Королева не любившая розы
Шрифт:
–Вот уж королева-мать порадуется!
Разумеется, все эти аресты стали полнейшей неожиданностью для Гастона. Людовик лично объявил о них брату, предварительно заверив:
–Поверьте, я делаю это из любви к Вам!
–А как же слово Вашего Величества? – спросил принц.
–Я держу своё слово: Ваши любимцы повинны в новых преступлениях.
–В таком случае, если обвинения в адрес господина де Пюилорана подтвердятся, я покараю его собственной рукой!
Братья обнялись и расстались. Месье отправился ужинать к герцогу де Гизу, а затем вернулся в Лувр, где всё ещё продолжалась репетиция, и танцевал до трёх ночи. А Пюилорана отвезли в Венсенский замок. Вина на нём была одна: он не сдержал данного Ришельё обещания «разженить» принца, потому что Гастон не собирался
Поверил ли в это Людовик? Скорее всего, да. В мемуарах маркиза де Монгла, распорядителя королевского гардероба, есть фраза, что мнительные король и кардинал любили пугать друг друга воображаемыми покушениями и тем самым свели в могилу один другого…
Глава 14
«Девочка» короля
«Балет торжества» в честь военных побед Франции был исполнен дважды, 18 и 20 февраля 1635 года, в бальном зале Лувра, освещённом восемью сотнями факелов из белого воска и таким же количеством серебряных канделябров с хрустальными подвесками. Музыку для балета написал Антуан Боэссе. В нём участвовал весь цвет французской аристократии, включая королевскую семью: сам Людовик изображал капитана швейцарцев, а потом придворную даму (он уже исполнял подобную роль в балете 1627 года «Серьёзность и гротеск»), Гастон же – придворного. Анна Австрийская вместе с Марией де Отфор, госпожой де Лонгвиль и ещё одной своей фрейлиной мадемуазель де Лафайет изображала небесных музыкантов. Даже шестидесятидвухлетний герцог Ангулемский исполнил несколько па. Отчёт о балете появился в «Газете» Ренодо 21 февраля. Как там было написано, покидая Лувр по окончании представления в три часа, «каждый уносил из этого места, полного чудес, ту же мысль, что Иаков, который всю ночь видел ангелов и решил, что именно здесь небо сходится с землёй».
–Впрочем, Людовик определился с выбором предмета восхищения очень быстро, – утверждает Екатерина Глаголева, – устремлённые на него тёмные, влажные глаза семнадцатилетней Луизы Анжелики Мотье де Лафайет проникли в самую глубину его души.
У новой фрейлины королевы к тому же оказался чудесный голос и король быстро нашёл ей роль в своём знаменитом «Мерлезонском балете», над которым теперь работал и для которого писал музыку. Балет, состоявший из шестнадцати актов, был создан королём от начала до конца (по замыслу автора, его название должно было означать охоту на дрозда – «merle»). Людовик придумал не только сюжет, но и поставил танцы, сделал эскизы костюмов и декораций. Кроме того, он сам исполнил несколько небольших ролей: жены торговца силками, крестьянина-сборщика налогов, а также самого дрозда, ловко обходящего все ловушки.
Первый раз спектакль сыграли 15 марта в замке Шантильи, после казни Монморанси перешедшем во владение французской короны, а через день – в аббатстве Руайомон. То было время карнавала, и красочный, полный фантазии балет вполне соответствовал духу праздника. Неизвестно, какую роль исполняла в нём прекрасная брюнетка Луиза Анжелика де Лафайет, но в жизни короля она мгновенно вышла на первый план. У Екатерины Глаголевой можно прочитать, что на самом деле их встреча стала результатом хорошо спланированной интриги маркизы де Сенесе, камер-фрау королевы, Клода де Рувруа, с января 1635 года носившего титул герцога де Сен-Симона (король также сделал его пэром и кавалером Ордена Святого Духа), дворецкого Сангена и трёх фрейлин королевы: мадемуазель де Въёпон, д’Эш и де Полиньяк, которые, вероятно, просто хотели досадить Марии де Отфор.
Но если верить Ги Бретону, с девушкой короля познакомил Ришельё, который посоветовал ему наказать Марию де Отфор за её пренебрежение. Людовик часто менял фаворитов и фавориток, потому что обладал довольно тяжёлым характером, хотя и был к ним щедр, даруя должности, титулы и награды. Ради справедливости следует заметить, что разрыв давался ему нелегко и наступал только тогда, когда чаша терпения была переполнена. С Марией де Отфор («Склонность» или «Создание», как в письмах называл её Людовик) он вёл
себя как благородный рыцарь, а получал взамен от неё массу обид и унижений. Когда кардиналу сообщили о недовольстве короля поведением фаворитки, он решил, что пришло время отомстить ей за то, что она отказалась шпионить за Анной Австрийской.Людовику понравилось, что Луиза де Лафайет хорошо поёт.
–На следующий день, – утверждает Ги Бретон, – он пригласил её в свой кабинет и попросил исполнить несколько старинных песен. Покраснев, Луиза запела и окончательно пленила короля, который как зачарованный слушал её пение в течение двух часов. Однако он не произнёс ни одного комплимента в её адрес, так как элегантно одетая девушка не внушала ему доверия.
Мода тогда действительно была слишком экстравагантной: женщины носили платья необычной окраски. Например, цвета «брюха оленя», «больной испанец» или «отравленная обезьяна». Поэтому Людовика смутило платье Луизы цвета «царапины». Но очень скоро он понял, что робкая и застенчивая девушка, несмотря на пристрастие к модным нарядам и украшениям, была чиста душой. Король раз за разом приглашал жену на охоту: в этих выездах должны были участвовать и фрейлины. В том числе, Луиза.
–Иногда он уводил её на прогулки в лес, и довольно далеко, прекрасно зная, что она не посягнёт на его добродетель.
Они разговаривали обо всём на свете. Людовик и Луиза могли часами обсуждать интересные им темы, в числе которых была и поэзия, и философия, и литература, и музыка. Получив неплохое образование, девушка прекрасно разбиралась во всех интересующих короля темах, и была способна поддержать любой разговор. Вдобавок, она обладала изящной фигурой и проявляла склонность к поэзии и рассуждениям на религиозные темы, так как раннюю юность провела в монастыре.
В конце концов, Людовик влюбился. И Луиза – тоже, причём, в отличие от предыдущей королевской фаворитки, совершенно бескорыстно. От меланхолии короля не осталось и следа, он стал энергичен, учтив и даже словоохотлив, несмотря на заикание. Жизнь, казалось, пошла на лад. Новая фаворитка успокаивала и подбадривала его, а также хранила все тайны, которые он сообщал ей на ушко. И, главное, Луиза де Лафайет, в отличие от Марии де Отфор, проявляла сочувствие к нему, а не к Анне Австрийской, ограничиваясь лишь формальным исполнением своих обязанностей. В Лувре они встречались в маленьком кабинете, примыкавшем к парадной приёмной королевы, соблюдая максимум приличий.
–Король Людовик ХIII не слишком любил женщин, – как-то насмешливо заметила по этому поводу Кристина, королева Швеции, – он окружал себя только дамами мудрыми и непорочными.
Но если даже во время этих свиданий короля посещали греховные мысли, то, как утверждают, он вызывал своего духовника и просил наложить на него епитимью. Только Луизе де Лафайет Людовик позволял себе жаловаться на Ришельё.
–У этой девушки было чистое сердце, – свидетельствует госпожа де Мотвиль, – и хотя она понимала, что его доверие может оказаться для неё фатальным, она сохранила тайну короля и укрепила его в отвращении к министру…
Вероятно, Ришельё тоже решил предпринять попытку подружиться с фрейлиной, чтобы после претендовать и на более близкие отношения с ней. Он приказал своим шпионам следить за Луизой, однако та избегала вмешиваться в политические интриги.
–Лафайет не совершает ничего хорошего, ни плохого, – отчитывался государственный секретарь Шавиньи.
Что же касается Анны Австрийской, то она была настроена враждебно к своей новой фрейлине, так как не верила в невинность чувств между ней и королём.
За развлечениями Людовик не забывал и о делах. Ещё в октябре 1634 года он назначил капитан-лейтенантом своих мушкетёров де Тревиля. А 19 мая 1635 года герольд в камзоле, расшитом цветами лилии, торжественно проехал под звуки труб по улицам Брюсселя и официально от имени Людовика ХIII объявил войну своему шурину Филиппу IV и его брату кардиналу-инфанту Фердинанду, назначенному новым наместником Испанских Нидерландов. Фердинанд имел большое влияние на свою сестру Анну Австрийскую, и после его прибытия в Брюссель большая часть её переписки с Испанией прошла через его руки.