Конкур со шпагой
Шрифт:
– Достаточно, - сказал Егор Михайлович и посмотрел на нас.
– Я очень огорчен, ребята, что оказался прав. Возьмите себя в руки. Продолжайте работу.
– Экспертиза нужна?
– спросил Яков, дернув щекой.
– Зачем? Вы, - он обратился к Линеву, - дайте нам письменное заключение, хорошо? Будем обязаны. И включите туда описание, пожалуйста. Оболенский, обеспечьте молодому человеку приличные условия для работы. Всего вам доброго, спасибо.
– Егор Михайлович, но шпага есть, она существует, - жалко упорствовал Яков.
– Я уверен.
– Откуда такая уверенность?
– По
– Черт знает что! Это не расследование, это какие-то скачки с препятствиями, - сказал Егор Михайлович.
– Конкур, - уточнил грамотный Яков.
– Точно, - похвалил его начальник.
– Конкур со шпагой. Вот что, даю слово: выиграете скачки, найдете шпагу - усы сбрею. Идет? И очки в открытую носить буду.
– А разве они у вас есть?
– Чтобы разглядеть вас, Щитцов, без очков обойдусь. А уж усы к тому времени наверняка будут. Идите разбирайтесь с Павликом. И выше нос, у вас еще все впереди.
– Дурак я, - искренне сказал Павлик.
– Наконец-то, - вырвалось у меня.
– Да, дурак. Я Ленке подарок хотел сделать. Попросил мать, чтобы показала ей шпагу. Думаю, Ленка в восторге будет. Ну, немножко огорчится, что у нее такой нет. А я ко дню рождения сделаю ей копию, да еще лучше. Так хотелось ее порадовать. Одни ведь ей неприятности от меня. И сделал сами видели. Запонки, правда, спер. Маман все равно бы их не отдала. Тысячи промотала, а копейки считает... И черт меня дернул, когда Мишка шпагу увидел, похвалиться, что она настоящая! Детство какое-то! Ну вот и доигрался, ребеночек!
– Почему же ты сразу не сказал нам все?
– спросил я.
– Потому что вы не видели того, который под аркой. Сейчас бы я убил его, а тогда испугался. Ведь я даже не чувствовал, как Мишка бил меня, я видел только глаза... этого... пока не упал. Если б не он, я бы Мишку двумя ударами свалил.
– Да, Паша, это очень опасный преступник. Но он скоро будет задержан. И никогда уже... в общем, ясно?
– Так где же эта чертова шпага?
– вдруг взорвался Яков.
– А что ты орешь на меня?
– взвился Павлик. Этого уж я совсем не ожидал.
– Лысый!
– Где лысый? Где лысый!
– завопил Яков, наклоняя голову.
– Брек, - сказал я.
– Шпага есть. По крайней мере, Павлик ее видел.
– Видел один раз, даже в руках держал.
– Ничего себе, - усомнился Яков.
– Один раз видел и такую копию сделал?
– Я в детстве рисовал. Очень неплохо. Вообще, я талантливый, я все могу.
– Ну раз уж ты такой, помоги нам. Я чувствую, что нам не хватает малого. Одного звена, - сказал Яков.
– Что меня настораживает: я за эти дни столько людей перебрал - и никаких следов шпаги. Профессор действительно хотел передать ее в музей, в дар государству?
– Скорее удавится. Это они с маман что-то крутят.
На старости лет. Я тут кусок их разговора услышал: они меня не стесняются, за дурачка считают, так что при мне доругивались. Я, конечно, ничего не понял, но одну фразу запомнил... сказать?– Какую же?
– Маман в позу стала, руки заломила и изрекла: "Николя, не вздумайте хитрить. Имейте в виду, что у вас есть определенные обязанности по отношению ко мне. Я не прощу обмана. Если пожалеете половину, потеряете все..."
– Ну и что это значит?
– Откуда я знаю? Что угодно может значить. Только я почему запомнил: пан профессор позеленел после этих слов.
"А ведь Пашка что-то знает, - подумал я.
– Или догадывается".
– Ладно, - сказал Яков.
– Дуй домой, приберись как следует (Сережка мне говорил, какой у тебя беспорядок - ужас!
– не стыдно?) и езжай за Леной. Она ведь думает, что ты украл шпагу.
– А... этот?
– Этот - наша забота. Вы теперь с ним только на очной ставке встретитесь. Пока!
"Фон Хольтиц выбрался из России. Смертельно усталый, больной, он стоял в парадной зале замка, низко опустив поседевшую голову, и основатель рода, как живой, с брезгливой ненавистью смотрел на него с качавшегося от сквозняка портрета, положив левую руку на эфес шпаги, утраченной безвозвратно, утерянной навсегда.
Гнев отца, престарелого фон Хольтица, описанию не поддается, а последствия его сыграли роковую роль в судьбах его наследников и потомков, вплоть до наших дней.
– Подними голову, несчастный сын мой, - тихо и твердо говорил он. На нашем родовом гербе семь шлемов, это семь поколений воинов-победителей, предпочитавших смерть бесчестью; ты знаешь его цвета: золотой, червленый и лазурный - это знатность и богатство, храбрость и великодушие... Я велю обвить гербовый щит черной лентой, олицетворяющей непроходящую печаль. Мне жаль тебя, но еще больше жаль нашу славу.
Юный фон Хольтиц, похожий на старика, прожившего долгую и трудную жизнь, сделал шаг вперед и протянул к отцу дрожащие руки:
– Отец, я вернулся домой...
– Остановись! У тебя больше нет дома. Ты можешь вернуться в замок только со шпагой в руке. И тогда я обниму тебя на пороге. Ступай.
В ту ночь Иоахим фон Хольтиц написал завещание и скончался в кресле, напротив портрета, перед пустой каминной полкой.
Волей покойного старый замок, и земли, и все достояние рода мог унаследовать лишь тот, кто вернет под родимый кров священную реликвию когда бы и как это ни случилось...
В ту же ночь на голой земле, под древним буком, свидетелем давних времен и событий, глядя на мрачные окна-бойницы, где лишь изредка мелькал кровавый свет, умирал и прямой наследник покойного - юный и постаревший гусар фон Хольтиц. Он умирал с открытыми глазами, потому что лишь смеживал тяжелые веки, как вставали перед ним страшные видения: в зареве пожарищ гневные опаленные лица, разинутые в яростном крике рты, зимняя дорога, усеянная замерзшими трупами, кровь и пепел. Он чувствовал тяжесть проклятий из глубины веков, над ним витали грозные призраки древнего рода, и, уронив голову на грудь, он сам превратился в призрак, в еще одно туманное привидение старого замка над рекой...