Королева морей
Шрифт:
— На севере Турция. Надо восточнее брать, может, так и доберешься, да я в толк не возьму, как это тебе удастся.
— А что же делать? — в голосе Асии прозвучало безнадежное уныние.
— А и делать нечего, — согласился безразличным тоном пастух.
— Пропала я!
— Пока нет, но пропадешь. Заберет тебя бей или кто другой. Пропадешь.
Они помолчали, потом Асия сказала со вздохом, горьким и жалобным:
— Все же буду пробовать идти тем путем. Господь не оставит меня. Молиться буду, авось и услышит.
— Господь слушает только богатых и знатных, но все же пусть он тебя хранит
Асия встала, оправила шаровары.
— Спасибо за барашка, пастух. Живи долго и счастливо. Я поеду.
— Езжай, да хранит тебя аллах. Возьми на дорогу, — и он протянул большую лепешку и кусок мяса, завернутые в тряпицу. — А мы ничего не видели. Прощай!
С тяжелым сердцем и страхом Асия поехала на север, рассчитывая потом повернуть на восток. Взошла луна, лошадь затрусила рысью по тропе, а Асия всматривалась в серебрящиеся горы, с замиранием сердца прислушивалась к ночным звукам. Она поминутно трогала пистолет, готовая в любой момент выстрелить, если опасность появится вблизи.
Лошадь легко бежала по холодку ночи, сама выбирая лучшую дорогу. Изредка вдали светился огонек, и Асия спешила дальше, избегая приближаться к нему. Страх холодил душу, тело дрожало мелко, неприятно. Потом женщина успокоилась немного, вспомнив, что лошадь очень хорошо чувствует любую опасность и заранее может предупредить о ней.
Асия временами забывалась в дремоте, но со страхом просыпалась, едва начинала клониться на сторону. Она сделала небольшую остановку, чтобы напоить кобылу и самой напиться. Неширокие ручьи временами преграждали путь. Хохот шакалов пугал, но был не опасен. Она очень устала, с рассветом забралась опять подальше в горы и там затаилась до вечера.
Она, голодная и злая, еще два дня держалась восточного направления и вдруг неожиданно выскочила на дорогу. Вдали пылила арба. Асия остановилась в раздумье, потом тронула лошадь и быстро догнала арбу. Тощий мул тащил тележку на огромных колесах, возчик дремал, опустив голову на грудь. По одежде Асия определила, что это курд. Она пристроилась рядом. Курд очнулся и с удивлением уставился на всадницу. Асия уже опустила чадру и спросила:
— Далеко ли до селения, уважаемый?
— А ты кто?
— Не видишь — женщина.
— А почему на коне? Да и конь хорош.
— Так надо. Ты лучше отвечай, когда тебя спрашивают, — строго сказала Асия, стремясь испугать полунищего возчика.
— Да что ж, я отвечу, не трудно. Впереди город Хой, но мне до вечера туда не добраться. Одна быстро доскачешь.
— А ты куда же едешь?
— Я перед городом живу, в селении. А возвращаюсь от брата. А ты, видать, не здешняя, говоришь с трудом. Из каких земель будешь?
— Далеко, ты все равно не знаешь. Лучше скажи, переночевать у тебя можно? А то в город ночью могут и не пустить.
— А что же, заплатишь, так и ночлег можно устроить. Есть чем заплатить?
Асия испугалась, замялась, показала палец с недорогим колечком и сказала дрогнувшим голосом:
— Вот только это. Возьмешь?
— Чего же не взять. Вещь дорогая, за ночлег даже много будет, да я корма дам и тебе, и коню. Только чудно мне тебя видеть, ханум. Одна, на коне…
— А
ты не спрашивай. Плачу, вот и будь доволен.Они замолчали. Затем нетерпение и любопытство одолели Асию, и она спросила:
— А скажи, добрый человек, до Персии далеко еще?
— Нет. Хой, что впереди, — персидский город.
— Большой он, город-то?
— Нет, малый. Базар там да караван-сарай. Совсем недалеко. Утром увидишь из моего дома.
За разговором въехали в селение. Солнце уже село, и быстро темнело. Асия села в арбу, привязав лошадь сзади. Так лучше будет на людях. Но людей оказалось мало, зато собак, встретивших арбу громогласным лаем, было предостаточно.
Глава 21
МУДРЫЙ ИСМЕТ
Асия очень боялась ночевать в доме курда, которого звали Исмет. Было ему за пятьдесят. Жил он один и женами обзаводиться не собирался. Постаревший преждевременно от тяжких трудов, он сохранил в себе добродушие и улыбчивость. Сердце молодой женщины истосковалось по человеческому теплу, ничего плохого в этом курде она пока не замечала, но все же укладывалась спать с тревогой и беспокойством, подложив под подушку из сена пистолет и нож.
Страхи оказались напрасными. Ночь прошла спокойно, дороги и волнения изрядно вымотали Асию, и теперь она чувствовала себя счастливой в этом убогом доме из сырцового кирпича, с паутиной по углам и чужими непривычными запахами. В крохотное оконце, затянутое пузырем, едва проникал луч солнца, но он казался женщине лучом надежды на избавление от тысячи тягот и лишений.
Она лежала в сумрачном, низком помещении, запущенном и неопрятном, какие бывают в холостяцком доме доживающего свой век человека. Доносились какие-то звуки, шорохи, но Асия не хотела вставать и продолжала лежать под драной попоной, грубой и колючей.
Она вздрогнула от неожиданности и сунула руку под подушку, услышав голос своего попутчика:
— Салям, ханум. Поздно уж, вставать пора, солнце высоко.
— Салям, добрый человек. Извините, что не знаю, как вас звать, — ответила Асия, натягивая попону до самых глаз и сжавшись под нею.
— Чего испугалась? Я не обижу. А звать меня Исмет, я вчера говорил, да ты, ханум, запамятовала. Истомилась в дороге, вот и не помнишь.
— Спасибо, Исмет-ага. Так и было.
— Вставай, дочка, кушать будем. Я уже наработаться успел. Полил огород, коней напоил да накормил, да вот еды приготовил. Вставай. Молитву Аллаху посылать не будешь? Гяурка?
— Гяурка, Исмет-ага.
— Ну и что. Все же человек, а Бог един, и все мы ходим под ним.
Он вышел, а Асия торопливо оделась, оправила мятое платье, отряхнула солому с шаровар и лица. Она шагнула на солнце, укрывшись чадрой. Двор, как она успела заметить еще вчера, был огорожен ветхой глинобитной стеной, и улицы видно не было. Это успокоило женщину. Она поплескалась у корыта для водопоя, прошептала короткую молитву.
Исмет уже поджидал ее на пыльном коврике под сенью чинары. Чай, лепешки и зелень составляли весь завтрак. Асия смущенно уселась, и оба молча стали есть. Она старалась сдерживать аппетит, он смачно пережевывал пищу, весь уйдя в это занятие.