Копья летящего тень. Антология
Шрифт:
Значит, кто–то заметил и запомнил ее рыжие волосы! Кто–то навел санитаров на след! И вот теперь они рыскали в том самом месте, где несколько минут назад стояла Лилиан. И они ничего не видели!! Вернее, видели зеленый холм, заросший одуванчиками. И никакой стены, никаких ворот, никаких башен! Они не способны были увидеть это. Да, Лилиан вовремя скрылась за воротами… Но что, если кто–то, например, дети, придет сюда и… Нет, этого нельзя было допустить! Скорее, скорее войти в замок!
Спрыгнув на землю, Лилиан побежала по каменной дорожке. Скорее! Пока они не проникли сюда!
У нее не
Или… Лилиан резко остановилась, почти уже добежав до массивной дубовой двери замка. Или она просто–напросто была сумасшедшей? Но в таком случае сумасшедшими были все, кто обладал способностью парить над действительностью — абсолютно все творцы! Стоило ли по этой причине отдавать так называемый реальный мир в распоряжение патологически нормальной посредственности?
Решительно мотнув головой, Лилиан быстро прошла оставшуюся часть пути и остановилась перед наглухо закрытой дверью.
И тут какая–то слабость, усталость и безразличие овладели ею. Что–то внутри у нее поникло и сжалось. И Лилиан поняла, почему это происходит: наконец–то, впервые за долгое время, в ней заговорил здравый смысл.
Она, Лилиан Лехт, могла бы недурно устроиться в жизни. Уехать к отцу в Норвегию. Он давно уже звал ее, да и Осе хотела с ней познакомиться. Учиться в консерватории. Встретиться с Дэвидом — уже там… Печататься в эмигрантских журналах…
Внезапный резкий порыв ветра толкнул Лилиан в спину, ворота и входная дверь разом распахнулись, воздушный водоворот увлек ее за собой, втолкнул вовнутрь — и дверь тут же захлопнулась у нее за спиной.
«Что это было? — с удивлением подумала Лилиан. — Здесь, в таком затишье?»
Она стояла в полной темноте. Незнакомый, непривычный запах застоявшейся годами пыли и какого–то сладкого тлена. Запах склепа. Внезапно она услышала чей–то вздох, напоминающий шелест ветра в кустах сирени. Вздох сожаления.
Лилиан прислушалась. Напряженная, вопрошающая, тревожная тишина. И вдруг откуда–то сверху, сбоку — отовсюду! — послышалось отвратительное, злорадное хихиканье, насмешливый шепот, похожий на хрюканье смех.
Лилиан задрожала, чувствуя, что попала в ловушку. Темнота, неизвестность, окружающая ее со всех сторон враждебность… И снова до нее донесся тихий вздох сожаления и далекий, бесконечно далекий голос: «Ты совершила ошибку, Лилиан…»
Это был голос Бегущей По Волнам! Лилиан сразу узнала его. Виолончельно–певучий голос, который невозможно было спутать ни с чем. Но о какой ошибке она говорила?
Глаза Лилиан стали постепенно привыкать к темноте. Она смутно различала высокие своды, контуры темного, ведущего куда–то вовнутрь прохода, каменные ступени. Ее боковое зрение фиксировало молниеносные перемещения каких–то темных, расплывчатых предметов, но стоило ей посмотреть в ту сторону, где только что было движение, как все замирало, будто там ничего
и не происходило.Все чувства Лилиан предельно обострились, как у вышедшего на охоту хищника, и все в ней кричало о том, что она была в западне, что ее подстерегает со всех сторон опасность.
Как ей выбраться из этой тьмы, из этой неизвестности? Оставаться на месте и чего–то ждать или пытаться двигаться наощупь, наугад? Ее боковое зрение снова уловило какое–то молниеносное перемещение. Что–то толкнуло Лилиан сбоку и пронеслось над самым ее ухом.
Она была здесь не одна!
Ее предельно напряженный слух вылавливал из тишины какие–то слабые шорохи, отдаленно напоминавшие шепот. Она чувствовала, что чьи–то глаза — множество глаз! — наблюдают за ней из темноты.
Лилиан шагнула вперед, наугад, чтобы хоть как–то превозмочь охватившее ее оцепенение. Но она тут же остановилась, наткнувшись на что–то, больно уколовшее ее. Со всех сторон послышалось злорадное хихиканье.
Парализующий волю страх мгновенно сменился у Лилиан яростью. Кто бы там ни прятался в этой омерзительной, могильной темноте, она не позволит, чтобы ей подставляли подножки!
— Прочь с дороги! — крикнула она так, что со сводчатого потолка ей на голову посыпалась пыль.
Ее слова утонули в злодейском хохоте.
Она была окружена со всех сторон. Она была в смертельной опасности!
Булькающий, хрюкающий хохот отражался ужасающим эхом от каменных стен, звенел у Лилиан в ушах. И самодовольно–властный, уверенный, хорошо поставленный голос прогромыхал над самым ее ухом:
— Ты хотела убежать? Убежать от реальности? Хотела убежать от меня? Убежать от победоносной, всепроникающей реальности? Ха–ха–ха!!!
И со всех сторон, словно какой–то жуткий рефрен, послышались мужские и женские, низкие и высокие, хриплые и звонкие голоса:
— Она хотела убежать от реальности! От реальности!
Лилиан прижала к ушам ладони. Как она ненавидела эти враждебные — и такие знакомые ей! — голоса! И она ощущала в себе только немоту, только бессилие. И где–то в непостижимой, почти не подвластной воображению дали она различала еле слышный вздох сожаления.
Она совершила ошибку…
— …убежать от реальности… от реальности… от реальности… — с угрожающей настойчивостью повторяли вокруг нее злобные голоса.
Лилиан ощущала чьи–то беглые, ощупывающие прикосновения. Кто–то дышал ей в затылок, дергал за рукава свитера…
— Прочь! — снова крикнула Лилиан, наотмашь, наугад ударив кулаком во что–то рыхлое, холодное, бесформенное. — Вот тебе, реальность, получай! Ты не смеешь преследовать меня в обители поэта! Твое место за каменными стенами! Прочь, потусторонняя нечисть!
И снова она услышала дикий, визгливый, зловещий хохот. Что–то острое впилось Лилиан в ногу, в плечо, в шею. Тронув рукой больное место, она нащупала глубоко всаженный в кожу шип. Ее кололи со всех сторон! Ей не давали ступить ни шагу! Один из шипов чуть не впился ей в глаз, и она в страхе отшатнулась, закрыв ладонями лицо. По щеке теплой струйкой стекала кровь. Позволить растерзать себя просто так, стоя на месте? Нет, ее смерть — а Лилиан была совершенно уверена в том, что погибнет — дорого будет им стоить!