Королева не любившая розы

–Что за родственница? – снова спросил канцлер.

–Одна девица из Франш-Конте, Маргарита де Косси, она хотела стать фрейлиной Её Величества, но уже умерла.

–Странно, что Её Величество так часто передавала пакеты девице, которую в глаза не видела, – не отставал въедливый Сегье. – И ведь Франш-Конте под властью испанцев, не так ли?

–Но я сама родом из Франш-Конте, а мой брат был губернатором Безансона…

Пока проходил обыск, наступил час обеда, и все монахини собрались в трапезной. Архиепископ велел настоятельнице отправляться в свою келью и собирать вещи: она сегодня же покинет Валь-де-Грас и отправится в небольшой монастырь в городке Шарите-сюр-Луар. Специально присланный врач засвидетельствовал, что она сможет перенести дорогу. В два часа дня низложенная аббатиса оправилась в путь в сопровождении трёх монахинь, священника и четырёх полицейских в штатском во главе с офицером. Монахиням было велено избрать себе новую настоятельницу: ею стала сестра де Поншато, кузина Ришельё.

Анна Австрийская между тем терзалась тревогой в Шантильи, потеряв аппетит и сон. Приц де Марсильяк позже вспоминал в своих мемуарах, что королева просила его похитить её и Марию де Отфор и вывезти в Брюссель. Так как этот проект был полнейшей авантюрой, то от него пришлось отказаться.

К Анне сначала прислали Шавиньи, который сообщил ей об аресте её пажа, подозрениях на её счёт и задал несколько вопросов. Она ответила, что её оговорили перед мужем, отказалась отвечать и отправилась спать, вне себя от гнева и досады.

Следующим, 14 августа, явился канцлер Сегье, от которого ей уже не удалось отделаться так просто. Он предъявил королеве её собственноручное письмо Мирабелю, а когда Анна выхватила бумагу и спрятала за корсаж, Сегье, не отличавшийся деликатностью, протянул к ней руку и вынудил её саму отдать письмо. Тем не менее, она всё начисто отрицала.

Затем королева отправила своего секретаря Легра к кардиналу с уверениями, что Лапорт передавал её письма только герцогине де Шеврёз. В праздник Успения Богородицы она причастилась и поклялась перед Легра на Святых дарах, что никогда не переписывалась с заграницей, прося сообщить об этом Ришельё. Она даже призвала на помощь отца Коссена, который был совершенно не в курсе происходящего, однако поверил клятвам королевы. Тем не менее, своими действиями Анна только усилила подозрения мужа.

Вернувшийся Легра сообщил, что у кардинала есть неопровержимые доказательства её тайных связей с врагами Франции. Королева была так напугана, что стала просить о встрече с Ришельё. Вообще-то, кардинал сам дал понять, что эта встреча необходима, однако устроил всё так, что она состоялась по приказу Людовика.

Снова показав ей послание, адресованное Мирабелю, Ришельё ехидно повторил вопрос Сегье:

–Ваше Величество, могу ли я попросить разъяснения по поводу этого письма?

–Да, я написала это письмо, – призналась Анна, – но ничего дурного в этом не вижу, поскольку речь в нём идёт исключительно о семейных делах.

В ответ кардинал ядовито улыбнулся:

–Я-то Вам верю, Ваше Величество, но ведь одно и то же можно истолковать по-разному. Я Вам обещаю, то если Вы откровенно расскажете всё, что Вам известно, король Вас, несомненно, простит. Я, со своей стороны, всегда приду Вам на помощь…

Она ещё тешила себя надеждой, что Ришельё знает гораздо меньше, что он просто шантажирует её. Тогда кардинал сообщает Анне Австрийской о некоторых деталях. Королева явно смущена, она меняет тактику и начинает признаваться только в том, что, как она поняла, известно Ришелье.

Постепенно кардинал расширяет круг обсуждаемых вопросов, предлагая королеве объяснить, зачем ей понадобилось отговаривать английского короля Карла I от заключения союза с Францией против Габсбургов, какую роль в антифранцузских происках играет герцогиня де Шеврёз, и что Анна имеет в виду, обещая своему брату кардинал-инфанту скорую встречу в Париже… Вопросы, один другого убийственнее, не оставляют Анне Австрийской ни малейшей надежды.

Ришелье доводит королеву до полного изнеможения, подводя её к признанию антигосударственного характера её «семейной» переписки. Анна Австрийская поняла, что её ожидает: в лучшем случае – заточение в монастырь, а то и скандальное судебное разбирательство. Презрев достоинство, королева падает на колени и пытается целовать руки кардинала, в слезах умоляя заступиться за неё перед мужем, который, она это знает, не простит ей государственной измены, как не простил ей Бекингема. Кардинал, по его собственному признанию, не позволил королеве поцеловать его руки, поспешил поднять её и вкрадчиво заверил:

–Ваше Величество, Вам прекрасно известно, как давно и какого рода чувства я к Вам питаю. Я использую всё моё влияние для того, чтобы уговорить короля простить Вас.

Тем не менее, истерика, спровоцированная самим Ришельё, прекратилась не сразу.

Министр настоятельно советует королеве признаться во всём Людовику XIII. Это будет тяжело, но это единственное, что может помочь ей в создавшемся положении.

–Ах, месье кардинал, Вы так добры ко мне! – несколько раз повторила Анна.

В тот же день Людовик, получивший подробный отчёт об этой встрече, потребовал, чтобы королева письменно подтвердила признания, сделанные министру. Кроме того, она должна была написать Лапорту, чтобы он во всём признался. Но письмо было написано под диктовку в очень расплывчатых выражениях. После отъезда Ришельё королеву охватила паника: если Лапорт на допросе будет отвечать по-другому – она пропала. Но как сообщить ему, в чём именно она призналась? Анна решила связаться с Марией де Отфор, которая предложила:

–Напишите письмо, Ваше Величество. А я доставлю его Лапорту.

В Бастилии находился шевалье де Жар, один из почитателей «божественной Авроры», помилованный на эшафоте и заключённый в тюрьму пожизненно. Мария де Отфор выдала себя за горничную его приятельницы госпожи де Вилларсо и отправилась вместе с ней на свидание. Таким образом, она передала Жару письмо для Лапорта с подробными инструкциями королевы. Шевалье сумел разузнать, что камера пажа находится под его собственной двумя этажами ниже. Во время прогулки в тюремном дворе он сговорился с узниками с промежуточных этажей. Ночью каждый разобрал пол в своей камере, и Лапорту спустили письмо на нитке, выдранной из рубашки.

На следующий день пажа вызвали на допрос и показали ему первое письмо Анны и орудия пыток: дыбу, «испанский сапог», жаровни, клещи. Но Лапорт стоял на своём: если гофмейстер королевы де Ларивьер повторит вслух приказ Анны, он всё скажет. В присутствии Ларивьера паж признался, что передавал письмо Миребелю через Ожье из английского посольства – и только. Его вернули в камеру, где он провёл ещё девять месяцев.

Не подозревая, что его обвели вокруг пальца, Ришельё посчитал, что Анна Австрийская менее виновна, чем он думал. Поэтому убедил короля, что в интересах государства ему нужно простить супругу.

Объяснение Анны Австрийской с Людовиком было тягостным для обеих сторон. Король слушал признания королевы, не удостаивая её ни единым словом. Весь его вид говорил, что он не намерен прощать жену. Тогда за дело принялся Ришельё. Он доказывает королю, что в данном случае семейные счёты должны отойти на второй план – расторжение брака вызовет скандал во всей Европе, и, скорее всего, папа римский не утвердит его. К тому же оно крайне несвоевременно в обстановке войны. Поэтому король поступит мудро, если простит раскаявшуюся королеву, а там, Бог даст, родится и наследник. Никто не должен знать о конфликтах в королевской семье, так как враги Франции могут попытаться использовать их в своих коварных целях. Таков был смысл страстной проповеди Ришельё в защиту – но не в оправдание – Анны Австрийской.