Контур забвения

— Гончий Улей — биомеханоидная формация. Предназначена для преследования и уничтожения живых целей. Обычно формация состоит из шести юнитов: разведчик «Окулюс», управляющий модуль на базе биотектора «Скольп», четыре боевых юнита класса «Геллхаунд».

— Гелл… что?

— Робопсы. Высокоскоростные штурмовые юниты. Адаптивный интеллект. Тактическая слаженность. Опасность — высокая.

— Прекрасно. Только пушистых терминаторов мне и не хватало… — пробормотал я.

— Корректировка: геллхаундов едва ли можно охарактеризовать, как «пушистые». Наружный покров биороботов состоит из короткой, жесткой шерсти…

— Ой все, — фыркнул я, прерывая Симбу. — Ты правда считаешь, что меня сейчас интересуют подробности?

— Я считаю, что сейчас следует увеличить скорость и найти укрытие, чтобы сбить «Окулюс» со следа.

— Я очень рад, что мы думаем в одинаковом направлении, — пробурчал я на бегу. — Есть мысли на этот счет?

— Анализирую местность…

Я мчался вперед, как на крыльях, но все равно меня не отпускало ощущение, что погоня дышит в затылок. Я обогнул завал, перемахнул через полусгнившую легковушку, поднырнул под завалившийся столб…

Позади раздался вой. Низкий, гортанный, заунывный. И было в нем что-то еще. Необъяснимое и пугающее, вот прямо до дрожи в коленках. Будто выла сама смерть. Стремительная, неотступная и неотвратимая.

Нутро захлестнул страх, первобытный, почти животный, такой, что аж в глазах потемнело. Я сбился с шага, зацепился за торчащую арматурину и кубарем полетел на землю. Перекатился, вскочил, бешено заозирался, пытаясь подавить панику….

— Симба, что это было? — слегка заикаясь, пробормотал я.

— Вой геллхаунда, — невозмутимо ответил ассистент. — Тактический элемент. Используется для когнитивной дестабилизации цели. Эффективность: высокая. Воздействует на эмоциональные центры и двигательную координацию.

— Охренеть, — пробурчал я. Если и дальше так пойдет, им за мной и гоняться особо не придется. Все, чего мне сейчас хотелось — забиться в темный угол и дрожать там, обхватив руками коленки.

— Вой геллхаунда воздействует на нервную систему носителя, заставляет вырабатывать кортизол и адреналин, пробуждает древние поведенческие паттерны, основанные на страхе неизвестного, — продолжал Симба. — Я могу запустить протокол электрохимическрой стабилизации, стимулировать секрецию дофамина и серотонина, чтобы снизить уровень психического воздействия на носителя.

— Я нихрена не понял, что ты тут несешь, но если это поможет — то действуй, — буркнул я.

— Активация протокола электрохимической стабилизации, — отозвался ассистент.

Пока Симба разбирался, как сделать, чтобы я не навалил себе в штаны, когда преследователи решат снова повыть, я свернул во дворы и метнулся к ближайшему подъезду. Не то, чтоб я надеялся отсидеться внутри: подозреваю, что этот их Скольп, координирующий Улей, не идиот, и поймет, куда я делся, пропав из поля зрения, но попытаться запутать наблюдателя не помешает. Кроме того, если верить карте, которую Симба услужливо «подвесил» у меня перед глазами, переулок заканчивался тупиком, а значит, нужно искать другую дорогу. Так почему бы не пройти сквозь здание?

— Регистрирую сигнатуру геллхаунда, — проговорил Симба. — Один из штурмовых юнитов вырвался вперед. До контакта — тридцать секунд.

Я выругался. Бросил взгляд на карту. Симба подкорректировал интерфейс, и теперь зеленая точка обозначала мое местоположение. Но на карте появилась еще одна — мерцающая тревожным красным светом. И сейчас она стремительно приближалась.

Проклятье. Уйти не успею. Придется вступать в бой. Только сначала нужно обеспечить себе более выгодную позицию.

Я пулей взлетел по лестнице, ведущей на второй этаж, рванул на себя ближайшую дверь, грохнул защелкой и затаился.

Красная точка на карте приблизилась. Я прислушался. Где-то снаружи послышался скрежет, будто металлом по бетону провели. Шаги. Я буквально видел, как смертельно опасная тварь вошла в подъезд и замерла, оглядываясь, сканируя пространство в поисках наглого беглеца.

Снова хруст и скрежет. Геллхаунд поднимался по лестнице. Шаги звучали все ближе и ближе, замерли в считанных метрах. Две точки на карте практически слились в одну…

И снова раздался вой — низкий, проникающий под кожу. Не звук — ощущение. Словно кто-то вонзает в мозг зазубренный крюк и медленно тянет за него. Но теперь на этом все и закончилось. Мне было неприятно, почти физически больно, но первобытного страха я больше не испытывал. Молодец, Симба,

Но не успел я порадоваться, как за дверью снова скрежетнули когти, а потом что-то ударило в створ. Мне показалось, что даже дом вздрогнул. Дверь дернулась, металл захрипел, а задвижку изогнуло. Выругавшись про себя, я уперся в дверь — и тут же отпрянул.

Вторым ударом жесть порвало, как консервную банку. Внутрь полезла морда — огромная, щелкающая пастью, похожая на череп крысы в бронекожухе. Глядя на морду геллхаунда, я понял, почему Симба отказывался называть этих тварей пушистыми.

Короткая, жесткая шерсть росла пучками, практически не скрывая дубленую, покрытую язвами кожу. На лбу у монстра топорщился гребень из свалявшейся белесой шерсти, уходящей на спину. Из пасти, утыканной клыками, больше похожими на зубья гидравлического инструмента, вырывалось зловонное дыхание.

Адская псина рванулась еще раз, пролезла до плечей и застряла. Я не стал дожидаться, пока пес предпримет попытку освободиться. Я начал действовать.

Выдернув из-за спины арматурину, я размахнулся.

От первого же удара у геллхаунда лопнул глаз. С мягким хрустом, будто скорлупа яичная продавилась. Из глазницы плеснуло желтой жидкостью, а пес взвыл — не тем воем, что подавлял волю и заставлял трястись поджилки, нет. Тварь практически визжала от боли, и, хотелось надеяться, страха. Геллхаунд задергался, пытаясь втянуть морду обратно в коридор, но я ударил во второй раз. Удар пришелся по пасти, порвал кожу и выворотил несколько зубов. Тварь бешено билась и клокотала, пытаясь вырваться из плена, а я перехватил арматурину, приставил ее к пустой глазнице и резко толкнул, наваливаясь на импровизированную ручку всем телом. Прут преодолел слабое сопротивление, что-то хрустнуло, треснуло, а потом арматурина резко пошла вперед, пока не уткнулась концом в кости затылка. Геллхаунд дернулся, задние лапы в коридоре проскребли по бетону, а потом по телу монстра пробежала судорога и он обмяк. Все, готов. Минус один.

Я стоял, тяжело дыша. Арматура торчала из головы геллхаунда, как зубочистка из авокадо. Пот стекал по шее. Запах был такой, что желудок сжался в кулак: смесь паленого мяса, гнили и чего-то, что невозможно описать — слишком чужого. Как если бы кто-то сжег тело на костре из пластиковых кукол. Какая мерзость…

— Угроза нейтрализована, — констатировал Симба.

— Спасибо, блин, а я и не заметил, — буркнул я, выдергивая арматурину и вытирая ее о шерсть геллхаунда. — Вот только есть нюанс: это первый пес. Из четырех.