Королева не любившая розы

–Благодарю тебя, Создатель! Я считала себя только матерью осуждённого, но я – мать мученика!

По просьбе женщины ей было передано для захоронения тело сына. Вечный неудачник Гастон узнал о смерти де Шале за карточным столом и невозмутимо продолжил своё занятие.

Принца Конде сослали в Венсен и он уже никогда не мог оправиться от этого удара. Граф Суассон, обвинённый в предложении сил и денег герцогу Анжуйскому, сбежал в Турин. Когда младший из братьев Вандомов, Александр, в 1629 году умер в заключении, старший, Сезар, был освобождён и отправился в Голландию. Маршал д’Орнано тоже скончался в тюрьме Венсенского замка. Что же касается герцогини де Шеврёз, то ей было предписано отправиться в ссылку в провинцию Пуату, но она предпочла сбежать в Лотарингию. Маршал де Бассомпьер и принцесса де Конти отделались лёгким испугом. Анну Австрийскую вызвали в Королевский совет и прочли ей признание графа де Шале и письма, полученные от маркиза Леска.

–Вы хотели отправить меня в монастырь и, возможно, лишить жизни, – произнёс обвиняющим тоном Людовик ХIII, – чтобы возвести на трон моего брата и стать его женой. Что Вы можете сказать в своё оправдание?

Услышав это, королева встала и с презрительной улыбкой произнесла:

–Всё это ложь! Я мало бы выиграла от такой перемены…

После чего со слезами на глазах горько упрекнула свою свекровь в том, что та начала преследовать её с момента её приезда во Францию.

Взбешённый её ответом, король бросился из комнаты, а Анна вернулась к себе. Она упрямо твердила, что у неё и в мыслях не было выходить замуж за герцога Анжуйского. Напротив, она хотела женить его на инфанте, своей сестре, о чём и написала в Испанию. Тем не менее, муж не простил её. Анне было запрещено видеться и переписываться с герцогиней де Шеврёз и разговаривать с Месье.

27 августа был издан королевский указ о допуске в покои королевы только тех лиц из числа придворных и знати, которые засвидетельствовали ей своё почтение в присутствии супруга. Кроме того, Анне запретили давать кому-либо частную аудиенцию без разрешения Марии Медичи или кардинала.

–Она желала моей смерти и возжелала другого мужа при моей жизни! – с горечью повторял Людовик.

Ещё со времен скандала с Бекингемом развод был заветной мечтой короля. Но Ришельё понимал то, о чём и слышать не хотел Людовик – папа римский вряд ли бы дал согласие на расторжение брака, а значит, король не смог бы жениться вновь. Франции же требовался наследник, причем не такое ничтожество, как Гастон Орлеанский. Выбор у Ришельё был небольшой, и он надеялся, что Анна рано или поздно родит королю сына.

Таким образом, Шале оказался единственным, кто жестоко поплатился за участие в заговоре. Недаром современники тех событий и историки называют его либо «ничтожным, трагическим персонажем», либо «козлом отпущения», либо «заблудшей овцой, превращённой в козла отпущения».

27 сентября 1626 года для ограждения своего первого министра от дальнейших покушений Людовик XIII позволил ему создать отряд личной гвардии. В каждой резиденции теперь обязательно предусматривались покои для его капитана. Вооружённая охрана находилась при Ришельё безотлучно. Так появились те самые гвардейцы кардинала в красных плащах с серебряным крестом (плащи королевских мушкетёров были голубого цвета).

Глава 9

Осада Ла-Рошели

Над Франсуа де Барада тоже продолжали сгущаться тучи. Влюблённый взаимно в прекрасную Крессиос, фрейлину королевы, он стал добиваться её руки, чем возбудил ревность короля, который запретил своему фавориту жениться. Тем не менее, тот не сделал выводов и посмел, вдобавок, всунуться в политику, рассчитывая получить в управление провинции Нормандию и Бретань, которые находились в подчинении королевы-матери и Ришельё. Кроме того, Барада также не считался с королевским эдиктом о запрете дуэлей. Ещё ходили сплетни, что Людовик был недоволен тем, что в Нанте его фаворит завёл интрижку с несколькими военными офицерами. Ну, а поводом для их разрыва, говорят, послужило то, что лошадь Барада помочилась на упавшую шляпу короля. В общем, 2 декабря 1626 года Людовик дал ему отставку. Таким образом, он пробыл королевским фаворитом очень недолго, обогатив французский язык поговоркой «фортуна Барада». Теперь его имя ассоциируется с кратковременными любимцами Фортуны, чья звезда вспыхивает лишь на миг.

Тем не менее, Барада успел продать свои посты Франсуа де Нуайе за 100 000 скудо, оставив с носом короля, желавшего передать их своему новому фавориту Клоду де Рувруа.

Как и большинство любимцев Людовика ХIII, этот юноша попал в милость через охоту. Он служил пажом у короля и обратил внимание на себя тем, что придумал способ пересаживаться с лошади на лошадь не спешиваясь. Вот, что об этом пишет его сын Луи, герцог де Сен-Симон:

–Отец, заметивший нетерпеливость короля при смене лошадей, придумал подставлять сменную лошадь головой к крупу той, на которой скакал Его Величество. Благодаря этому король, который был весьма ловок, перескакивал с лошади на лошадь, даже не касаясь ногой земли, – всё происходило в один момент. Королю это понравилось, он потребовал, чтобы свежего коня ему подавал всегда тот же самый паж, осведомился, кто он такой, и мало-помалу привязался к нему.

Сделка Барада и последующие события помешали королю сразу обрушить поток милостей на своего нового фаворита.

По прибытии в Париж Анна Австрийская попросила разрешения позволить ей удалиться в любимый Сен-Жермен. Постоянная нервная дрожь и упадок сил у королевы тревожили её врачей. Те страдания, которые она претерпела в результате заговора Шале, ввергли её в депрессию, усугублённую расставанием с герцогиней де Шеврёз. Тем не менее, Анна не сделала никаких выводов и по возвращении в Лувр не предрпиняла ни малейшего шага, чтобы помириться с мужем. Наоборот, на публике она вела себя с ним с небрежным безразличием и не пыталась скрыть своего пренебрежения по отношению к Марии Медичи в отместку за «позор», пережитый ею в Нанте. Празднества вообще были редким удовольствием в королевском дворце, а недавний указ, запрещающий придворным свободно навещать королеву, фактически обрёк её на одиночество. К тому же, она была окружена шпионами Ришельё, ревниво следившим за её перепиской с Англией, Испанией и Брюсселем.

Тем временем герцог Бекингем, тоже внимательно наблюдавший за событиями во Франции, рвался в бой.

–Когда он узнал, – пишет Ги Бретон, – что королева фактически живёт порознь с королём, у него в сердце вновь затеплилась надежда.

Францию сравнительно нетрудно было вовлечь в войну – английский министр возбуждал несогласия между Карлом I и Генриеттой Французской так же, как Ришельё поступал с Людовиком XIII и Анной Австрийской (только после убийства Бекингема Карл потеплел к супруге и, по свидетельствам современников, «влюбился» в свою королеву).

Следствием этих несогласий было то, что английский король отослал в Париж всю французскую свиту своей жены, подобно тому, как сделал прежде Людовик с испанской свитой Анны Австрийской, отправив её в Мадрид. Однако, хотя это нарушение одного из условий контракта и оскорбило короля Франции, он не считал это достаточным поводом для разрыва. Тогда Бекингем, не дождавшись объявления войны, решил действовать другим способом. Он велел капитанам нескольких английских кораблей захватывать французские купеческие суда. Но опять Франция протестовала довольно слабо против этого серьёзного нарушения морского права. И герцог склонил Карла I к тому, чтобы помочь протестантам Ла-Рошели вернуть расположенный неподалёку остров Ре, захваченный армией герцога де Гиза. 27 июня 1627 года Бекингем покинул Портсмут во главе флота из 80 кораблей, заявив:

–Это священная война!

–На самом деле, – уверяет Ги Бретон, – он затеял весь этот поход только ради того, чтобы оказаться поближе к дорогой ему Анне Австрийской.

Английский флот 22 июля высадил десант на острове Ре, но Бекингем не смог взять цитадель Сен-Мартен, геройски защищаемую графом де Туара (бывшим приятелем Людовика ХIII) с двумястами пятьюдесятью солдатами против двадцати тысяч англичан. Тогда Ришельё, наконец, решил действовать. Подобно рыбаку, выжидающему удобную минуту, он мог теперь одним неводом захватить англичан и протестантов Ла-Рошели. Тотчас же было отдано приказание королевским войскам продвигаться на юго-запад.

–Два события, – пишет Дюма-отец, – на минуту отвлекли внимание Франции от того важного пункта, на котором оно было сосредоточено.

Скончалась молодая герцогиня Орлеанская, родив в Нанте дочь. После свадьбы она примкнула к окружению Марии Медичи, которая встретила её в Лувре с распростёртыми объятиями в пику Анне Австрийской. Людовик тоже относился к невестке с церемонной вежливостью. Согласно этикету, Мария Монпасье навещала королеву трижды в неделю, но большую часть времени проводила в блестящем окружении своей свекрови. Тем не менее, она так и не успела за десять месяцев завоевать если не любовь, то хотя бы расположение Месье. По-видимому, её смерть не слишком опечалила Гастона, и их единственная дочь была отдана на воспитание королеве-матери. Последняя же отселила внучку во дворец Тюильри.