Королева не любившая розы

–Смерть французам!

Но потом заметили возле тела Бекингема на полу шляпу Фелтона с письмом.

Тогда из всех окон раздались крики:

–Держите убийцу! Убийца без шляпы!

В это время тридцатитрёхлетний лейтенант уже вышел во двор, где было много гулявших в ожидании выхода герцога, но в этой толпе был только один без шляпы. Все бросились к нему с криками:

–Вот убийца герцога!

–Да, – ответил он, – я убил его!

Убийца сам отдал шпагу и только после этого был взят под стражу.

Карл I был вне себя от горя, а вот англичане праздновали смерть герцога чуть ли не танцами. На требование короля применить к Фелтону пытки судьи ответили, что это не соответствует традициям английского правосудия. Впрочем, убийца всё сам рассказал, утверждая, что убил фаворита в отместку за казнокрадство и «нечестивую жизнь». При этом он утверждал, что у него нет сообщников, не забыл упомянуть о голосах и заявил, что не раскаивается, хотя и считает себя виновным перед вдовой и детьми герцога Бекингема. В результате Джон Фелтон был приговорен к смертной казни и повешен в том же году. Его тело должно было оставаться на виселице, как свидетельство неотвратимости правосудия и позора убийцы, но получилось, что англичане начали совершать паломничество к виселице и называть Фелтона святым мучеником. Во избежание дальнейшего поклонения казнённого пришлось всё же снять с виселицы и похоронить. Но ещё долго по Англии ходили стихи, посвящённые Фелтону, копии его письма и его портреты.

Лишь немногие скорбели о Бекингеме. Госпожа де Мотвиль писала:

–Он привёл на помощь осаждённым королём Людовиком ХIII защитникам Ла-Рошели целую армаду кораблей, с гордостью продемонстрировав всему миру свою любовь к королеве.

Если современники в большинстве своём ненавидели фаворита Карла I, то, после выхода в свет романа «Три мушкетёра», его имя словно окутал романтический ореол… Герцог Бекингем остался в памяти потомков прежде всего благодаря тому, что был возлюбленным Анны Австрийской, трагически погибшим из-за этой любви в тридцать шесть лет.

Вряд ли можно вспомнить другую пару, которая заплатила бы такую дорогую цену за несколько мимолётных свиданий, большей частью абсолютно невинных. Да и то, что произошло между ними, в конце концов, выглядело милой пасторалью на фоне тогдашней придворной жизни, когда супружеская верность считалась скорее пороком, нежели добродетелью, а любовные связи с гордостью выставлялись напоказ всему свету.

Весть о гибели возлюбленного, о новой встрече с которым она грезила целых три года, жестоко поразила Анну Австрийскую. Она едва не лишилась чувств и проронила даже неосторожное замечание:

–Это невозможно! Я только что получила письмо от него!

Но вскоре не осталось никакого сомнения. Ужасная новость была подтверждена Людовиком XIII по возвращении его в Париж.

–Он сделал это, впрочем, со всей желчью своего характера, – сетует Дюма-отец в «Людовике ХIV», – не взяв на себя труд скрыть от жены радость, которую он почувствовал.

Любовь к Бекингему была единственным счастьем её жизни, воспоминания о нём – единственной отрадой. По целым дням, запершись в своей дворцовой часовенке, королева молилась за упокой души человека, подобного которому уже никогда больше не встретила (совершенно позабыв о том, что для католической церкви англичанин был еретиком).

Супруг дал ей неделю на траур. Тем не менее, он не отказал себе в удовольствии отомстить супруге за её нескрываемое безразличие и за все «обиды», которые он от неё претерпел. В первых числах сентября в Лувре был назначен (по совету кардинала?) «домашний спектакль» с балетом, в котором Анна должна была танцевать одну из главных партий. Королева пыталась отказаться, но Людовик настаивал:

–В чём дело, мадам? Разве у нас при дворе траур?

В результате она всё-таки согласилась, но на первой же репетиции упала в обморок и на несколько недель слегла в нервной горячке.

Говорили, будто Анна Австрийская так никогда и не забыла Бекингема. И якобы даже хранила у себя в шкатулке нож Фелтона, заржавевший от крови герцога. Этой легендой также воспользовался Александр Дюма. Приближённые королевы, зная, какие нежные воспоминания она сохранила об англичанине, часто говорили с ней о нём, и она всегда с удовольствием принимала участие в этих разговорах.

Спустя несколько лет её любимый поэт Венсан Вуатюр вручил Анне следующие стихи:

Я думал, что коварная судьбина

Несчастьям Вашим прекратила счёт

И Вам вернула уваженье ныне,

Заслуженное счастье и почёт.

Но Вы, наверное, бы счастливей были,

Чем раньше. И сводили бы с ума.

Я не хотел сказать: «Когда б любили, -

То рифма подсказала мне сама.

Я полагаю, что поэтам только

Присуще дерзко мыслить иногда.

Представьте и подумайте, как горько

И как печально станет Вам, когда

Перед собой живого Бекингема

И наяву Вы увидали б вдруг.

Кого б тогда прогнали Вы, мой друг –

Его или меня, отца Венсана?

Таким образом, в 1644 году Вуатюр утверждал, что прекрасный герцог был бы предпочтён ему даже спустя шестнадцать лет после убийства.

Прочитав стихи, королева положила листок в ящичек секретера и заперла на ключ. Когда она вернулась в комнату, где её ожидали фрейлины, глаза её были полны слёз…

Хотя Бекингем был убит фанатиком-одиночкой, кое-кто утверждал, что Фелтона видели во дворце Ришельё за две недели до трагедии. Многие историки возлагают на кардинала ответственность за организацию этого покушения. Аббат Ришар в своей книге «Истинный отец Жозеф», изданной в 1750 году, например, утверждает, что именно Ришельё подтолкнул Фелтона на убийство, «действуя через одного монаха-капуцина, который тайно проник в Англию под видом английского священника». Неудивительно, что также считали в окружении Анны Австрийской.

Тем не менее, самую меткую характеристику Бекингем получил от своего соперника кардинала Ришельё:

–Он был человеком весьма чувствительным и безрассудным, немного экстравагантным и мятущимся и совершенно необузданным в своих страстях.

Большинство же историков сходится в том, что фаворит двух английских королей был личностью трагической, не понявшей своего времени и приведшим свою страну на грань катастрофы.

Несмотря на гибель Бекингема, 17 сентября английский флот под командованием Роберта Бертая, графа Линдси, взял курс на Ла-Рошель, но добился не большего успеха, чем эскадра Фейлдинга. Тогда при содействии Ришельё Бертай через своего представителя передал ларошельцам совет вступить в мирные переговоры с их законным сюзереном. Исполнив свой последний долг, он приказал поднять паруса и взять курс к берегам Англии.