Кормилица по контракту

Дни текли по одному и тому же расписанию: рано утром, пока Кира еще спала у себя в комнате, Валя кормила Антошку, переодевала его, выпивала чашку чая с молоком и пирожным, а затем ложилась и дремала еще часа полтора.

В девять приходила Кира. Они завтракали, собирали малыша и шли с коляской на прогулку. В двенадцать — снова кормление, в час плотный и вкусный обед, после которого Кира почти силком заставляла Валю прилечь отдохнуть.

Вечером они снова гуляли, купали ребенка, а перед тем, как расстаться на ночь, подолгу болтали за вечерним чаем.

Через пару недель Валя уже хорошо знала всех обитателей коттеджа. Их было довольно много: повар Валера, две горничные, Наталья и Нюта, дворник Олег и шофер Леша, тот самый, который забирал их на «Мерседесе» из больницы. Раз в три дня приходила детская сестра Марина, осматривала Антошку и давала рекомендации по уходу за ним.

Со всей обслугой у Вали сложились дружеские и теплые отношения. Исключение в этой идиллии составлял лишь сам хозяин коттеджа.

С первого дня появления ребенка в доме Вадим заходил в детскую строго в одно и то же время, в половине восьмого вечера. Склонившись над кроваткой, несколько минут молча разглядывал Антошку, затем бросал Вале пару коротких дежурных фраз по поводу самочувствия малыша и уходил. Никогда во время своих визитов к сыну он не брал его на руки, не целовал, не ласкал, чем несказанно удивлял Валю. После ухода Вадима ее долго не оставляло гнетущее чувство подавленности и смутного стыда. Ей было до боли обидно и за себя, и, главное, за ребенка. Мало того, что мальчик сирота с рождения, что он по воле злого рока лишен материнского тепла, так еще и отец проявляет к нему ничем не оправданную суровость, ведет себя, будто чужой, равнодушный человек.

Валя пробовала было поговорить об этом с Кирой, но та лишь отмахнулась от нее:

— Разве ты не понимаешь? Вадик видит в ребенке виновника гибели Лики. Это должно пройти со временем и пройдет.

— Что за глупость? — недоумевала Валя. — В чем может быть виновен грудной младенец? В том, что появился на свет?

— Сразу видно, что ты мало читала, — с незлой иронией заметила Кира. — У Брэдбери есть рассказ, называется «Маленький убийца». Там примерно про это самое.

Вале, однако, наплевать было на Брэдбери. Ее простое наивное естество, привыкшее не особенно углубляться в суть вещей, не могло смириться с несправедливостью, неправильностью Вадимова поведения. От этого ее напряжение росло с каждым днем.

Дошло до смешного: она стала бояться Вадима и сама не понимала причины этого непонятного страха. Минут за двадцать до того, как он должен был появиться в детской, у Вали холодели руки, пересыхало во рту, начинала кружиться голова.

Сам Вадим, кажется, абсолютно не замечал, что своей суровостью и холодностью доводит молоденькую кормилицу до такого плачевного состояния. Он по-прежнему удостаивал Валю лишь секундным взглядом, двумя-тремя словами и практически не замечал, поглощенный какими-то своими мыслями и переживаниями.

…Так прошел месяц. Антошка заметно вырос, начал улыбаться, внимательно следил за игрушками, которые Валя и Кира подвешивали ему в кроватку. Во время купаний он уже не плакал, как это бывало в первые дни, а смеялся и звонко шлепал ладошкой по воде, забрызгивая все кругом.

Валя обожала его без памяти. Однако постепенно вынужденное, хотя и приятное затворничество начало ей надоедать. Она почти никуда не выходила из детской, все дни напролет проводя в обществе одной лишь Киры, так как все остальные в доме были по горло загружены своими делами. Это не могло не утомлять.

Вале неудержимо захотелось хоть какого-то разнообразия и свежих впечатлений. Однажды, когда Кира уехала по делам, а Антошка сладко и крепко спал, она решилась и, покинув свою комнату, отправилась на экскурсию по дому.

Было немножко тревожно, но интересно и увлекательно. Валя осмотрела весь второй этаж. Большинство комнат оказались не заперты, и она беспрепятственно заходила в них, с любопытством оглядывая красивую мебель, ковры, картины на стенах, симпатичные безделушки, в художественном беспорядке расставленные на тумбочках и комодах. Все помещения, судя по интерьеру, играли роль спален для гостей и отличались друг от друга лишь тщательно продуманным дизайном и цветовой гаммой. Побродив по ним в течение часа, Валя получила массу удовольствия и, никем не замеченная, вернулась в детскую.

С этого дня путешествия по коттеджу вошли у нее в привычку. Постепенно она обшарила в доме каждый уголок, кроме кабинета Вадима и еще нескольких комнат, которые неизменно запирались на ключ. От скуки и вынужденного безделья Валя даже игру себе придумала: воображала себя хозяйкой роскошного особняка, законной женой Тенгиза, представляла, как они живут здесь вместе, спят в шикарных постелях, отдают распоряжения слугам. Возможно, эта ребячески глупая забава была продиктована тем, что когда-то в детстве она не доиграла, не успела доиграть, будучи в семье старшим ребенком, которого родители поневоле вынуждены были загрузить кучей взрослых проблем.

Так или иначе, Валя получала от своих фантазий невероятное удовольствие, подолгу вертелась перед зеркалами какой-нибудь из спален, принимала различные царственные позы и командовала властным голосом, явно подражая Кире:

— Наташа, почему на батареях пыль?

— Нюта, сбегай вниз, проверь, закрыто ли окно в гостиной!

Сама Кира ничего не знала о занятиях юной подруги, а если бы узнала, то наверняка от души бы посмеялась, глядя на выражение надменности и превосходства на простеньком и наивном Валином личике. Впрочем, ничего запретного или дурного в том, что делала Валя, не было. До поры до времени.

Как-то, во время очередной своей прогулки, она заметила, что одна из дверей первого этажа, обычно всегда запертая, сейчас чуть приоткрыта. Очевидно, горничная только что убирала в комнате — в конце коридора сиротливо стоял моющий пылесос.

Валя с минуту поколебалась, но любопытство оказалось сильнее страха быть застигнутой врасплох. Воровато оглянувшись и не обнаружив никого вокруг, она, точно мышь, прошмыгнула внутрь, плотно прикрыла за собой дверь и остановилась, пораженная увиденным. Перед ней была все та же спальня, но, в отличие от прочих гостевых комнат, лишенных жильцов и оттого холодноватых и неуютных, несмотря на богатое убранство, здесь всюду чувствовались следы обитания: уголок шторы был небрежно отогнут, из-под него виднелся забытый на подоконнике глянцевый женский журнал. На тумбочке у кровати лежала полупустая пачка легких сигарет с ментолом, на ковре стояли изящные и дорогие дамские домашние туфли. В зеркале трюмо отражался стеклянный стакан, край его был выпачкан розовой губной помадой. На спинке резного стула висел легкий, кисейный пеньюар.

Создавалось полное впечатление, что молодая и очаровательная хозяйка комнаты совсем недавно покинула ее и вот-вот вернется. Несомненно, эта была спальня покойной Лики — именно ее вещи, нетронутые после смерти, рассматривала сейчас Валя.

Она перевела взгляд на стену над кроватью. Там висела большая, многократно увеличенная цветная фотография, изображавшая юную красавицу с пышной лавиной рыжевато-каштановых волос, распущенных по плечам и груди. Лицо девушки дышало негой и безмятежностью, губы, влажные и пухлые, были слегка приоткрыты и между ними виднелись ослепительные, жемчужные зубы.

Валя ни разу до этого не видела жену Вадима. Нигде в доме не было ее фотографий, а Кира, которая неоднократно обещала привезти от матери свои юношеские альбомы, почему-то всякий раз забывала сделать это.

Красота и изящество Лики поразили Валю. Она стояла у кровати, не в силах оторвать восхищенных глаз от портрета. Вот почему Вадим так любил жену — немудрено, с такой-то ее внешностью. Сама Лика наверняка платила ему взаимностью, иначе лицо ее не было бы таким сияющим, полным блаженства и счастливым, каким может быть лишь лицо по уши влюбленной женщины…