Королева пламени

— Ну, давай, старина, спокойнее, — попытался утешить его Ваэлин и почесал коню нос.

Но Шрам сегодня был не в настроении, скалил зубы, тряс головой и неотрывно смотрел на сгрудившихся волков.

— Позволь мне, — сказала Дарена и прижала ладонь к лошадиной шее, закрыла глаза, сосредоточилась.

Конь тут же утихомирился, опустил голову, заморгал, довольный.

— Я показала ему стойло дома, — объяснила Дарена. — Он сейчас думает, что он там.

— Миледи, ваше мастерство растет.

— Да, немного, — согласилась она и посмотрела на ближайшего шамана, старика с выдубленным непогодой лицом, неподвижно стоявшего рядом с пятью волками. — Но я сомневаюсь, что мы сможем хоть когда-нибудь сравниться с ними. Чтобы достигнуть их мастерства, нужна целая жизнь.

Все, кроме шаманов, по очереди садились на весла, два с лишним часа черпали воду широкими лопастями. Как обычно, Лоркан принялся ныть и жаловаться, хотя ему-то грести не составляло большого труда. Лоркан вытянулся, спина стала прямее, расправились плечи. Несмотря на его ворчание, Ваэлин не сомневался: вздорный мальчишка, встреченный в Пределах, потерялся среди войны и страшного путешествия по льду, и появился мужчина. Хотя он все еще украдкой то и дело бросал взгляды на Кару и вздыхал — единственное, что осталось от прежнего Лоркана.

Чем дальше на юг, тем больше и выше делались острова. Вокруг вздымались массивные горы, увенчанные снежными шапками, со склонами, густо поросшими лесом. С этих островов выплывали каноэ, присоединялись к каравану. Конечно, были радостные возгласы, шаманы кивали друг другу, старые друзья кричали приветствия. Но в целом караван спокойно рос и умножался. Как ни удивительно, никто особо не удивлялся присутствию стольких незнакомцев. Большинство равнодушно, хотя и отчасти хмуро глядело на разномастную компанию пришлых.

— Они знали, что мы будем с вами, — сказал Ваэлин Астореку, когда пришла пора грести в очередной раз.

В плавании шаман был не особо разговорчив, все время хмурился. Видно, держать волков под контролем постоянно давалось нелегко.

— Копьястребы могут не только убивать. — Асторек кивком указал на небо, где кружилась стая огромных птиц.

Ночью они спускались на насесты, выставленные на лодках, склевывали обрезки мяса, поданные шаманом. Похоже, управляли ястребами в основном женщины.

— Они переносят записки? Но у Волчьего народа нет письменности.

— Да, у нас нет книг. Но есть вот это.

Асторек вынул из своей шубы и бросил Ваэлину оленью кость с зарубками по всей длине.

— Каждая зарубка представляет звук, — пояснил Асторек. — Соедини звуки — и получишь слово.

— И что написано на этой кости?

— «Длинный Нож — шаман тридцати волков». Когда я достиг возраста взрослости, Много Крыльев вырезала эти слова на костях и разослала по всем поселениям. Это единственный раз, когда я видел человека из моего народа хвастающимся.

Ваэлин окинул взглядом остальные стаи в каноэ — гораздо меньшие, не больше дюжины зверей.

— Наверное, тяжело управлять столь многими.

— «Управлять» — не совсем подходящее слово. Они, скажем так, принимают меня.

Ваэлин присмотрелся к стае Асторека. Все волки неотрывно глядели на хозяина, будто зачарованные, и даже не моргали.

— Кажется, они слышат отзвуки песни, которая привела тебя сюда, — заметил Ваэлин.

Асторек на мгновение поморщился, волк посмотрел на Ваэлина и зарычал. Но когда Асторек потрепал его за ухом, зверь успокоился и уставился на хозяина со щенячьим обожанием.

— Они слышат ее и в тебе, Тень Ворона. Кое-что никогда не стирается бесследно с души.

На юг гребли еще три дня, собирая по пути Волчий народ. К тому времени, как показался широкий берег континента, их было, наверное, больше сотни тысяч человек. Прибытия ожидала многочисленная толпа, на берегу виднелись поселения среди деревьев, выше и шире пиршественного зала в Волчьем доме.

— Отчего всем не жить здесь? — спросила Кара у Асторека, когда каноэ пошло к берегу. — Здесь же уютнее и теплее.

— На зиму лосиные стада откочевывают на юг, слишком далеко, чтобы ходить на охоту за ними, — ответил шаман. — За берегом расстилается мерзлая тундра. А когда замерзает море, у островов появляются моржи и киты.

Вечером устроили пир, съели остатки зимних припасов. Волчий народ собрался вокруг нескольких огромных костров, чтобы жарить мясо, делить друг с другом рога с сосновым элем и, цокая языками, рассказывать на своем непостижимом наречии про зимние приключения. Несмотря на праздничную атмосферу, Ваэлин замечал напряжение. Очень многие глядели на него с ожиданием и тревогой. У этих людей не было слова для лжи — но не было слова и для тайны. Они столетиями ходили почтить предков в расписную пещеру, знали лицо Ваэлина и его имя.

Ваэлин сел с Дареной чуть поодаль от толпы, у небольшого костерка, чтобы поужинать моржовым супом. Готовил Ваэлин: резал мясо, сдабривал травами и последней солью из запасов, принесенных из Королевства.

— Я знавал братьев, скорее отказавшихся бы от меча, но не от соли, — сказал Ваэлин и почти не преувеличил.

Орденская жизнь сделала большинство братьев специалистами по походной кухне. Все ценили толику приятного вкуса.

— А ты скучаешь по жизни в ордене? — принимая миску с варевом, спросила Дарена. — Ты ведь вырос там. Тяжело было оставить ее?

— К концу войны я потерял моих братьев и многое другое. Возвращаться стало некуда, — сказал Ваэлин и уселся рядом с Дареной.

Ели молча. Как обычно, ощущение близости любимого человека успокаивало и радовало без слов. Когда он был с ней, будто возвращалась песнь — настолько легко Ваэлин читал настроение и желания Дарены. И теперь он заметил легкое напряжение в том, как она ела, как постоянно поглядывала на него.

— Боишься за наше будущее? — спросил он.

— Как не бояться? Мир в хаосе.

— Если бы я еще верил, то непременно процитировал бы из писания о пользе надежды.

— Думаешь, королеве удастся вторжение? — спросила Дарена.

— Я верю в нее. Она выросла. Стала больше. Сильнее.

— А если у нас получится, что тогда?

— Мы вернемся в Пределы и будем тратить наше время на их защиту от жадных до золота идиотов, — ответил Ваэлин.

— Это и все твои амбиции? Просто башня и Пределы?

— Башня, Пределы и ты, — сказал он и взял ее за руку. — А еще мир, чтобы насладиться всем этим.