Королева не любившая розы
Шрифт:
–Сен-Map, – свидетельствует Таллеман де Рео в «Занимательных историях», – противился этому возвышению целых полтора года; он любил удовольствия и достаточно хорошо знал короля; в конце концов он покорился своей судьбе.
Молодой человек хотел быть военным, а не придворным, поэтому затаил на своего покровителя Ришельё обиду.
Сначала король тоже не был в восторге от навязываемого ему фаворита. Всё та же Екатерина Глаголева отмечает:
–…трудно себе вообразить двух более непохожих людей: Людовик, вдвое старше Анри, был замкнутый ипохондрик, выглядевший старше своих лет из-за подорванного здоровья, близорукий заика, уже смирившийся с тем, что никогда не будет счастлив; Сен-Мар – юноша на пороге жизни, который намеревался взять от неё как можно больше, красивый, дерзкий и амбициозный. Один любил то, чего терпеть не мог
Весной 1639 года Людовик снова отправился в Пикардию, в Абвиль. Оказавшись вдали от своей фаворитки, он, наконец, обратил внимание на Сен-Мара, сопровождавшего его в силу своих придворных обязанностей. Какое-то время Людовик даже принимал участие вместе с молодым человеком в дружеских пирушках с танцами и здравицами, но быстро устал и вернулся к своей меланхолии… Тем не менее, дело было уже сделано: он проникся симпатией к Сен-Мару.
Людовик теперь не расставался с маркизом и называл «дорогим другом». Летом, сопровождая его в Лион, Дофине и Савойю, Сен-Мар, следуя указаниям Ришельё, нашёптывал королю на ухо, что тому пора избавиться от Марии де Отфор. Но вскоре Анри показал своё истинное лицо. Когда при раздаче бенефициев кардинал отдал аббату д’Эффиа, младшему брату маркиза, какое-то незначительное аббатство, Сен-Мар нажаловался королю, который разгневался и потребовал для «маленького кардинала» лучшее из аббатств. Ришельё был вынужден подчиниться.
Затем Сен-Мар решил, что должность первого конюшего, которой довольствовались Баррада и Сен-Симон, ниже его достоинства, и пожелал стать главным конюшим. Людовик упросил герцога де Бельгарда подать в отставку и выкупил его должность. 15 ноября Анри принёс присягу королю в новом качестве, и с тех пор его стали называть «господин Главный».
После возвращения короля в Сен-Жермен Мария де Отфор и не думала скрывать, что на дух не переносит Сен-Мара, «прихвостня кардинала». Кроме того, ситуация осложнялась тем, что молодой маркиз был влюблён в её подругу мадемуазель де Шемеро, которую называли при дворе «прекрасной нищенкой», и даже имел «серьёзные намерения». Нелестные высказывания фаворитки о «дорогом друге» были услужливо переданы королю его камердинером Лашене. 8 ноября в Сен-Жермене король объявил Марии де Отфор, что не желает её больше видеть при дворе.
–Почему? – спросила она.
–Я знаю, что Вы клеветали на Сен-Мара, поэтому в будущем будьте осторожны со словами – берегите себя…
Узнав об этом, Ришельё приказал Шавиньи передать «Склонности», что её отъезд состоится завтра без прощальной аудиенции. Однако Людовик в тайном послании велел Марии де Отфор не уезжать, не поговорив с ним. Тогда Ришельё сказал королю, что его фаворитка состоит в переписке с Гастоном и что она не менее опасна, чем герцогиня де Шеврёз.
Возмущённая бесцеремонным обращением с ней кардинала, Мария де Отфор побежала к королеве. Анна рыдала, заключив подругу в объятия, однако отказалась вмешиваться и предложила выдать её замуж за графа де Жевре, капитана королевской гвардии. Девушка согласилась, но Людовик, узнав об этом, выразил своё возмущение отцу де Жевре и жених отказался от руки девушки. Как только король вернулся в Сен-Жермен, она на следующее утро появилась у дверей королевских апартаментов, но часовые немедленно скрестили перед ней алебарды, в то время как дежурный офицер объявил ей, что «король отдал приказ не пускать к нему мадемуазель де Отфор». Побледнев от бессильного гнева, Мария спустилась в караульню, через которую Людовик должен был обязательно пройти. Через некоторое время король действительно появился там в сопровождении Сен-Мара, но при виде девушки отступил на шаг.
–Сир, – с достоинством произнесла она, – полагаясь на Ваше королевское слово, я не подчинилась приказу, который от Вашего имени предписывал мне покинуть двор, и после Вашего опровержения не могу в это поверить, пока не получу приказ из Ваших собственных уст.
В ответ Людовик смущённо сказал, что она может оставаться при дворе ещё в течение пятнадцати дней, и что он согласился на её отъезд по государственным соображениям.
–Сир, эти пятнадцать
дней ничего не изменят. Поэтому прощайте навеки!Ничего не ответив, король поспешил удалиться. Последняя беседа с королевой ещё больше усилила смятение Марии. Анна Австрийская вынула из собственных ушей бриллиантовые серёжки и подарила их подруге со спокойным выражением лица. Однако мадемуазель де Шемеро, тоже уволенная королём, подарка не получила. Вероятно, Анне стало известно, что её фрейлина согласилась стать шпионкой Ришельё, предав, таким образом, и свою госпожу, и подругу.
Не зная об том, Мария перед отъездом написала Анне, упрекая её в неблагодарности:
–Мадам, если у такой великой королевы, как Вы, нет денег, чтобы вознаградить девушку… можно было хотя бы преподнести ей подарок, пообещать пенсию или написать письмо матери… что Вы довольны её услугами.
25 ноября Отфор и Шемеро отправились в Париж, тобы поселиться там в одном из монастырей. Но в январе последовал новый приказ: Марии выехать в Ман к своей бабушке, а её подруге – к родственникам в Пуату.
Однажды увидев в Сен-Жермене герцога де Шеврёза, Анна осведомилась у него о здоровье его жены. На что тот остроумно ответил:
–Так как Ваше Величество ответственны за её отсутствие, то теперь можете завершить его по своему усмотрению.
–Вы ошибаетесь, месье, приписывая отсутствие мадам де Шеврёз недостатку внимания к ней, ибо мы до сих пор любим герцогиню и были бы рады видеть её, – ледяным тоном произнесла королева, – тем не менее, мы посоветовали бы ей никогда не возвращаться во Францию!
Тем временем Сен-Мар тяготился не только ролью соглядатая, которую навязывал ему Ришельё, но и ролью наперсника короля, вынужденного «скучать» вместе с ним вместо того, чтобы предаваться развлечениям. Первая размолвка между Людовиком и «дорогим другом» произошла уже 26 ноября, сразу после отьезда бывшей королевской фаворитки. В тот же день король излил душу кардиналу:
–Из прилагаемого к этому письму свидетельства Вы можете убедиться, в каком состоянии находятся наши отношения после вчерашнего примирения…
К письму прилагался следующий документ: «Мы, нижеподписавшиеся, заверяем друг друга, что довольны и удовлетворены совершившимся примирением и наступившим взаимопониманием. В подтверждение чего нами и подписано настоящее свидетельство в Сен-Жермене 26 ноября 1639 года.
Людовик
Эффиа де Сен-Мар».
Ответив королю, что «невозможно быть юным и притом благоразумным», Ришельё вызвал Сен-Мара к себе в Рюэй и устроил ему разнос. Несмотря на размолвку, Людовик ХIII проникся ещё большей любовью к фавориту, что позволило Шавиньи написать однажды Мазарини:
–Никогда ещё Людовик не испытывал большей страсти.
А Таллеман де Рео вспоминал, что монарх каждый вечер уводил Сен-Мара в свою спальню в семь часов, осыпая его руки поцелуями.
Тем не менее, Ги Бретон считает, что король любил Сен-Мара так же платонически, как Марию де Отфор и Луизу де Лафайет:
–Однако сторонний наблюдатель легко мог принять их за любовников. Они прогуливались вместе, держась за руки, варили конфитюры, могли вдруг, поссорившись, не разговаривать три дня. И тогда кардиналу, полагавшему, что уже навсегда избавился от этой тяжкой повинности, приходилось их мирить…
В свой черёд, Екатерина Глаголева в «Людовике ХIII» попыталась объяснить, почему король настолько привязался к юноше, годившемуся ему в сыновья:
–Окружённый «блестящим двором» из облысевших царедворцев и состарившихся фрейлин, Людовик, возможно, не желал смириться с тем, что и сам становится таким же. Ему хотелось видеть вокруг себя людей молодых, красивых и энергичных, способных передать ему часть своей жизненной силы…
–Предположение о физическом влечении, которое король мог испытывать к своему фавориту, следует сразу же отбросить, – продолжает писательница. – Да, в те времена бисексуальность была распространённым явлением: Гастон Орлеанский во время своих парижских кутежей развлекался с лицами обоего пола… Но если Людовик не позволял себе желать фавориток, то уж тем более он запретил бы себе подобные греховные мысли в отношении мужчины. Да, они с Сен-Маром иногда спали в одной постели, но опять-таки в те времена в этом не было ничего необыкновенного: даже совершенно незнакомым людям порой приходилось делить ложе на постоялом дворе… даже король, находясь в постоянных разъездах, не всегда мог располагать кроватями в достаточном количестве.