Королева не любившая розы

–Расставание с моими детьми, находящимися в столь нежном возрасте, причиняет мне величайшую боль, которую я не в силах вынести, – жалобно писала королева Ришельё.

Но кардинал из-за болезни не смог ей ответить. Нервы Анны Австрийской сдали, когда она не получила ответ и на второе письмо. Поэтому, чтобы заручиться поддержкой Ришельё, испанка сообщила ему всё, что ей было известно о заговоре. Ответ пришёл – но от мужа: в письме, датированном 15 июня, Людовик ласково просил её оставаться в Сен-Жермене подле детей.

По настоянию врачей Ришельё вынужден был отправиться в Прованс и перед отъездом велел призвать к себе нотариуса и продиктовал ему своё завещание.

Кардинал остановился в Арле для отдыха. Не успел ещё он войти в комнату, как ему доложили о приезде курьера из Испании. Барон де Пюжоль, французский шпион в Мадриде, подкупил человека, приближённого к Оливаресу, и раздобыл его экземпляр договора с заговорщиками. Прочитав его, Ришельё воздел руки к небу и воскликнул:

–О, Боже, ты всё-таки сжалился надо мной и этим королевством!

После снятия копии договора кардинал попросил к себе государственного секретаря.

–Господин де Шавиньи, – сказал Ришельё, – возьмите с собой Нуайе и поезжайте с этой бумагой к Его Величеству. Найдите его, где бы он ни был. Король скажет Вам, что это вздор, но Вы настаивайте на аресте Главного. И скажите, что если депеша ложная, то всегда будет время вернуть ему свободу, а между тем, если неприятель вступит в Шампань и герцог Орлеанский овладеет Седаном, то тогда помочь беде будет труднее.

Посланцы нашли короля 12 июня в Нарбонне. В это время король разговаривал со своими придворными, между которыми находились и Сен-Map с Фонтрайлем. Догадываясь, что секретари приехали от кардинала, Людовик тотчас же попросил их к себе в кабинет. В это время Фонтрайль, бывший настороже, догадался о причине, по которой явились к королю де Шавинье и Нуайе. Видя, что разговор между ними и королём затягивается, он отвёл в сторону Сен-Мара и шёпотом сказал ему:

–Послушайте, Ле Гран, мне кажется, дела приобрели худой оборот! Не лучше ли нам бежать?

–Ба! – отвечал Сен-Map. – Какой Вы глупец, любезный Фонтрайль!

–Милостивый государь, – возразил ему Фонтрайль, – если Вам отрубят голову, Вы, по Вашему высокому росту, ещё останетесь красивым и стройным человеком, а я, по правде сказать, слишком мал и не могу так легко рисковать головой, как Вы…

С этими словами Фонтрайль поклонился и уехал.

Король, как и следовало ожидать, рассердился и отослал де Шавиньи обратно к кардиналу, говоря, что только при другом, безусловном доказательстве он может решиться посадить в тюрьму Сен-Мара и что всё это ничего более, как интриги кардинала против несчастного юноши.

Де Шавиньи возвратился к министру и через несколько дней привёз королю подлинник испанского договора. Когда секретарь вошёл, Людовик XIII разговаривал с Сен-Маром. Де Шавиньи подошёл к королю, будто явился с обыкновенным визитом, без особой надобности, но, разговаривая с королем, тихонько потянул его за полу платья, что делал тогда, когда ему надо было сообщить королю нечто особенное. Людовик тотчас повёл его в свой кабинет. Сен-Map хотел последовать за королём и де Шавиньи, но тот значительным тоном заявил ему:

–Господин Ле Гран, мне нужно кое-что сказать Его Величеству!

Сен-Map посмотрел на короля и заметил, что тот бросил на него суровый взгляд. Не зная, как поступить, Людовик вызвал к себе своего духовника отца Сирмона, который высказался за арест всех заговорщиков. Первыми были арестованы де Ту и Шаванак. Что же касается обстоятельств ареста Сен-Мара, то тут версии разнятся.

Дюма-отец, например, утверждает, что, предчувствуя свою гибель, фаворит устремился к себе, чтобы взять деньги и бежать, но не успел он войти в свою комнату, как к главным дверям дома, занимаемого двором, были поставлены солдаты. Ему едва удалось выйти через заднюю дверь в сопровождении своего камердинера Беле, который скрыл его в доме одного горожанина, дочь которого он любил. На другой день утром горожанин, выйдя из дома к обедне, услышал, что при звуке труб на перекрёстках объявляют о поиске беглеца и что тот, кто выдаст Главного, получит в награду 100 золотых экю, кто же скроет его, будет предан смерти. Подойдя к одному из глашатаев, он попросил прочитать ему приметы беглеца и сразу понял, что человек, скрывающийся в его доме, тот самый, которого разыскивают, поэтому он тут же объявил об этом и повёл за собой стражу, которая арестовала Сен-Мара. По другой же версии, фаворит вышел из города пешком в час ночи. Но, поняв, что далеко ему не уйти, утром вернулся обратно и был арестован.

Тогда же, 12 июня, Людовик приказал арестовать в Пьемонте герцога Бульонского. Но последнего предупредили и он, скатившись по крепостному валу, спрятался в стоге сена, где его обнаружили и отвезли в Лион, заключив в крепость. 13 июня король под руководством Шавиньи написал брату, предложив ему возглавить армию в Шампани, а вечером прислал ещё одно письмо, сообщив об аресте Сен-Мара. При этом Людовик всё никак не мог поверить, что его «дорогой друг» – изменник. 15 июня Нуайе сообщил Ришельё:

–Мне кажется, Вам придётся искать способ переговорить с королём, ибо ему на ум приходят странные мысли. Вчера он сказал мне, что его одолевают сомнения, уж не перепутаны ли имена. Я сказал ему всё, что только мог вообразить, но король по-прежнему в глубокой задумчивости. Королю было плохо всю ночь, около двух часов Его Величество принял лекарство, потом проспал два часа и сказал мне: какой фортель выкинул господин Главный, – и повторил это два или три раза подряд.

В тот же день Нуайе написал и Шавиньи:

–Я считаю, что чем раньше монсеньор кардинал Мазарини сможет сюда приехать, тем лучше, ибо, по правде говоря, мне сдаётся, то Его Велиеству нужно утешение, у него очень тяжело на сердце. Счастлив тот, кому Бог дарует милость искать в Нём своё утешение.

Королевский поезд продвигался водным путём – по цепочке прудов в Лангедоке, что было менее мучительно для больного. Наконец, 28 июня, его на носилках доставили в Тараскон, куда прибыл и кардинал. Свидание произошло лёжа: рядом с двумя кроватями – короля и кардинала – стояли Нуайе и Шавиньи. Ришельё применил свой безотказный приём: попросил позволения удалиться от дел. Людовик слабо возразил.

Узнав о провале заговора, Гастон 25 июня написал целых пять писем: во-первых, брату, а также Ришельё, Мазарини, Шавиньи и Нуайе, прося о помощи. Одновремено он отправил к королю своё доверенное лицо аббата де Ларивьера.

–Что до моего брата, – сказал король, – если он раскроет мне без утайки всё, что совершил, то познает мою доброту, как ему уже доводилось несколько раз в прошлом.

Узнав об этом, Гастон в длинном письме от 7 июля выложил всё, что знал, и, как обычно, сдал всех доверившихся ему людей.