Кормилица по контракту

— Брось, Кирочка, мне не до шуток, — Валя последний раз провела по губам помадой, — все-таки, что ни говори, когда Вадим уезжал, я не была такая страшная. Ну, теперь вроде как ничего. — Она отступила от зеркала на шаг и полюбовалась своей работой. — Да, теперь сойдет.

— Вот дурочка, — Кира весело усмехнулась, — ведь до вечера весь макияж сто раз сотрется. Снова будешь час у зеркала торчать?

— Не сотрется, — убежденно проговорила Валя, убирая косметичку, — я хорошо нарисовала, на совесть.

— Ладно, тебе видней, — согласилась Кира.

День тянулся медленно и томительно. Валя вся превратилась в ожидание. В семь часов Вадим позвонил, что он благополучно приземлился. В аэропорту его встречал Леша на машине, и к восьми они уже должны были приехать в коттеджный городок.

В половине восьмого Валя прилипла к окну. Даже плач Антошки, требовавшего, чтобы с ним поиграли, не смог заставить ее покинуть свой пост. Она, не отрываясь, смотрела на улицу, на бетонку, из-за поворота которой вот-вот должен был показаться знакомый черный «мерс».

Кира, глядя на это, всерьез начала тревожиться.

— Слушай, Валь, ты бы отошла от окна. Во-первых, дует, грудь простудишь. А во-вторых… уж больно твое поведение напоминает знаменитую сказку Пушкина.

— Какую еще сказку? — не отрывая взгляда от стекла, проговорила Валя.

— О мертвой царевне и о семи богатырях. Помнишь, как там: «…Смотрит в поле, инда очи проглядела глядючи с белой зори до ночи». Это про царицу, про то, как она ждала своего мужа.

— Ну и что? — равнодушно бросила Валя. — Что в этом плохого?

— Как что? Не помнишь разве, что дальше было?

— Плоховато, — призналась Валя, — я Пушкина вообще-то не слишком люблю. Мне больше Лермонтов нравится.

— Ай-ай-ай, какой позор! — Кира укоризненно покачала головой. — Стыдно классику не знать. Дальше случилась трагедия. Царь вернулся, а царица «восхищенья не снесла и к обедне умерла». Так-то, Валентина.

— Не беспокойся, я не умру, — хладнокровно проговорила Валя и, дохнув на стекло, протерла его рукавом блузки. — Черт, ничего не видать, все запотело.

Кира, пожав плечами, отошла от нее и, вытащив из манежа Антошку, пустила его ползать по ковру.

Наконец темень за окном прорезал яркий свет фар.

— Едут! — вскрикнула Валя и, пулей пролетев мимо Киры, выскочила из комнаты.

Она бежала по ступенькам, и сердце у нее в груди радостно стучало в такт шагам. Сейчас, вот сейчас! Она увидит Вадима, обнимет его, прижмется щекой к его груди.

Наталья уже открывала дверь. По случаю возвращения хозяина она принарядилась и теперь вся сияла, как новенькая монетка. Вадим вошел в холл, поставил на пол легкий дорожный саквояж. Вид у него был усталый, но веселый.

— Валюшка! — он широко улыбнулся и раскрыл Вале свои объятия.

Она впорхнула в них, повисла у него на шее, зажмурившись от невероятного, нереального ощущения счастья. «Точно, как во сне», — сказал кто-то внутри нее.

Валя приоткрыла глаза, осторожно заглянула Вадиму в лицо. Оно действительно было утомленным и бледным, на щеках чернела суточная щетина. Валя ласково провела по ней рукой.

— Колючий.

— Прости, — Вадим улыбнулся, — так замотался, что еле на ногах стою. А тут еще и рейс отменили, пришлось добираться на перекладных. Вот, побриться даже не успел.

— Ничего, — Валя поцеловала его и потрепала по волосам, — ты мне таким еще больше нравишься.

— Как вы здесь поживали? Не скучали?

— Еще как! Просто выли от тоски.

Вадим весело рассмеялся. Потом легонько отстранил от себя Валю.

— Детка, мне нужно привести себя в порядок. Придется нам еще какое-то время побыть в разлуке. Не возражаешь?

— Нисколько. Когда приказать подавать ужин?

— Минут через сорок. А вообще-то, я и есть не хочу, только принять горизонтальное положение.

— Есть нужно обязательно, — строго проговорила Валя.

Сверху спустилась Кира, подошла к Вадиму, поцеловала его.

— Здравствуй, Вадик. Рада тебя видеть.

— И я тебя, Кирочка. Ты нездорова? Выглядишь какой-то утомленной.

— Нет, со мной все в порядке. Мама. Позавчера ездила к ней — она совсем плоха.

— Может быть, нужно в больницу? Ты только скажи, это всегда можно устроить. — Вадим погладил Киру по плечу.

— Спасибо, Вадик. Я подумаю. Ты иди, мойся, отдыхай. Чуть позже будем ужинать. Я уже обо всем распорядилась.

Вадим кивнул, привлек к себе напоследок Валю, чмокнул ее в нос и ушел в кабинет.

— Вот видишь! — Валя повернула к Кире смеющееся, радостное лицо. — Дождалась и не умерла. Так что Пушкин твой здесь ни при чем.

— Ладно, ладно, — согласно закивала та, — ты давай, топай в детскую. А то там наш прынц в манеже без памперса сидит. Наверняка, обмочил штаны. А я займусь хозяйством.

Валя побежала наверх.

Антошка действительно сидел в манеже и деловито грыз погремушку. Рядом красовалась аккуратная лужица.

— Ах ты, бесстыдник! — мягко пожурила его Валя. — Пора уже проситься на горшок.

— Ма-ма-ма! — радостно произнес малыш, поднимаясь на ножки.

«Надо будет сказать Вадиму, что он пытается говорить, — подумала Валя, — вот обрадуется, наверное!»

Она переодела Антошку, накормила его овощным пюре и уложила в кроватку. Немного покачала, чтобы тот уснул, и снова спустилась вниз. Подошла к кабинету, потихоньку заглянула вовнутрь.

Вадим, очевидно, только что вышел из душа. Он стоял посреди комнаты в одних домашних брюках, голый по пояс, его мокрые волосы красиво поблескивали в свете люстры.

— Валя, ты? — он обернулся на шорох, лицо его потеплело. — Иди сюда.

Она смущенно улыбнулась, продолжая стоять на пороге.

— Я просто взглянуть, как ты. Не буду мешать.

— Глупости. Ты никогда не мешаешь. Иди ко мне, говорю.

Валя скользнула в кабинет, прикрыв за собой дверь. Вадим обнял ее, потом подхватил на руки, отнес на диван. Они целовались, жадно, ненасытно, и его поцелуи напомнили Вале поцелуи Тенгиза — в них теперь была та же неистовость, та же первобытная страсть.