Король клетки

Опустив ее тело на барную стойку, я склонился над ней, грубо целуя, пока мои бедра продолжали вбиваться в нее. А когда она захныкала, схватил ее за подбородок и притянул ее лицо к себе.

— Правильно, кончи для меня снова, малышка. Ты собираешься провести всю ночь, занимаясь только этим, так что не сопротивляйся… Дай мне посмотреть, – пробормотал я ей.

Ее зрачки расширились и потемнели, дыхание было неровным, отчаянным. Она сжалась вокруг меня, готовая кончить, и издала сдавленный крик. Я обвил ее шею ладонью, наслаждаясь ощущением ее дыхания, плывущего по узкому проходу. Такая доверчивая. Она действительно доверяла мне. Эта редкая, драгоценная женщина... доверяла мне.

Она вся сжалась, кончая, и ее киска сдавила мой член, как тиски. Я попытался толкнуться, но не смог, и поэтому последовал за ней. Я сильно кончил, наполняя ее спермой. Одна лишь мысль о моей сперме внутри нее продлевала мой оргазм. Маленькая частичка меня, живущая внутри женщины, которую я люблю.

Люблю? Это был первый раз, когда я использовал подобное слово по отношению к кому-либо, кроме моей сестры и мамы. Но даже когда я просто думал об этом, это казалось правильным.

Медленно я отпустил ее, и она попыталась сесть.

— Лучше бы здесь больше никого не было, – сказала Джада дрожащим голосом.

Я покачал головой.

— Здесь никого. Они бы не рискнули.

Джада подняла бровь.

— У тебя отлажена система, да? На случай, если захочешь трахнуть девушку в баре?

Я покачал головой.

— Во-первых, нет, я никогда не трахал здесь девушку. Во-вторых, ты не какая-то девушка... ты моя жена. А теперь давай поднимемся наверх и повторим все сначала. Это мое последнее желание, помнишь?

24. Джада

Я проснулась в квартире Брэна О'Коннора во второй раз за неделю.

Мой сон был на удивление крепким. Меня не преследовали кошмары. В голове царила тишина и умиротворение, словно я впервые за долгое время сбросила с себя тяжкий груз. Это было незнакомое чувство.

Рука Брэна крепко обнимала мою талию, удерживая меня в защитной клетке его объятий. Снаружи тусклый дневной свет уступил место тяжелому серому небу, и за окнами кружился снег. В камине в углу тихо потрескивал огонь.

Он придавал комнате больше уюта, чем я ожидала.

Я повернулась, стараясь не сбросить руку Брэна. Наконец, после мучительно долгих попыток, мы оказались лицом к лицу. В свете огня его черты казались расслабленными, почти мирными. Обычно просто смотреть на него было настоящим испытанием. Его взгляд всегда был голодным, а выражение лица свирепым или шутливым. Он перескакивал от одной сильной эмоции к другой.

Сейчас же он был неподвижен, а его черты расслаблены. Несправедливо, что кто-то настолько большой, сильный и опасный был еще и до безумия красивым. Темные ресницы отбрасывали тени на его скулы и, находясь вблизи, я могла разглядеть светло-каштановые брови. На щеке у него был шрам, а борода выглядела неожиданно мягкой. Татуировки покрывали его шею и грудь, превращая их в живое полотно. Черт возьми, к этому моменту он сам стал искусством. Я приподнялась на локте, чтобы разглядеть их получше. На нем не было рубашки, только низко сидящие черные штаны.

Я изучала татуировки на его груди, но взгляд неизменно возвращался к той, что располагалась прямо над сердцем. Странный узор, с прямыми пересекающимися линиями, напоминающими зарубки. Было что-то точное в этих аккуратных вертикальных линиях, пересекающих одну длинную горизонтальную.

— Это огам, – пробормотал низкий голос.

Я резко подняла голову и обнаружила, что его зеленые глаза прикованы ко мне. Этот парень вообще когда-нибудь спал?

— И это…? – спросила я, мой голос был хриплым, как будто я часами орала, перекрикивая громкую музыку. Я чувствовала себя странно застенчивой под его пристальным взглядом, как будто была обнаженной. Эмоционально обнаженной, я полагаю. Он видел меня такой, какой я есть, за всей этой дерзостью, внешним лоском и уверенностью. Он видел меня настоящую.

— Огам – это алфавит, так что это – слово. – Его голос звучал как грех, глубокий и завораживающий.

— И что же здесь написано? – спросила я. Мои щеки стали горячими. Я покраснела?

— Beochaoineadh, – мягко произнес Брэн ирландское слово.

— И? Что оно означает?

Он обдумал мой вопрос.

— Остерегайся тату-салона после похода по пабам. – Его губы скривились в ухмылке, разрывая напряжение между нами.

— Ладно, не говори мне. – Я приподнялась, собираясь сесть и убраться отсюда ко всем чертям.

Рука Брэна сжалась на моей талии, заставляя меня упасть обратно на матрас.

— Эй!

— Оно означает «живой плач», – сказал Брэн.

— Живой плач, – повторила я, мое сердцебиение участилось, когда его рука легла на мое бедро и сжала.

Он притянул меня ближе и закинул одну тяжелую ногу на мою, удерживая меня на месте.

Брэн кивнул.

— Это элегия для живых, – пробормотал он и поднес руку к моему лицу, проводя тыльной стороной пальцев по челюсти и заправляя волосы за ухо.

Это было настолько неожиданно нежное движение, что я не знала, как на него реагировать. У моего тела не было такой же проблемы. Соски затвердели, превратившись в острые пики, а кожа вспыхнула.

Черт, как этот мужчина мог быть таким привлекательным без всяких усилий? На него нужно было прикрепить предупреждение о вреде для здоровья.

— Почему ты наколол ее? – спросила я, облизывая внезапно пересохшие губы.

— Чтобы помнить о том, кто не умер, но ушел навсегда. Мой живой плач… тоска по утраченной душе.

Я сглотнула, и его взгляд опустился к моей шее. Он наклонился, прижимаясь губами к точке пульса. Тот бешено забился. От его горячего дыхания по коже поползли мурашки удовольствия. Он лизнул мою шею и проложил дорожку поцелуев вдоль моей челюсти.

— Что ты делаешь? – рассеянно спросила я.

— На что это похоже?

— С тебя, конечно, хватит после прошлой ночи? – запротестовала я.

— Она только разожгла мой аппетит к тебе, – ответил Брэн. — Когда дело доходит до тебя, впервые в жизни я становлюсь ненасытным.

Я открыла рот, чтобы снова запротестовать, когда мой желудок сделал это за меня. Он издал самый долгий, самый мучительный звук, который я когда-либо слышала. Брэн опустил голову мне на плечо и рассмеялся. Чары рассеялись.

В «Пристанище Шелки» в середине утра царила приятная, уютная суета заведения, которое наслаждается заслуженным перерывом, прежде чем снова приступить к работе.

Я сидела в кабинке у окна и смотрела на оживленную улицу Адской Кухни. Паб выходил на небольшую жилую улицу, и прямо сейчас дети по центру играли с мячом, несмотря на холодную январскую погоду. Брэн исчез, чтобы с кем-то поговорить, а я воспользовалась этим моментом, чтобы попытаться взять себя в руки. Какого черта я вообще тут делала? Играла в счастливую семью с этим безумцем?