Королева не любившая розы

– Послушайте, г-н Ле Гран (т. е., Главный – так звали Сен-Мара со времени получения звания обер-шталмейстера), Вы не правы… Странно, человек, который ничего никогда не видел, хочет спорить с опытным в своём деле.

– Ваше Величество, – отвечал удивленный Сен-Мар, как бы гневаясь на то, что король не захотел принять его сторону, – на свете есть много вещей, которые с помощью рассудка и воспитания можно знать, даже не видев их.

Затем, сделав королю лёгкий поклон, Сен-Мар направился прочь и, проходя мимо Фабера, сказал:

–Благодарю Вас, господин Фабер, я не забуду того, чем Вам обязан.

Король не расслышал последних слов своего фаворита. Проводив его глазами и оставшись наедине с Фабером, он спросил:

– Что сказал вам этот ветреник?

– Ничего, Ваше Величество, – отвечал капитан.

– А мне послышалось, что он позволил себе какую-то дерзость.

– Кто же смеет говорить дерзость в присутствии Вашего Величества.., притом, я бы её не стерпел.

– А, знаете ли, Фабер, – продолжил король после некоторого молчания, – я хочу сказать Вам всё.

– Мне, Ваше Величество? – удивился капитан.

– Да, Вам, как человеку честному.., знаете ли, мне этот Ле Гран надоел… ужасно надоел!

– Ле Гран? – капитан несколько растерялся.

– Ну да, Фабер, Ле Гран мне в тягость, вот уже полгода, как он мне опротивел.

Фабер вытаращил глаза.

– Но, Ваше Величество, – сказал он после минутного молчания, – все знают, что г-н Ле Гран пользуется особенным благорасположением Вашего Величества.

– Да, – продолжал король, – да, это заключают из того, что он остаётся при мне, когда все уходят, но он остаётся совсем не для того, чтобы разговаривать со мной наедине, нет, Фабер, совсем не то – он уходит в гардеробную читать Ариосто. Мне кажется, никто не может лучше меня знать, что он значит в моём доме, не так ли? Итак, я Вам говорю, что нет на свете человека, который имел бы так мало благодарности и был так склонен к порокам, как Сен-Map. Он иногда по целым часам заставляет меня ожидать себя в карете, между тем как сам гоняется за хорошенькими Марион Делорм или Ла Шомеро. Он меня разоряет, Фабер, государственные доходы не в состоянии покрывать его издержки. Знаете ли Вы, что в настоящее время у него до трёхсот пар одних сапог?

В тот же день Фабер известил кардинала о положении, в котором Сен-Map находился при короле».

Людовик, предаваясь меланхолии, частенько позволял себе жаловаться на Ришельё, который «тиранит» его, навязывая свою волю. Однако когда тот же Сен-Мар однажды воскликнул, что королю следует прогнать своего министра, король сразу прикрикнул на него, как на собаку:

–Тубо! Экий Вы быстрый! Кардинал – величайший слуга Франции из всех, кого она когда-либо имела. Я не могу без него обойтись. И знайте, что если он когда-нибудь выступит против Вас, я даже не смогу оставить Вас при себе.

Но фаворит не внял предупреждению своего господина.

Между тем, представление трагедии «Мирам» отнюдь не сблизило, или лучше сказать, не помирило Анну Австрийскую и кардинала. Имея после двух родов уже более силы и влияния, она уговорила герцога Орлеанского попытаться предпринять что-нибудь против Ришельё. Тем более, что Людовик ХIII, вроде бы, постепенно стал прислушиваться к врагам своего первого министра. Однако их планы приводили короля в ужас:

–Он священник и кардинал, меня отлучат от Церкви!

На что Тревиль, капитан мушкетёров, возразил:

–Пусть Ваше Величество только прикажет, а я потом, если надо, пойду в Рим пешком получать отпущение грехов.

Хотя Людовик приказа не отдал, но практически перестал видеться с Ришельё, поддерживая с ним связь только через статс-секретарей Нуайе и Шавиньи. Тем временем кардинал задумался о преемнике и его выбор пал на Джулио Мазарини, который стал кардиналом 16 декабря. А 26 февраля, находясь в Валансе, Людовик ХIII сам возложил ему на голову кардинальскую шапку, присланную из Рима.

В конце 1641 года Сен-Мар увиделся при дворе с Месье и заявил ему, что король уже полтора года побуждает его к разрыву с кардиналом, а ссоры с Людовиком – всего лишь уловка, чтобы обмануть Ришельё. Гастон рассказал о заговоре Анне Австрийской, которая одобрила это благое начинание, но попросила держать в тайне её осведомлённость в этом деле. Герцог Бульонский согласился предоставить в распоряжение новых друзей крепость Седан, а герцог Орлеанский решил заключить договор с Филиппом IV, чтобы тот выставил армию в 12 тысяч пехоты и 6 тысяч конницы под его начало и дал 400 000 экю. При этом Месье добавил от имени заговорщиков:

–Единодушно заявляем, что сим не предпринимается ничего против христианнейшего короля и в ущерб его государству, ни против прав и полномочий христианнейшей царствующей королевы; напротив, всё им принадлежащее постараются сберечь.

Гастон вернулся к себе в Блуа, виконт Фонтрайль уехал в Испанию с проектом договора и письмом Месье к министру Оливаресу, а Сен-Мар тайком отправил на юг дворянина из Оверни господина де Шаванака, чтобы взбунтовать гугенотов.

Если перед отъездом из Парижа Главный был почтителен с кардиналом, пытаясь усыпить его бдительность, то теперь вёл себя с ним дерзко, даже нагло. Он решил, что Ришельё нужно убить, и его мнение разделяли офицеры королевских мушкетёров и лейб-гвардии: Тревиль, Тийаде, Ласаль и Дезэссар. 17 февраля, когда двор был в Лионе, Сен-Мар был готов перейти от слов к делу. Однако кардинал, которому полагалось, являясь к королю, оставлять охрану за дверью, неожиданно предстал перед маркизом в компании капитана своих гвардейцев.

13 марта 1642 года договор, составленный Месье, был подписан Оливаресом и Фонтрайлем, причём в тайном приложении указывалось, что опорный пункт заговорщиков – Седан, и что кроме Гастона в заговоре участвуют герцог Бульонский и Сен-Мар. Срок же исполнения договора – 1 июля 1642 года. На обратном пути Фонтрайль узнал от одного земляка, что за ним следили, и решил возвращаться другой дорогой. Через Тулузу он прибыл в Нарбонну, что привело Сен-Мара в восторг.

В середине апреля из Парижа в Нарбонну прибыл де Ту, в то время как герцог де Бофор и его брат отказались примкнуть к заговору. Узнав о договре с испанцами, де Ту попытался отговорить Сен-Мара от планов иностранного вторжения. Тем более, что заговор уже перестал быть тайной.

–Это дело, которое было всем известно так же хорошо, как то, что в Париже течёт река Сена, – в частности, заметила при случае Мария Луиза Гонзага.

–К тому же, кардинал и так сильно болен, не лучше подождать его смерти, чем брать грех на душу? – сказал другу де Ту.

Здоровье короля тоже было так слабо, что, казалось, недолго оставалось ожидать его смерти. Гастон, в этом случае, обязывался разделить регентство с Сен-Маром, поэтому бывший любимец короля был более чем спокоен и весел, что немало тревожило кардинала. Вдобавок, у последнего образовался сильный нарыв на руке, и одержимый лихорадкой и с трудом перенося боль, он объявил, что не может ехать далее. Король, чтобы не терять напрасно времени, решил отправиться в лагерь без своего министра. 9 мая он начал осаду Перпиньяна, но стал испытывать такие сильные боли в кишечнике, что даже не мог ходить и его приходилось переносить на матрасе. Тогда Людовик решил вернуться в Париж, предоставив вести осаду маршалу Шомбергу.

Отправляясь на войну, король велел жене приехать к нему в Руссильон, оставив детей в Сен-Жермене. В апреле же Анна получила новый приказ выехать в Фонтенбло, а оттуда в Лион. К тому времени она пересмотрела своё отношение к Ришельё и поняла, что кардинал – скорее, её союзник, чем враг. Этому способствовал Джулио Мазарини, который, по мнению некоторых историков, с конца 30-х годов стал любовником королевы (но большинство всё же считают, что это произошло после смерти короля). Именно он убедил Анну, что своими интригами против кардинала она помогает другим – но не себе.