты умный, образованный, порядочный и культурный человек, ты спортсмен, наконец, отец и муж, у тебя есть конкретные обязанности и долг перед семьей и обществом, неужели тебе до сих пор не стыдно?
– Что вы хотите?
– Где сейчас Мишка?
– Дома, - чуть слышно ответил Павлик.
– Неправда, - отрезал Яков.
– Мы заезжали за ним.
– Тогда он... на даче.
– Где именно?
– В Ильинке.
– Объясни, как найти.
– Только езжайте за ним скорей. И не выпускайте его.
– Сережа, давай. А мы тут еще побеседуем. Возьми кого-нибудь с собой.
– Не надо.
– Мне хотелось показать Павлику, что есть люди, которые не боятся Мишек.
– Справлюсь.
Я обошел дачу кругом - запущенный садовый участок, облезлый щитовой дом, на стенах которого берестой завивалась старая краска, сарай с косой дверцей, две сильно ржавые бочки и еще какой-то хлам.
В доме было несколько человек. Этого я, конечно, не мог предвидеть. Раздавались крики, хохот. Потом мне показалось, что я услышал испуганный женский вскрик.
Я перемахнул через штакетник и подошел к окну. Оно было раскрыто, но задернуто шторой, и, кроме пустых бутылок на подоконнике, я ничего не разглядел.
Опять кто-то нехорошо, пьяно рассмеялся и заорал:
– Я первый! Я!
– Пусть сама выберет!
– засмеялся еще один.
– Полупьян не обидится.
– Рыжий, отбери у нее железку!
Медлить было нельзя.
Я взбежал на терраску, толкнул дверь. Под ноги мне бросилась кошка и, испугавшись, зашипела.
В комнате - загаженной, прокуренной, со стойкой вонищей кабака находились трое пьяных парней. Потные, в расстегнутых рубашках, они окружили... Лену.
Она, внешне спокойная и сосредоточенная, уверенно сжимала в руке шпагу, направив ее в лицо ближайшего парня - рыжего и самого здорового из них. В другой руке Лена держала оторванный рукав кофточки.