Королева не любившая розы
Шрифт:
Ришельё спрятал солдат, чтобы никто не мог подозревать об их присутствии. Ночь прошла спокойно, а в 4 часа утра прибыли повара герцога Анжуйского, объявившие, что по окончании охоты Гастон остановится у кардинала и, желая избавить его от хлопот, послал их приготовить обед. Кардинал велел ответить, что он сам и замок его всегда готовы к услугам герцога. Сам же Ришельё, не говоря никому ни слова, отправился в Фонтенбло, где тогда находился Гастон.
Что происходило дальше, мы можем узнать из книги Дюма-отца «Людовик ХIV»: «Было 8 часов утра. Герцог собирался на охоту, как вдруг дверь отворилась и камердинер доложил:
–Его эминенция, кардинал де Ришельё!
Вслед за камердинером показался кардинал, прежде чем Гастон успел изъявить свое несогласие. Молодой
–Я имею много причин сердиться на Ваше Высочество.
–На меня? – изобразил удивление испуганный Гастон. – А за что же, смею спросить?
–За то, что Вам не угодно было приказать мне самому приготовить Вам обед, между тем как это доставило бы мне ни с чем несравнимое удовольствие принять Ваше Высочество как можно лучше, а Вы прислали своих поваров, дав понять, что желаете избегнуть моего присутствия. Я уступаю Вам свой замок, и Вы можете полностью располагать ею.
После этих слов кардинал, желая доказать герцогу, что он ему истинно предан, взял рубашку из рук камердинера и почти насильно подав её, пожелал приятной охоты и удалился. Гастон, поняв, что всё открыто, отложил охоту под предлогом внезапного недомогания».
Так как Ришельё не мог бороться со всеми принцами крови сразу, то решил расправиться с ними поодиночке. И сообщил Людовику ХIII, что его сводные братья, Сезар, герцог Вандомский, и Александр, Великий приор Мальты, всячески препятствуют браку Гастона. А так как старший из братьев Вандомов был, вдобавок, губернатором Бретани, то мог легко разжечь мятеж в этой провинции. Следовательно, чтобы предотвратить катастрофу, их необходимо арестовать.
По словам всё того же Дюма-отца, «удача всегда приходит к тому, кто умеет ждать». Великий приор, думая, что Ришельё ничего не знает об их с братом участии в заговоре, сам явился к кардиналу просить отдать ему руководство над всеми морскими силами Франции. Ришельё ответил, что с его стороны препятствий не будет, но Сезару и Александру нужно явиться к королю и заверить того в своей преданности. Желая убедиться, что им с братом окажут должный приём, Александр отправился на другой день в Лувр.
Король принял его чрезвычайно ласково, сообщил о своей предстоящей поездке в Блуа и пригласил Александра и его брата на охоту в Шамбор.
–Но, – сказал Великий приор, – брат мой знает, что Ваше Величество предубеждены против него и может быть мне будет трудно убедить его оставить свою провинцию.
–Пусть приезжает, – отвечал Людовик XIII, – пусть смело приезжает, я даю моё королевское слово, что ему сделают не больше зла, чем Вам.
Александр тотчас отправился за братом в Бретань, в то время как кардинал неожиданно подал королю прошение об отставке, сославшись на слабое здоровье. Хитроумный Ришельё сознательно пошёл на обострение ситуации, понимая, что в столь критический момент Людовик ХIII как никогда будет нуждаться в нём.
На следующий день, 9 июня, королевский курьер вручил кардиналу письмо, в котором, среди прочего, говорилось:
–Я знаю все причины, по которым Вы хотите уйти на покой. Я желаю Вам быть здоровым даже больше, чем Вы сами этого хотите… Благодаря Господу всё идет хорошо с тех пор, как Вы здесь. Я питаю к Вам полное доверие, и у меня никогда не было никого, кто служил бы мне на благо так, как это делаете Вы. Это побуждает меня просить Вас не уходить в отставку, ибо в этом случае дела мои пошли бы плохо… Не обращайте никакого внимания на то, что о Вас говорят. Я разоблачу любую клевету на Вас и заставлю любого считаться с Вами. Будьте уверены, я не изменю своего мнения. Кто бы ни выступил против Вас, вы можете рассчитывать на меня.
Одновременно Ришельё написал Марии Медичи, прося убедить Людовика XIII уволить его. И король, и его мать были встревожены. Людовик поспешил навестить кардинала в его дворце, умолял министра не оставлять их в то время, когда его услуги всего нужнее, и обещал полное покровительство
против герцога Анжуйского.Кардинал сделал вид, будто уступает просьбам короля. В свой черёд, Гастон поспешил нанести ему визит, а принц Конде, который, как известно, просидел четыре года в Бастилии, послал уверить Ришельё в своей преданности.
В продолжение этого времени кардинал продолжал видеться с Шале, который рассказывал ему обо всех замыслах герцога Анжуйского. Впрочем, в это время Гастон думал только о том, куда бы ему сбежать от надзора кардинала и ненавистного брака. Ришельё делал вид, будто соболезнует молодому принцу, и уговаривал Шале подстрекать герцога оставить Францию, уверенный, что это бегство окончательно погубит Гастона.
Спустя несколько дней после приезда короля в Блуа прибыли Великий приор и герцог Вандомский. Людовик XIII принял их очень милостиво и предложил им поохотиться следующим утром, но братья извинились усталостью от долгого путешествия верхом. Король при прощании обнял их и пожелал спокойной ночи. На другой день, в три часа утра, оба были арестованы в своих постелях и отвезены в тюрьму замка Амбуаз. Король сдержал своё слово: Сезару не сделано было больше вреда, чем его брату Александру.
Шале тотчас поспешил к Ришельё, который ещё раньше обещал ему не арестовывать заговорщиков. Однако кардинал утверждал, что он не изменил своему слову, и что Великий приор и герцог Вандомский арестованы не по причине участия в заговоре, но за дурные советы, даваемые ими герцогу Анжуйскому.
Через несколько дней Шале честно написал Ришельё, что больше не будет служить ему. После чего кардинал узнал, что граф снова присоединился к партии Гастона и возобновил связь с герцогиней де Шеврёз, своей бывшей любовницей. Участь Шале была предрешена.
Между тем, герцог Анжуйский был сильно встревожен арестом своих сводных братьев и принялся всерьёз подыскивать себе серьёзное убежище. Шале предложил Гастону свои услуги как посредника в этом деле. Он написал маркизу де Лавалету, губернатору Меца, графу де Суассону, губернатору Парижа, и маркизу Леска в Брюссель. Лавалет отказал, потому что не намеревался вмешаться в интригу, целью которой было расстроить брак герцога Анжуйского с Марией де Монпансье, его близкой родственницей. Граф Суассон предложил Гастону 500 000 экю, 8 000 пехоты и 500 всадников, если он тотчас оставит двор и приедет к нему в Париж. Что же касается испанца маркиза Леска, которого Дюма-отец называет фаворитом эрцгерцога Альбрехта, правителя Испанских Нидерландов, то с ним не всё ясно. Во-первых, когда Альбрехт умер в 1621 году, маркиз Леска, то есть, Диего де Гусман, его камергер, вернулся в Испанию. Правда, затем он был назначен командующим испанских войск в Нидерландах, но маркизом Леска стал только в 1627 году. Однако Дюма-отец использовал этот титул, говоря о событиях 1626 года. Вероятно, писатель просто не предал этому значения. Что же касается ответа маркиза Леска, то об этом чуть позже.
Пока это всё происходило, друг Шале, Лувиньи, попросил его быть у него секундантом на дуэли с графом де Кандалем, с которым он поссорился из-за герцогини де Роган, бывшей предметом любви обоих. К несчастью, Лувиньи составил себе дурную репутацию в делах подобного рода, поэтому Шале ему отказал. Этот отказ, рассказывает Бассомпьер, до такой степени оскорбил «этого злого человека», что он тотчас же отправился к кардиналу и рассказал всё, даже чего не знал.
Лувиньи было известно, кому Шале писал от имени герцога Анжуйского. Вдобавок, он солгал, будто бы его бывший друг обязался убить короля и что Гастон с верными друзьями обещал стоять у дверей Его Величества во время убийства, чтобы поддержать в случае чего Шале. Однако Лувиньи не мог представить никаких доказательств истинности своих слов. Ришельё же особенно интересовал Брюссель. После смерти эрцгерцога Альбрехта Испанскими Нидерландами единолично управляла инфанта Изабелла Клара Евгения, тётка Анны Австрийской. Действуя расчётливо и осторожно, можно было вовлечь в заговор и брата королевы, Филиппа IV. Тогда он уже был бы направлен не только против кардинала, но и против короля.